– Могу, конечно, но сомневаюсь, что будет толк.
– Попытка не пытка, – сказала Елена. – Но чисто теоретически давайте допустим, что все они посылали свои образцы на адрес одного и того же сайта и эти образцы прошли тестирование. Вы знаете хотя бы примерно, как происходит это тестирование?
– Честно говоря, не очень.
– Предоставляешь в пробирке образец слюны, и они исследуют твою ДНК. Причем на разных сайтах предоставляют разные услуги. Например, определяют по анализу ДНК наследственную предрасположенность к некоторым заболеваниям – к болезни Альцгеймера или Паркинсона… Что-то в этом роде.
– И результаты точные?
– Сама эта наука неоднозначна и вызывает много вопросов, но сейчас это не так уж важно. Во всяком случае, я так думаю. Основное вы, возможно, и сами знаете, если читаете хоть что-то про эти ДНК-сайты. Там предоставляют информацию о предках, например, что человек на пятнадцать процентов итальянец, на двадцать два – испанец и так далее в этом роде. Могут дать еще карту миграций предков – откуда они пришли, где в какое время жили. Все это довольно приблизительно.
– Это все очень интересно, но какая тут связь с нашим делом?
– Сомневаюсь, что она есть.
– А эти тесты… – сказал Саймон. – В них можно узнать и про своих родителей, так?
– Да, и про других родственников тоже. Я полагаю, именно для этого Генри Торп и Дэмиен Горс заказывали этот тест.
– Потому что оба были приемными детьми.
– И ничего не знали про своих настоящих родителей. Это ключ. Приемные дети часто обращаются к подобным услугам, хотят отыскать своих родителей, узнать что-нибудь про братьев или сестер, да и про других кровных родственников.
Саймон потер ладонями лицо.
– Аарон Корвал тоже, возможно, что-то подобное делал. Чтобы узнать, кто его мать.
– Да. А может быть, хотел доказать, что отец ему не родной.
– Хотите сказать, Аарон тоже мог быть усыновлен?
– Вполне возможно, но я еще точно не знаю. Одна из проблем в том, что результаты тестов на этих сайтах ДНК в высшей степени сомнительны. Эти тесты проходят миллионы людей, может быть – даже десятки миллионов. Только в прошлом году к ним обратилось около двенадцати миллионов человек.
Саймон кивнул.
– Да, я знаю многих, кто посылал им свои образцы.
– Я тоже. И все же люди, которые посылают образцы своей ДНК в интернет-компанию, естественно, становятся весьма уязвимы. Так что на этих сайтах гарантируются абсолютная безопасность и конфиденциальность. И я это понимаю. Я перепробовала все свои контакты. На сайте, о котором я говорила, без ордера отказались со мной разговаривать. И пообещали оспорить любой ордер в Верховном суде.
– Но связи, которые вы обнаружили…
– …пока в лучшем случае малоубедительны. Два убийства, во всем остальном никак не связанные между собой – разные способы, разные условия, разное оружие, – мы можем лишь косвенно связать их с неким человеком из Чикаго посредством нескольких сообщений в Интернете. Для суда это будет меньше чем ничего.
Саймон попытался переварить все, что она говорила.
– Значит, вы считаете, что Аарон, ваш клиент и этот парень, Горс, – все трое как-то связаны между собой?
– Не знаю. Но это может быть.
– Двое из них были убиты, – сказал Саймон. – А третий, ваш клиент, пропал.
– Да.
– Что приводит нас к очевидному вопросу.
– Пейдж, – кивнула Елена.
– Да. И как моя дочь вписывается в вашу гипотезу?
– Я много думаю об этом, – сказала Елена.
– И?..
– Есть масса случаев, когда правоохранительные органы используют тесты ДНК, чтобы расследовать преступление. И очень может быть – сейчас ни о чем меня не спрашивайте, – что Пейдж столкнулась с каким-то преступлением.
– Каким преступлением?
– Не знаю, – пожала плечами Елена.
– А зачем она разыскивала Аарона Корвала?
– Мы не знаем, что она это делала. Нам известно лишь то, что она ездила повидаться с ним в Коннектикут.
– То есть может быть так, – кивнул Саймон, – что Аарон Корвал пытался связаться с ней первым.
– Может быть. Дело в том, что очень трудно проследить связи. Мой специалист, Лу, работает над этим. Он считает, что Генри пользовался мессенджером с кодировкой сообщений, типа «Ватсапа» или «Вайбера», поэтому он вообще не может это обнаружить. Но теперь Лу думает, что Генри мог передавать сообщения через тот сайт, который занимается родословными – у них есть свой мессенджер, – и это выглядело просто как приложение для обмена сообщениями.
Саймон недоуменно уставился на нее.
– Да я тоже тут ничего не понимаю, – отмахнувшись, сказала Елена. – Важно то, что Лу все еще ищет имена. И я заставила сотрудников прощупать прошлое Аарона Корвала – найти его свидетельство о рождении, словом, все, что угодно, – лишь бы хоть как-то разобраться во всем. И это приводит меня к одной очень серьезной мысли.
Елена замолчала и сделала глубокий вдох.
– Какой? – спросил он.
– Я нашла еще одну связь, – сказала она, и он почувствовал некую странность в ее голосе.
– Между всеми тремя?
– Нет. Между Генри Торпом и Дэмиеном Горсом.
– И что это за связь?
– Оба были усыновлены.
– Это нам известно.
– И документы оформлялись в одном и том же агентстве.
Бумс.
– Агентство называется «Надежда и вера».
– Где оно находится?
– В штате Мэн. Маленький городишко под названием Уиндхэм.
– Ничего не понимаю. Ваш клиент живет в Чикаго. Дэмиен Горс жил в Нью-Джерси. А усыновлены оба в штате Мэн?
– Да.
Саймон в изумлении помотал головой:
– И что мы делаем дальше?
– Вы оставайтесь здесь, со своей женой, – сказала она. – А я лечу в Мэн.
Глава двадцать четвертая
В последний раз Елена приземлялась в Портлендском международном аэропорту штата Мэн, когда прилетела сюда с Джоэлом. Племянница Джоэла, она же его крестница, решила устроить в расположенном в сельской местности детском лагере с каким-то индейским названием – что-то вроде «Ману», сейчас Елена уже плохо помнила – «тематическую свадьбу», и Елена ждала этого события без особого энтузиазма.
Хотя бы потому, что бывшая жена Джоэла, Марлен, шикарная, стройная и грациозная красавица, тоже собиралась приехать и Елене предстояло иметь дело с косыми взглядами родственников Джоэла, которые никак не могли понять, что нашел высокий и харизматичный красавец Джоэл, шесть футов и два дюйма ростом, в этой пухленькой, непривлекательной коротышке Елене росточком всего пять футов.
Елена и сама не совсем это понимала.
– Там будет здорово, вот увидишь, – уверял ее Джоэл.
– Там будет полный отстой.
– У нас будет уединенный домик на самом берегу, только ты и я.
– Точно?
– Хорошо, не уединенный, – признался он. – И не на берегу. И кровать двухъярусная.
– Вот это да, круто.
Даже в самых благоприятных обстоятельствах эта поездка казалась бы ей полным кошмаром. Елена терпеть не могла ни жить на природе в палатках с насекомыми, ни самой природы, она не любила стрелять из лука и плавать на каноэ, не любила вообще ничего из развлечений, предложенных в присланной «Программе свадьбы Джека и Нэнси». Было начало июня. Летние лагеря в штате Мэн во время занятий в школах сдавались для отдыха и разных мероприятий, чтобы, пока здесь нет детей, заработать немного денег.
Но к ее удивлению, праздник в общем и целом удался. В игре под названием «Цветные войны»[37] команда Елены выиграла: во время длившейся целый день битвы, целью которой был захват флага противника, ее бывшая профессия очень пригодилась. А вечером – это воспоминание до сих пор не дает ей покоя и навсегда останется у нее в сердце – Джоэл раздобыл два стакана и оставшуюся после пира бутылку вина. Он завернул стаканы с бутылкой в один огромный спальный мешок. А когда погасли огни и, как в настоящем лагере, прозвучал кем-то сыгранный на трубе сигнал отбоя, Джоэл потихоньку слез с верха двухъярусной койки, взял Елену за руку, потащил на футбольное поле и прямо под безоблачным, усыпанным звездами темно-синим небом штата Мэн занялся с ней любовью.
Почему с Джоэлом так хорошо было заниматься любовью?
Почему он всегда был способен добраться до самых потаенных глубин ее тела и ее души, к которым ни один мужчина не мог приблизиться? Она тысячу раз пыталась разобраться в этом и поняла, что секс, прекрасный секс связан с доверием и незащищенностью. Джоэлу она доверяла полностью. Перед ним она полностью раскрывалась и была абсолютно не защищена. Куда-то исчезали и здравомыслие, и колебания, и сомнения. Ей хотелось, чтобы ему было хорошо, и ему хотелось, чтобы ей было хорошо, ей хотелось, чтобы ее любили, и ему хотелось, чтобы его любили. И кроме этого – никаких других мыслей или желаний.
Такое в жизни бывает не часто. Может быть, всего один или два раза. У большинства людей – никогда.
Елена понимала: вопреки тому, что говорили ей исполненные благих намерений друзья, она больше никогда не будет иметь такого в жизни. Даже не стоит и пробовать. Она ни с кем не встречалась, и не потому, что у нее было не так много предложений, – ей было просто неинтересно начинать с кем-то новые отношения. Она не страдала, не хныкала, не жаловалась на судьбу. Елена просто знала, что с гибелью Джоэла умерла лучшая часть ее самой. Во всем мире не существовало никого, кто мог бы подарить ей испытанное с ним чувство доверия и незащищенности. Как это ни печально, но это факт, тем более что она постоянно слышала в условиях этой убогой политической конъюнктуры, что факт – вещь упрямая, ему наплевать на то, что ты чувствуешь. У нее в жизни были эти удивительные отношения, они были прекрасны, а теперь их нет.
Ее номер в отеле «Говард Джонсон» неподалеку выходил окнами даже не на одну, а на две заправочные станции и на магазин «Севен-Элевен». «Говард Джонсон» она предпочла относительно более престижным – это слово стоило бы взять в кавычки – отелям «Эмбаси Сьютс» и «Комфорт инн» чисто по ностальгическим соображениям. В детстве, когда ее семейство жило в Техасе, они, бывало, всей семьей ходили по вечерам ужинать и есть мороженое в мотель с издалека видной оранжевой крышей и башенкой с флюгером, принадлежащий сети «Говард Джонсон». Елена с отцом всегда заказывали жареные устрицы, и сейчас, когда мысли ее рассеянно блуждали, окунуться в прошлое, отведать их было бы очень приятно.