Глава 10
Насте Зарубиной не везло с мужчинами. А всё потому, что она очень хотела им понравиться. Еще в детском садике она угощала мальчишек стыренными из дома конфетами, и делилась с ними своими полдниками. "Мне не жалко, а им приятно", говорила себе она, не признаваясь, что таким образом покупает дружбу и внимание.
Но коварные мальчишки, слопав Настин "Кара-кум" или "Мишку на севере", бежали к вредным и жадным Ленкам, Наташкам и Олькам. Кидали в них снежками, таскали за ними санки и дергали за косички. А Настя оставалась в стороне, и без конфет и без внимания.
Другая бы на её месте давно впала в черную меланхолию, но словно в равновесие с этой странной невезучестью жизнь наградила её неиссякаемым запасом оптимизма. Поэтому со временем конфет становилось больше, а самостоятельно съеденных полдников — все меньше.
В школе Настя на каждый классный утренник приносила целые сумки пирожков, ватрушек, розанчиков, рогаликов, хвороста, орешков со сгущенкой и других фантастически вкусных вещей. Воспитывала Настю бабушка, и шустрая девчонка быстро стала постигать кулинарное мастерство, которое по словам бабули было лучшим средством обольщения мужчин.
"Сытый мужик — добрый мужик", говорила бабуля, накладывая внучке очередную порцию вреднейшей для фигуры, но невероятно вкусной пюрешечки с котлетками. Сама бабуля при этом не поясняла, куда делся дед, и почему её кулинарные таланты тратятся исключительно на детей и внуков.
Приходил к бабушке столоваться и отец Насти, бывший муж её мамы. Он давно уже женился снова, но во время частых ссор с новой супругой ходил обедать к бывшей теще. Его интерес к дочери ограничивался вопросом "как оценки?" и нечастыми подарками раскрасок и наборов фломастеров из киоска "Роспечать". Зато бабулины разносолы он нахваливал.
Бывшего зятя бабушка жалела. "Золотой мужик", — говорила она. — "Не удержала Машка". И осуждала за глаза дочь, уверенная, что уход из семьи к двадцатилетней парикмахерше, лежит целиком на её совести. Даже сама Настя в какой-то период жизни полагала, что если бы мать лучше готовила, была бы более предупредительна и ласкова с мужем, то он бы никуда не делся.
Поэтому Настя активно постигала бабушкину науку использования борщей, котлет и выпечки для достижения личного счастья. Её мама в это время искала счастья другими способами, и присутствие при этом взрослеющей дочери сильно снижало шансы на успех.
В школе Настя училась хорошо, была активной, пела в хоре. Она охотно позволяла списывать у себя, и вокруг нее постоянно стал собираться кружок лодырей и любителей халявных вкусняшек. Настя купалась в их внимании, и можно сказать, "расцвела". Бабушкины уроки воплощались в жизнь.
То, что никто из ее "ближнего круга" не носил за ней портфель, не приглашал на дискотеки и не пытался поцеловать в укромном углу Настя словно не замечала. "Не везет", говорила себе она. "Но скоро обязательно повезет".
А когда Настя поступила в училище и переехала в общагу, она открыла для себя мир быстрого секса, и кроме домашки и пирожков в арсенале соблазнения появились более действенные средства. Настя внимательно, чуть ли не под карандаш просмотрела несколько порнофильмов. Она очень хотела нравиться мужчинам.
Но почему-то прикормленные, обласканные и удовлетворенные мужики не задерживались возле Насти. Они западали на худых, не умеющих готовить стерв, ныли у них под окнами по ночам, били друг другу физиономии ради их внимания, и совершали прочие глупости.
Настя их жалела, временами подкармливала как бродячих котов, даже трахалась с ними "по дружбе", и для поднятия их самооценки, надеясь, что они задержатся и поймут её несомненное превосходство, во всех отношениях.
Андрей понравился Насте сразу. Одинокий, сильный и недокормленный, он сразу вызвал в сердце девушки сильные чувства. Но всё случилось, как обычно. Стоило Насте положить на него глаз, как вокруг стали виться подлые хищницы, которые охмурили милого Андрюшу. Мужчина слаб, считала Настя, и служит лишь призом в извечной женской игре, которая состоит из капризов, обидок, поцелуев, задушевных разговоров, спонтанных потрахушек и множества других приемов.
Пока Насте не везло, но она ждала, когда кто-то из конкуренток сделает ошибку, и она вернет себе Андрея. Тем более что теперь у Насти был Внутренний Голос.
Он не был похож на голоса, которые звучат у маньяков в фильмах ужасов. Он вообще никак не звучал. Просто Настя стала замечать, что какая-то появившаяся вдруг в голове мысль — не её. Она просто никогда не могла бы так подумать, это на неё не похоже. А мысль, тем не менее, была.
Настя хорошо запомнила, когда первый раз почувствовала такую "постороннюю" мысль. Это случилось в тот момент, когда она взглянула на первую статую Бистии, вырубленную из древесного ствола. Ей жутко не понравилась эта глупая карикатура, она хотела возмутиться, и заставить что-то поменять, как вдруг в голове вспыхнуло: "Они будут поклоняться нам". Не "ей" и не "мне". Именно "нам". И в тот же момент горячая волна прокатилась по всему телу, от макушки, до самых пяток. "Поклоняться" — это было так приятно.
Можно конечно было подумать "нам", это Насте и статуе. Она даже успокаивала себя сначала такой идеей, а потом совсем перестала беспокоиться.
Когда её вытолкнули почти раздетую перед толпой на площади, ей самой было стыдно, а Внутренний Голос говорил: "смотри, они любят нас". И эта любовь грела, она обжигала, она была лучше секса.
Надо быть недостижимой, надо принимать почести, как должное, надо вызывать восторг — подсказывал голос. Настино сердце сладко сжималось, когда мужчины вокруг кричали её имя: "Бистия… Бистия!" Пусть оно даже было не совсем её. Это было ИХ имя.
Андрей обидел её. Предпочёл других. Лежа на алтаре она бесилась не из-за своей беспомощности, а из-за вида этих самодовольных тощих дряней. Настя не помнила своей смерти. Милосердное сознание отключилось в тот момент, когда она услышала шорох паучьих лапок. Очнулась она уже в капсуле, в слезах и в бешенстве.
Но Голос сказал, обижаются жалкие… плачут убогие. А мы вернем его… и отомстим. А может и не будем мстить, его служба будет его расплатой. И Настя даже не удивилась, что он сказал это не в игре, а наяву.
Сегодня, получив приглашение на встречу, Настя сначала как обычно натянула веселую маечку с принтом-клубничкой и джинсовые шорты, осмотрела себя в зеркало, и сама себе не понравилась.
Поэтому она вызвала такси заранее, и поехала к торговому центру. Там подобрала себе темно-вишневое коктейльное платье в пол и туфли в комплект, а еще короткую норковую шубку с капюшоном, о которой мечтала последние лет пять. Уже зная, что опаздывает она завернула в салон красоты и проторчала там не меньше часа.
Подъезжая к месту встречи, Настя отыскала в телефоне номер Симбы, и набрала его.
— Семён, я уже рядом. Выйди, пожалуйста, встреть меня.
Раньше, она бы никогда не поступила так. Отвлекать мужчину для того, с чем легко можно справиться самой? Это неправильно. Это нарушение всех бабушкиных уроков. И в то же время что-то новое внутри нашептывало "наш паладин… он должен служить нам…это не трудность, это честь для него…"
Ресторан назывался "Румпельштицхен", и я был крайне благодарен современным сервисам вызова такси, что мне не пришлось выговаривать это название водителю вслух. Забавно, как раньше пьяные вызывали себе машину по телефону, чтобы добраться до дома? Или это такой хитрый способ задержать их на всю ночь, выдоив из карманов последние копеечки.
Место было невероятно пафосным и при этом очень уютным. Как такое может сочетаться? Судите сами. Мы сидели в небольшом банкетном зале, похожем на гостиную аристократического особняка. Стулья обитые атласом с гнутыми ножками, картины в тяжелых золотых рамках, массивные люстры на потолке и статуи в нишах.
Официанты перемещались совершенно бесшумно, подливая нам вино или принося коктейли. Где-то за стеной играли скрипки, сразу напомнив мне виртуальный город в доме у Анны.
Сначала у меня было такое чувство, что я сел перекусить в музее, и в любую минуту прибежит строгая бабка-смотрительница, и выставит меня за дверь.
Но после первого глотка обжигающего виски, который я заказал слегка пижоня, первого куска тающей на языке телятины, после того, как в огромном камине первый раз щелкнули разгорающиеся поленья, я подумал что именно так и надо жить, когда у тебя дохера денег, и весь мир вокруг стремится исполнить твои капризы.
Пускай для меня эта обстановочка была "на вырост", я быстро осваивался, тем более что именно я пригласил всех сюда.
Место предложил Шило, в миру Модест Матвеевич Слонимский, предприниматель. Это вся информация, которую Марина сумела про него выудить. Шило сказал, что в этом ресторане у него скидки, связи и спецобслуживание. Я поверил, и не ошибся. Забронировать такое место за пару часов мог только волшебник, или человек с серьезными знакомствами.
Чтобы даже мысленно называть предпринимателя Слонимского "Шилом", надо было иметь очень хорошее воображение. Модест Матвеевич был одет в старомодный, но сшитый на заказ костюм тройку, курил трубку и напоминал либо юриста, либо антиквара. Но я нарочно звал его для себя только игровым именем, чтобы помнить, как этот человек в игре накинул веревку на шею своему соседу по столу, и задушил его прямо на центральной площади.
Джи Бо напротив в жизни был похож на себя игрового как две капли воды. Разноцветные дреды, глубокие морщины на преждевременно постаревшем лице, словно у умного, но лукавого орангутанга. Джи Бо несмотря на зиму был одет в пеструю гавайку и малинового цвета джинсы. Евгений Борисов был музыкантом, диджеем, дизайнером и непризнанным гением.
Он сотрудничал с МосТехом как композитор и автор сэмплов, и таким образом получил ВИП-пропуск на тест. "Сам напросился", — сказала Марина, — "Он шумный дядька, но безобидный". Но я помнил, что все "безобидные" не пережили большой резни, и ко всем живым сейчас лучше не поворачиваться спиной.