Эш обошел машину и сел за руль. По обсаженной с обеих сторон деревьями дороге они поехали обратно, глядя, как в зеркальце заднего вида уменьшаются в размерах ворота Прибежища Истины. Он свернул на шоссе и, когда им попался первый светофор, достал записку матери Адионы, развернул ее и прочитал:
НЕ УБИВАЙТЕ ЕГО. ПОЖАЛУЙСТА.
Все – печатными заглавными буквами. А внизу прописью:
Никому не показывайте эту записку, даже ей. Вы понятия не имеете, что происходит на самом деле.
– Что это? – спросила Ди Ди.
Он протянул ей записку.
– Мать Адиона незаметно подсунула перед тем, как выйти из комнаты, где я лежал.
Ди Ди прочла.
– Что она хочет этим сказать: «Вы понятия не имеете, что происходит на самом деле»? – спросил Эш.
– Не знаю, – ответила Ди Ди. – Но я рада, что ты мне доверяешь.
– Тебе больше, чем ей.
– Наверное, потому, что я стащила для тебя нож.
– Он очень пригодился, – сказал Эш. – Ты знала, что я его убью?
– Его настигло массированное возмездие. Массивное устрашение.
– Ты беспокоилась о том, как к этому отнесутся твои начальники?
– Истина всегда торжествует.
– И убийство того охранника тоже истина?
Она отвернулась к окошку.
– Он умирает. Ты это понял, да?
– Ты о ком говоришь, об Истинном?
Ди Ди улыбнулась.
– Он – это сама Истина, а Истина умереть не может. Но – да, нынешнее ее воплощение умирает.
– Его смерть имеет какое-то отношение к тому, что мне дали эту работу?
– А тебе не все равно?
Эш немного подумал.
– Да нет, не совсем.
Она откинулась на спинку сиденья, подтянула колени к груди и обхватила их руками.
– Так что скажешь про записку матери Адионы? – спросил он.
Ди Ди принялась играть длинной прядью волос, которую не заметила, когда кромсала волосы.
– Не знаю.
– Не собираешься рассказать Истинному? – спросил он. – Я имею в виду…
– Да, я поняла.
– Ну и как? Расскажешь?
Ди Ди немного подумала.
– Нет, не сейчас, – ответила она. – Сначала надо сделать работу.
Глава двадцать восьмая
Саймон вернулся в реанимационное отделение и удивился: там его поджидал детектив Айзек Фагбенл. На секунду-другую у него мелькнула надежда: может, он отыскал Пейдж? Но выражение лица Фагбенла не сулило ничего хорошего.
Надежда испарилась еще быстрей, чем появилась, сменившись чувством совершенно противоположным.
Отчаянием? Или тревогой?
– Про Пейдж ничего нового, – сказал Фагбенл.
– Тогда в чем дело?
Саймон посмотрел через плечо детектива, туда, где возле больничной койки матери сидел Сэм. Там тоже ничего нового.
Он снова взглянул на Фагбенла.
– Я насчет Лютера Ритца.
Это тот, кто стрелял в его жену.
– И что с ним?
– Его отпустили.
– Что?!
– Под залог. Его внес Рокко.
– Дело Лютера не передали в суд?
– Презумпция невиновности. Восьмая поправка[38]. Мы, знаете ли, все еще ее соблюдаем у нас в Америке.
– Так он на свободе? – выдохнул Саймон. – И вы думаете, Ингрид грозит опасность?
– В общем-то, нет. В этой больнице довольно надежная охрана.
Мимо них протиснулась медсестра, раздраженно окинув их взглядом, потому что они некоторым образом перекрывали вход. Пришлось отойти в сторону.
– Суть в том, – сказал Фагбенл, – что дело против Лютера оказалось не столь простым, как виделось на первый взгляд.
– Это как?
– Он утверждает, что вы стреляли в него первым.
– Я?
– Вы, ваша жена, в общем, кто-то из вас.
– Вы проводили анализ оставшихся на нем пороховых следов?
– Да. Он утверждает две вещи. Первая: он просто тренировался и попал в вашу жену случайно. Вторая: если вы с этим не согласны, тогда он стрелял в ответ, потому что вы стреляли в него первыми.
Саймон презрительно усмехнулся:
– Кто же в это поверит?
– Вы будете удивлены. Послушайте, я не знаю всех подробностей, но Лютер Ритц заявляет, что это была самооборона. А это может привести к очень неудобным вопросам.
– Например?
– Например – прежде всего: почему вы с Ингрид там оказались?
– Мы искали свою дочь.
– Хорошо. Значит, вы были взволнованы, встревожены, так? Отправились в наркопритон, куда часто ходила ваша дочь. Там никто не хотел говорить вам, где она. И возможно, вы еще больше стали волноваться и тревожиться. Может быть, даже впали в отчаяние, в такое отчаяние, что кто-то из вас, вы или ваша жена, выхватил пистолет…
– Вы это серьезно?
– …и выстрелил в него. Я имею в виду, в Лютера. А тот выстрелил в ответ.
Саймон скривил лицо.
– Сейчас Лютер у себя дома, залечивает серьезную рану…
– А моя жена, – Саймон почувствовал, что краснеет, – лежит сейчас в коме в десяти ярдах от нас.
– Я знаю. Но вы же понимаете, кто-то ведь в Лютера стрелял.
Фагбенл придвинулся к нему поближе. И теперь до Саймона дошло. Он понял, что происходит.
– И поскольку мы не знаем, кто в него стрелял, заявление Лютера, что он действовал в пределах самообороны, повлечет за собой естественные сомнения. Свидетели, если таковые найдутся, вашу версию происшедшего поддерживать не станут. Они будут поддерживать версию Лютера. – Фагбенл улыбнулся. – У вас ведь не было в этом наркопритоне друзей, Саймон?
– Нет, – сказал Саймон. – Конечно не было.
У лжи быстрые ноги. В Лютера стрелял Корнелиус и тем самым спас их, но Саймон ни за что его не выдаст.
– Вот и я об этом. Так что других подозреваемых нет. Следовательно, адвокат Лютера будет стоять на том, что в Лютера Ритца стреляли вы. А потом, когда все остальные разбежались кто куда, у вас было время. Вы спрятали пистолет. Если были в перчатках, выбросили. Да что угодно.
– Послушайте, детектив…
– Что?
– Вы пришли меня арестовать?
– Нет.
– Значит, все это может подождать?
– Думаю, да. Я не верю в то, что наплел Лютер. Это так, для ясности. Но мне все-таки кое-что здесь кажется странным.
– Что именно?
– Вы помните, как мы вошли в его больничную палату для опознания?
– Да.
– А Лютер, ну, короче, плохо въезжает в ситуацию, надеюсь, понимаете, о чем я. Этот глупец сразу сознался в том, что на месте преступления в него стреляли, помните?
– Да.
– То есть соображает он туговато.
– Согласен.
– И все же, когда я его спросил, зачем он это сделал, помните первое, что он сказал?
Саймон молчал.
– Он показал рукой на вас, Саймон, и сказал: «А его почему не спросите?»
Саймон вспомнил. Вспомнил, как он сразу разозлился: вот перед ним стоит этот подонок Лютер, который покушался на жизнь Ингрид. Мысль о том, что этот мерзавец способен такое совершить, привела его в бешенство.
– Он просто хватался за соломинку, детектив.
– Думаете?
– Да.
– Нет, Саймон, вряд ли у него хватило бы на это ума. Очевидно, Лютер знает кое-что, о чем еще нам не рассказал.
Саймон секунду подумал.
– Например? – спросил он.
– Это вы мне скажите, – предложил Фагбенл. – Кто стрелял в Лютера, Саймон? Кто спас вас обоих?
– Не знаю.
– Это ложь.
Саймон промолчал.
– В том-то и закавыка, друг мой, – продолжал Фагбенл. – Стоит только впустить одну ложь, пусть даже из самых лучших побуждений, на ее спине въедет целая толпа. Они всем скопом набросятся на правду и растерзают ее. Поэтому спрашиваю еще раз: кто стрелял в Лютера?
Они стояли почти вплотную, глядя глаза в глаза друг другу.
– Я уже сказал, – стиснув зубы, ответил Саймон. – Я не знаю. У вас есть ко мне еще что-нибудь?
– Думаю, нет.
– Тогда позвольте, я пойду к жене.
Фагбенл похлопал Саймона по плечу, как бы дружески, но и с некоторой угрозой.
– Будем на связи, – сказал он.
Фагбенл двинулся по коридору, и в это время у Саймона зазвонил телефон. Номер он не узнал и подумал, не перевести ли звонок на голосовую почту – слишком много в последнее время звонков с просьбами, – но региональный код был тот же, что и колледжа в Лэнфорде. Он отошел в сторонку.
– Алло!
– Мистер Грин?
– Да.
– Я получил ваше письмо и текстовое сообщение, поэтому и звоню. Это Луи ван де Бик. Преподаватель Лэнфордского колледжа.
Саймон уже почти забыл про те свои сообщения.
– Спасибо, что откликнулись.
– Нет проблем.
– Я хотел поговорить с вами о моей дочери Пейдж.
С той стороны повисла тишина.
– Вы ее помните? Пейдж Грин.
– Да, – ответил он, но голос его теперь звучал как-то глухо, словно издалека. – Конечно помню.
– Вам известно, что с ней произошло?
– Я знаю, что она бросила учебу.
– Она пропала, профессор.
– Мне очень жаль.
– Мне кажется, в колледже с ней что-то случилось. Я думаю, все началось именно там.
– Мистер Грин…
– Да?
– Если я правильно помню, ваша семья живет в Манхэттене.
– Правильно.
– Сейчас вы находитесь там?
– В городе? Да.
– В этом семестре я преподаю в Колумбийском университете.
Альма-матер Саймона.
– Может быть, – продолжал ван де Бик, – нам стоит поговорить об этом при личной встрече.
– Я могу быть там минут через двадцать.
– Мне понадобится несколько больше времени. Где кампус, знаете?
– Да.
– Перед главным зданием – статуя на ступеньках.
Главное здание называлось Мемориальной библиотекой Лоу. Бронзовая статуя перед ним, которую, как ни странно, тоже называли Альма-матер, изображала собой древнегреческую богиню мудрости Афину.
– Я знаю.
– Давайте встретимся там через час.
В вегетарианское кафе «Грин-Н-Лин» нагрянули полицейские: когда Рауль очухался от удара Елены коленом в пах, кто-то позвонил в службу 911. Рауль, который все еще держался за отбитые яйца, хотел написать заявление.
– Она дала мне прямо по яйцам! – не переставая вопил он.