— Я старался, хозяин. — А это, судя по всему, мой недавний членистоногий знакомый.
— Старался он. А почему тогда девица без сознания?
— Переход был осуществлен с ее согласия. Если бы не согласилась, портал бы ее вообще сжег. И вообще, вы же сами знаете, проще перенести из другого мира душу. Может, надо было подождать, пока она разобьется, а уже потом…
«Ну, паразит усатый, я тебе покажу „разобьется“, дай только в себя приду», — подумалось мне.
— Душа — это хорошо, но мне нужно именно тело, живое и целое. Поэтому давай, приводи девушку в чувство и объясни ей ее задачу.
Шаркающие шаги, скрип несмазанных петель, сквозняк, стелющийся по полу, а затем тишина. Чувство, что мою голову использовали вместо наковальни, все усиливалось. Я застонала и тут же ощутила, как по лицу кто-то бежит. Маленький, перебирая шустрыми лапками.
— Очнулась? — Голос настолько заботливый, что навевает ассоциации о тапках и мухобойках.
— Да, — выдавила я из себя через силу.
— Ну, вот и хорошо! Судя по тому, что говоришь ты на местном языке, тебя при переходе еще об адаптационную сферу приложило.
Поскольку внятно ответить этой членистоногой заразе я не могла, она продолжала разглагольствовать:
— Обычно, когда порталом протаскиваешь кого-то из другого мира, сфера на него не реагирует, и приходится вешать коммуникационный амулет или накладывать заклинание транслингвы, в самом крайнем случае учить язык по старинке, зубря слова, но ты у нас, похоже, везучая… — Последнее слово он протянул так, что сомнений не оставалось, какого рода это самое «везение».
Я же попыталась принять сидячее положение. Удалось задуманное попытки с седьмой, а может, десятой, не считала специально. Таракан в это время нарезал вокруг меня круги, шевеля усами.
— Ну, давай, выкладывай мне про эту вашу сферу или что мне там знать нужно?
Шевелиться боялась, чувствуя, что одно неверное движение, и голова разлетится на мелкие осколки.
Судя по всему, тараканище дорвался до благодарного слушателя (а мне-то что — пусть болтает, я его все равно сейчас адекватно воспринимать не могла).
— В этом мире живет несколько рас, у каждой свой язык. Чтобы не заучивать их все сразу, маги придумали сферы — ими накрыты большинство городов. Проходя через такую, твой словарный запас переводится на язык, на котором принято разговаривать под этой сферой.
Я представила себе такие гигантские купола, а-ля мыльный пузырь, накрывающий территорию Франции, например. Впечатлилась.
— Кстати, они невидимы и не ощущаются при проходе, хотя в твоем случае ничего точно сказать нельзя. Они же рассчитаны на жителей этого мира.
Судя то тому, что вопросов я не задавала, таракан решил, что в моей голове в принципе легко укладывается то, что, по сути, не лезет ни в какие ворота, и продолжил:
— Но это к делу не относится. А вот то, зачем ты понадобилась моему господину, великому придворному алхимику Микелису Глиберусу… У него есть дочь, Кассандриола, Кесси. Тебе выпала честь быть на нее до неприличия похожей. Так вот, она на днях слегла. Ее прокляли — наложили заклятие, побочный эффект которого, помимо прочего, и абсолютное безмолвие. Сейчас ей уже лучше, но встать с постели она никак не может, как и говорить. А сегодня день объявления ее помолвки.
— Ну и в чем проблема, перенесли бы, — невольно вырвалось у меня.
— Проблема в том, что помолвка эта политического плана, о ней была договоренность, и именно ради этого приехало посольство.
— Ради дочери придворного алхимика? — Сомнение в моем голосе можно было черпать ложкой.
— Не ради одной, конечно, ради двух дюжин. Просто принцесс и принцев королю жаль, да и штучный товар — королевские особы. Укреплять же межрасовую дружбу надо, за счет браков в том числе. А с драконами мы сейчас начали дружить особенно рьяно — как-никак, только что война закончилась, вот и заверяет наш король в своей искренней дружбе бывших противников, как может.
От тараканьей трескотни голова разболелась еще сильнее, но я стоически терпела.
— Кесси прочили за драконьего князя рода Дирриетгинга, и сегодня — церемония объявления помолвки. Не явиться на нее — значит, не просто впасть в немилость короля, это может послужить началом конфликта.
— Ну да, уважительной причиной неявки на лекцию может быть только смерть студента, — процитировала я слова грозы нашего факультета Алоизии Эриховны, декана и жуткой стервы в одном лице.
— Точно. Поэтому сейчас я позову служанку, которая приведет тебя в надлежащий вид, и мы отправимся на церемонию. Там тебе нужно будет произнести только одно слово: «согласна», и ты, считай, свободна.
Все сказанное тараканом было хотя и абсурдным, но логичным. Да и выбирать мне особо не приходилось. Эх, знала бы я, чем все это обернется…
Садиста, придумавшего корсеты, надо было самого засунуть в это пыточное устройство и заставить совершить марш-бросок через пустыню Гоби. Чтобы это зараза умирала долго и мучительно. Служанка шнуровала меня, безбожно сжимая ребра пластинами, бюски впивались в талию, я скрежетала зубами.
— Еще немного выдохните, госпожа, — произнес голос, не отличающийся теплотой, но с должной долей почтения, — ваша талия чуть шире, надо ее еще затянуть.
«Куда еще-то? Вы сейчас мне печень выдавите в грудину вместе с желудком, один позвоночник останется», — про себя завопила я. Резкий рывок (хорошо, что я вцепилась в столбик спинки кровати — иначе бы точно упала), и служанка с чувством выполненного долга выдохнула:
— Все, теперь можно и платье надевать.
Глядя на бархат, расшитый серебряной нитью, я поняла, насколько сильно мое представление о данном предмете гардероба отличается от местных. Если знаменитое черненькое творение Коко Шанель умещалось на ладони, это произведение местных кутюрье не в каждый чемодан, полагаю, удалось бы запихнуть. А когда я его надела, то поняла, что не зря ходила в спортзал — весило оно не меньше десяти килограмм, давая столько же простору для маневра, как и плащ-палатка.
Стук в дверь и вежливое:
— Можно? — Знакомый голос, кажется, это Микелис Глиберус?
— Да, пожалуйста. — Что отвечать на подобный вопрос в этом мире, я не знала, так что выдала земной вариант.
Дверь открылась, явив мужчину. Уже в годах, с шевелюрой, в которой седина порезвилась вволю, с небольшим горбом, но уверенного в себе, с пытливым взглядом.
— Мой помощник, Фирселий, уже объяснил вам суть сегодняшнего действа и то, что от вас требуется? Как вас, к слову, зовут?
Столько вопросов и сразу. И тон — этот человек привык получать ответы.
— Да, таракашка объяснил, что нужно только дать согласие. А мое имя Наташа.
Мужчина усмехнулся в усы.
— Ответ неверный. Здесь и сейчас вы — Кассандриола Глиберус, моя дочь. Что же до «таракашки» — не называй его так, он обижается. — На этих словах алхимик хитро прищурился. — Ну да время не терпит, прием уже совсем скоро. Пройдем к порталу.
— А я думала, вы не маг, а алхимик… — не к месту уточнила я.
— Не просто алхимик, а один из сильнейших чародеев королевства. И да, держись весь прием подле меня, никуда не уходи. Если что-то спросят, постарайся отвечать как можно более размыто, а лучше вообще молчи.
Доходчивая и подробная инструкция, ничего не скажешь. Ну да делать нечего. Уцепилась за галантно подставленный локоток «отца» и пошла, как в приснопамятном «Служебном романе», от бедра.
Увидев мои потуги в дефиле, Глиберус закашлялся, словно откусил бутерброд, на котором вместо масла был намазан скипидар. Наконец, обретя возможность говорить, «папенька» выдал:
— Я понимаю, наши миры весьма различны, как и понятия об этикете, но не стоит задирать юбку до колена.
«Лучше пробороздить носом пол, наступив на подол», — мысленно закончила я речь за алхимика. Ну что тут такого? Я всего лишь приподняла передний край юбки так, чтобы не зацепить его. Ну, вышло чуток выше, и оказались видны ноги до середины икры. Так никто же, кроме «папеньки», не видит. Но, как оказалось, месье Глиберус был иного мнения.
— Приличные девушки ведут себя целомудренно, — проворчал он, назидательно подняв палец вверх, — глаза опускают долу, говорят лишь тогда, когда их о чем-то спрашивают, и юбок не задирают ни в коем разе.
— Хорошо, поняла. — Я чувствовала себя продавцом «Макдональдса», который всегда улыбчив, понятлив и все схватывает на лету, каким бы самодуром ни был клиент.
— Вот и славно. — Глиберус похлопал меня по запястью той руки, которой я за него держалась.
Больше мы не обменялись ни звуком, только ткань платья шуршала по полу. Даже таракашка перебирал лапами по паркету абсолютно бесшумно, периодически поднимая свою лобастую морду на меня и выразительно шевеля усами.
Портал больше всего напомнил мне зеркало. Большое такое, чтобы можно было без труда рассмотреть себя в полный рост, в массивной металлической раме. Только вместо отражающей поверхности — свет. Не яркий, он струился, переливался и был в каком-то постоянном, одному ему ведомом, движении.
— Это портал перехода? А почему в раме?
Фирселий оказался на редкость словоохотливым насекомым:
— Материальная рамка нужна для того, чтобы контур заклинания оставался стабилен. Без него велика вероятность того, что при переходе тебя выкинет не в том месте, где рассчитывал появиться. — Протараторив все это, таракашка серьезно, по-командирски, прибавил: — Замри и не шевелись.
Я сначала не поняла, к чему это он, а когда по моему платью, а потом и по плечу Фирселий начал проворно перебирать лапками, орать было уже поздно. Таракан, подобно покорителям Эвереста, не остановился на достигнутом и начал штурмовать мою прическу, как неприступный бастион.
Служанка постаралась на славу, укладывая мою рыжую копну в высокую прическу. Локоны образовали нагромождение завитков и волн, увеличив рост на голову, не меньше. В этом стогу Фирселий, похоже, и зарылся. Его повелительное: «Теперь можно идти», — свидетельствовало о том, что усатый чувствует себя на своем месте и не раз проделывал подобный трюк. Следующая фраза членистоногого подтвердила мои догадки: