ли у противника пулемет имеется? Кто мешал с товаром завезти сюда «максим» или «шварцлозе», что немало продали по всему Великоречью? Да и ручники вроде «льюиса» или даже «дегтяря» у аборигенов имеются. И стоит нам из-за угла показаться, как противник щедро посыплет нас пулями. И что тогда?
Вот так и выходит ― вроде и сидим в крепком месте, и в то же время ― как в мышеловке. Вляпались, одним словом. А вот если бы суметь те трактиры поджечь… да еще ночью, например, а самим в это время укатить в ворота форта ― вот это может сработать. Ночное зрение у противника почти до нуля упадет, шум-треск-паника-пожар ― что нам за это время рывок до ворот? Особенно если их нам откроют. А чтобы открыли ― связь нужна!
Как осенило меня, в общем. Бросился обратно в комнату, схватил свой карабин, потому как негоже по дому расхаживать неготовым к бою, а затем загрохотал ботинками вниз по лестнице.
― Хозяин! Иваныч! ― крикнул я удобно пристроившемуся на полу за своей стойкой толстяку с усами, жующему огромный бутерброд.
Тот что-то невнятно промычал в ответ, подразумевая, что он меня видит и готов к приему любой информации.
― Иваныч, простынями пожертвуешь? Краска есть?
― Это зачем? ― с подозрением спросил он.
― Связь с фортом установим. Чтобы потом смыться.
Идея прекратить оборону гостиницы хозяину категорически не понравилась, в результате чего поначалу я был послан куда подальше, а в выдаче простыней мне было отказано в категоричной форме. Причем не только усатым хозяином, но и усатой домоправительницей, подползшей сзади на четвереньках в закуток, где мы спорили. На шум спора к нам закатился поручик в пограничной форме с СВД в руках, причем на деревянном цевье виднелись следы плохо затертой крови. Перехватив мой взгляд, он пояснил:
― Не моя. Сюда я с пистолем пришел. Мужика одного минут пятнадцать как снайпер свалил, вот и подобрал. Он с ней в окно высунулся, и прямо в лоб тот ему и закатал пломбу. Ты снайпера уделал?
Я кивнул, вздохнул глубоко и сказал:
― Предупреждал же его, не лезь в окна, прячься в глубине. Дурак.
Рядом снова загрохотали сдвигаемые стулья, и к нам неуклюже заполз однорукий Полухин, попутно хлопнув меня по плечу, после чего спросил:
― Чего на это раз удумал?
Я изложил свою идею о скорейшем отходе из гостиницы в форт. Все выслушали, но она и тут не нашла поддержки. Поручик же сказал, что гостиницу надо удерживать всеми силами, потому что она служит бастионом на подступах к форту. А если нам из нее отойти, то тогда за ее двухэтажным зданием образуется изрядное непростреливаемое пространство, в котором противник сможет накапливать силы для атаки на форт.
Но на мой взгляд, выход был один из такого положения, и я, хоть и с риском для жизни, огласил его вслух: гостиницу следовало оставить. Оборонять ее в отрыве от основных сил самоубийственно. И бесполезно: все равно нас отсюда вышибут. За это я был атакован Иванычем с домоправительницей, попытавшимися меня самым натуральным образом задушить. Насилу отбился. И то с помощью поручика и Полухина. Иваныч с усатой теткой отпустили мою куртку, в которую вцепились, но взгляды свидетельствовали однозначно: они имеют дело с опасным душевнобольным.
― А что делать будете, когда сюда сипаи с артиллерией подойдут? ― разозлился я. ― Против трехдюймовок пехотных стены сколько-то продержатся, они не хуже блиндажных накатов. А если из минометов ударят? Первая же мина пролетит до первого этажа через все перекрытия! Пара залпов, и тут ни одного живого не останется! Тут только от пуль защита, и все! Это не укрепление!
― Может, еще и не подойдут! ― заявил Иваныч.
― С чего это? Кто помешает? ― переспросил я со всем доступным мне ехидством в голосе.
― На марше перехватят.
― Некому перехватывать, ― вмешался поручик, вздохнув тяжко. ― Наших за пределами форта две роты всего плюс егерей рота. И все по разным местам, больше взвода ни в одном месте нет. На заставах, на задачах и в патрулях. А сипаев почти полтора полка сюда валит.
Полухин лишь кивнул в подтверждение плачевности нашего положения.
― Вот, набрали голытьбы местной в солдаты, теперь и расхлебывайте! ― крикнула домоправительница.
― Кто набрал ― дело десятое, а расхлебывать теперь нам, ― сказал ей Иваныч.
Та только плюнула в сторону и злобно засопела. Действительно, немного им радости ― лишаться процветающей гостиницы. Лично я тоже, равно как и все остальные пришлые, которым довелось послужить, всегда полагал туземные части ненадежными. Была надежда лишь на то, что гораздо лучше обученные и экипированные войска княжества сумеют пресечь любой бунт. А о том, что бунт случится тогда, когда некому будет обуздывать восставших аборигенов, думали мало или надеялись на авось. С другой стороны, собственных войск пришлых никак бы не хватило на всю огромную территорию княжества. Пришлось бы свою армию увеличивать, а кто бы тогда работал? Тоже куда ни кинь ― всюду клин. У нас и так на грязных работах и в крестьянах одни аборигены, пришлые все больше на чистых местах или в армии. Нет другого выхода: людей не хватает.
Полухин тоже сидел в глубокой задумчивости, как и поручик. Положение получалось совершенно безвыходным. Приходилось выбирать, и выбирать сейчас. Разумеется, можно дождаться подхода противника и тогда, когда уже не будет выхода, попытаться уйти. Но где гарантии, что именно тогда нам удастся проскочить? Это не нынешний хлипкий заслон с противоположной стороны площади, ведущий редкий беспокоящий огонь, а подтянутся регулярные войска… И тогда эти двести метров до ворот могут оказаться непреодолимыми. Пока стреляют винтовки, а тогда могут ударить и пушки. А о пулеметах и говорить нечего.
Где, кстати, вынырнут два пулеметных броневика, уведенных у вирацкой дружины? Не сюда ли они направятся? Пусть они и не чета нашей бронетехнике,[94] но в каждом «гладиаторе» по спарке «максимов» ― тоже могут так сыпануть, что мы здесь волком взвоем. Нам против них выступать толком нечем, разве что моей «секирой». И действительно ли их увели или дружина милостиво ими поделилась? Последнее мне кажется более вероятным.
― Что думаешь? ― спросил Полухин.
― Думаю, что нам кровь из носу надо устанавливать связь с фортом. И делать вылазку, ― решительно заявил я.
― Перегрелся?
― Нет-нет, разумно, ― поддержал меня поручик. ― Ближе к темноте. Основные силы противника могут быть здесь рано утром. Если мы к тому времени не сожжем «Барабан», то они оттуда смогут обстреливать стену форта и никому головы поднять не дадут. Это же настоящее укрепление, там бревна в два обхвата. А за заборами и в хатах так не устроишься.
– Этих жгите, не вопрос, ― поддержал поручика Иваныч, потом подумал и спросил: ― А что, не пытались разве жечь? Пусть гаубицы не дотягиваются, а из гранатометов? В форте тех же ГРК[95] целый склад! И зажигательных гранат к ним полно, что хочешь сжечь можно.
― Не получилось, ― сказал поручик.
После этого рассказал все то, что Маша успела рассказать мне про магическую защиту противника.
― Даже из ротных пятидесятимиллиметровых пытались туда мины кидать. Толку-то? Там мина как граната, а они, похоже, подготовились ― укрепили перекрытия. Хлопает что-то на чердаке у них, но никакого толку, ― закончил свою речь пограничный поручик.
― Вот оно как… ― протянул я. ― Тогда однозначно вылазку с темнотой надо сделать. И жечь дом вручную, иначе потом наплачемся. А пока… Пока прикажите серьезного огня в ту сторону не вести. Пусть чуть расслабятся ― может, мне удастся магиков выбить.
― Давайте, ― кивнул поручик. ― А мы попробуем с фортом связь установить телефонную.
― Это как? ― удивился хозяин гостиницы.
― У егерей арбалеты есть, ― неожиданно вместо поручика ответила тетка с усами. ― Пусть с болтом забросят сюда бечевку, а по ней провод протянем. И будет связь.
― Тогда все равно простыни понадобятся, ― сказал мой бывший сослуживец.
― Это зачем? ― с подозрением спросила усатая тетка, обернувшись к нему.
― Плакаты им писать, объяснять, что делать.
― Демон с вами! Грабьте, ― в сердцах махнула она рукой.
ГЛАВА 40,она же последняя, в которой герой всего лишь размышляет о превратностях судьбы
В той суете, что поднялась после того, как мы решили устроить вылазку и связаться с фортом, я не участвовал. Без меня справятся, не маленькие. Сел в номере на пол, рядом с непривычно тихой Машей, да и взялся за самое успокаивающее занятие ― чистку оружия. Разобрал свой «кольт», так удачно отстрелявшийся, и не спеша взялся за него.
― Ты уверен в том, что задумал? ― спросила Маша.
― В том, что надо идти приступом на «Барабан»? ― переспросил я. ― Уверен, конечно, иначе бы и не предлагал.
― Я не об этом… ― чуть поморщилась она. ― А о том, что все у тебя получится?
― Конечно! ― кивнул я с преувеличенной решимостью. ― У меня всегда все получается.
― Да ладно болтать, я серьезно, ― отмахнулась Маша.
― Ну а какой у нас выбор? ― спросил я. ― Выбора у нас не стало с того момента, когда мы за Пантелеем в поход пошли. Так что остается делать, что назначено, а выйдет из этого уже только то, что выйдет. И никак иначе.
― Иначе никак… ― эхом ответила Маша.