рые на самом деле совершенно иначе выглядят) до…
- Стоп-стоп! – радостно вклиниваюсь я. – А как они выглядят?
- Да никак! – сообщает Морк. – Ты хоть понимаешь, человече, что никаких эльфов, в земном мифологическом представлении, не существует?
- Ух, и нифига себе! – поражаюсь я. – А кто вместо них?
- Дети воздуха и дети огня, о которых тебе уже столько раз говорили – ты чем слушал-то?
- Говорили… Чтоб я тебе об Аптекаре так говорил, - ворчу я. – Упоминали сами названия, а больше ничего…
- И зачем тебе знать больше? Так никакого сюрприза не получится. – Морк едва сдерживает смех. – Зато когда встретитесь, я первый скажу: сюрпри-и-из!
Когда встретимся. Я и дети воздуха. Я и дети огня. А когда мы с ними встретимся?
Глава 4. «Прощай, мое лето!»
Люди не ценят тепло… Для фоморов тепло (как и речь) – изысканное удовольствие, чужеземное развлечение. Мы чувствуем: однажды эта лафа закончится. Мы еще не раз припомним блаженное солнечное прикосновение и прелесть задушевной болтовни, но никогда не сможем их вернуть…
Поэтому фоморы с таким самозабвением предаются беседам, скажем, у камина. Или на прогретой солнцем скамейке бульвара. Или на веранде открытого кафе.
- Здешних лакомств я могу съесть сколько угодно! – вздыхает Мулиартех, хищно поглядывая на принесенную официантом многоярусную вазу. Пирожные высовываются из нее со всех сторон, словно разноцветные обитатели рифа, закормленные дайверами до потери инстинкта самосохранения. – Идите ко мне, детки, идите… Сейчас я вас, мои сладкие, сейчас…
- Бабуля, перестань, а? – жалобно просит Морк. – Нехорошие воспоминания детства навеваешь. С нами, мальками, ты разговаривала точно так же.
Я прыскаю, не в силах удержаться. Да уж, не одно поколение помнит ласковый голос старой ведьмы, за которым могло последовать что угодно – восхитительный долгожданный подарок или внезапное испытание на прочность.
- А вы и ему бабушка? – рассеянно спрашивает Марк. От беспощадного июльского солнца он ослеп больше обычного, хлопает глазами, точно больной дельфин.
- Она нам всем много раз ПРАбабушка, - отсмеявшись, отвечаю я.
- Мы из одной ветви, - добавляет Морк. – У потомков других ветвей волосы другого цвета.
- А так бывает? – удивляется Марк. – Я думал, у фоморов всегда волосы серебряные.
- Волосы у нас, как чешуя у рыб, всех цветов радуги, только кожа всегда синяя. – Меня тоже разморило, я едва говорю, наслаждаясь ленью, заполняющей все мое тело.
- Нет, у фоморов Мертвого моря она все-таки зеленая, - возражает Мулиартех, целясь вилочкой в пышную кремовую розу.
- Совсем зеленая? – удивляемся мы с Морком.
- Зеленее, чем у Асгара, когда он в пустыне заболел! – Мулиартех наносит стратегический удар по розе, расчленяя цветок на две аппетитные половины.
Морк присвистывает. Мы помним, как наш великий историк, влюбленный в древние пески, вернулся в море вялый, как листик замороженного салата, и того же цвета. Бабуля лечила его целый год, никакое пребывание в бездне не помогало. Земные микроорганизмы, внедрившись в тело Асгара, ели беднягу живьем. Все им было нипочем - и чудовищное давление глубин, и «контрастный душ» - перемещение из нормальной ледяной воды* (Вода на больших глубинах имеет температуру ниже точки замерзания – прим. авт.) в струи горячее расплавленного свинца, бьющие из жерла черных курильщиков* (Горячие и теплые источники, действующие на дне океанов. Из них в океаны поступает высокоминерализованная вода температурой до 350 °C – прим. авт.). Асгар обосновался возле источника. Целыми днями лежал на матах* (Бактериальные маты, похожие на пленки плесени, концентрируются возле горячих источников – прим. авт.), вяло разгоняя хвостом мелкую живность и явно готовился отдать Лиру душу. Пришлось Мулиартех глянуть на него вечно закрытым мертвящим глазом своим, дабы извести непрошенных гостей в Асгаровом теле.
Вся семья тогда была в сомнении, не будет ли это лекарство страшнее болезни, но бабка, вдохновленная жестокими методиками доктора Хауса, настояла на своем. И оказалась права. Как и ее любимый герой, не делающий ошибок в лечении пациентов, но ни черта не смыслящий в любви и дружбе.
Выслушав историю занедужившего Асгара, Марк оживляется:
- А сразу посмотреть нельзя было? Или еще какую-нибудь магию применить? Чтоб он столько времени не мучился…
- Магия! – усмехается Мулиартех и подцепляет второе пирожное. Или третье. Кто их там считает? Разве что я. – Вы, люди, совершенно не разбираетесь в магии. Вам кажется, что она вроде вашей техники. Нажимаешь кнопку и получаешь эффект, которого ждал. Может, чуть слабее или чуть сильнее, но не противоположный. И не перпендикулярный. Потому и в фантастике вашей достаточно произнести заветное слово, как все само собой устраивается… В реальном мире волшебство действует иначе.
- Как? – Этот Марк просто кладезь вопросов, на которые парой фраз не ответишь…
- Чтобы наколдовать желаемый результат, его надо представить в уме - во всех подробностях. Понимаешь? ВО ВСЕХ. Надо осознать, из чего он состоит, результат этот. Увидеть каждую частицу на ее законном месте, каждый механизм в работе, каждое излучение в каждый момент времени. Если я, скажем, захочу наворожить себе… - бабуля повела глазами в поисках примера, - шоколадный тортик, я должна рассмотреть этот тортик по атому. И заодно увидеть, где и как произрастали какао-бобы для шоколада, пшеница, из которой делали муку, как в коровах образовывалось молоко, в курах – яйца, использованные для крема и бисквита. Так что после создания торта я впаду в летаргию и буду спать неделю. Ну, дня три по крайней мере. А есть мое шоколадное чудо придется кому-нибудь другому. И я этому другому не завидую!
- Почему?
- Потому что он собственной магией будет поддерживать тортик в съедобном состоянии – и пока ест, и все остальное время, пока тортик у него в желудке переваривается… А если ему, обжоре, не наплевать на экологию окружающего мира, придется проследить за собственными какашками, чтобы они не превратились в биологическое оружие. Все, сотворенное магией, навек становится детищем своего создателя. Поэтому мы стараемся не пользоваться волшебством – оно ужасно обременительно.
- Выходит, вам теперь и Асгара поддерживать приходится? – переспрашивает Марк.
- Слава бездне, нет. Там надо было не создать, а убить. Тут много сил не надо. Я, конечно, почти разложила бедного мальчугана на элементы, а потом кошмарно долго собирала обратно, чтоб ничего не перепутать, но выздоровел он сам. Моя порода, змеиная кровь. А я просто удалила какую-то земную дрянь, которая аж светилась от жадности и прожорливости. Как только эта пакость оставила ребенка в покое, он пошел на поправку.
- Тогда почему все так боялись применить ваше… орудие?
- Потому что глаз Балора убивает все, на что смотрит. И надо очень хорошо понимать, кого убиваешь. Или ЧАСТЬ кого. Откровенно говоря, можно было угробить целый орган, в котором зараза гнездилась. Хорошо, что я не первый век на свете живу и умею обращаться со своим, гм, орудием.
- А когда на меня своим глазиком глянули, вы кого убить хотели? – ой, какой неловкий вопросик, какой неловкий…
- Вот это вот! – Мулиартех машет у него перед лицом перепончатой лапой. – То, что у тебя вокруг тела колышется! Подарочек твоего Аптекаря!
Тут уж мы все подобрались. Подробностей захотели.
- Ты почему такой способный? – разглагольствует бабка, очищая уже второе блюдо в вазе. – Потому что этот акулий потрох вынул у тебя глаза и повернул их другой стороной. Внутрь мозга повернул. Ты мир вокруг себя не глазами видишь, зрение у тебя в другую сторону обращено. Но ты прямо жаждал выглянуть наружу. И взамен увечных глаз у тебя возникла… э-э-э… новая сигнальная система. Она дает картину внешнего мира, хотя и глючит сильно. Поэтому ты не реагируешь на наш фоморский маскарад, зато обычные лица для тебя невидимы. И еще она делает тебя уязвимым. Если по этому приспособлению как следует вмазать, ты теряешь сознание. Что-то вроде короткого замыкания в мозгу.
- А это нельзя вылечить? – тихо, почти шепотом спрашивает Марк.
- Можно, отчего ж нельзя… - жалостливо кивает Мулиартех. – Только сначала придется узнать, кто такой Аптекарь, что он может… что УЖЕ смог проделать – с тобой и с другими. Мы вернем твои глаза, парень. Как только вылечим вселенную от чертова колдуна. Ты не думай, мы хитрецы, но не шантажисты. Если б я умела, я бы тебе мигом зрение в нужную сторону оборотила. Вот только не знаю, остался бы ты художником или нет…
- Это я понимаю, – твердо говорит Марк. Откуда у него такая вера? Лично я бы засомневалась в бабкиных словах, уж больно непростая она старуха. – Многие из нас вместе с болезнью и талант утрачивают. Мне так не надо.
- Главное, ты сам знаешь, КАК тебе надо, - убедительно произносит Мулиартех. – Вот доктор Хаус, например…
- Ой, не надо про Хауса! – Я умоляюще складываю руки. – Он, конечно, мужчина видный, но ты лучше ему это скажи, не нам!
- Знала бы, где он есть, сегодня бы и сказала! – ворчит бабка. – Заявилась бы в теле глисты Кади и утащила моего красавчика в постель.
- Хотите, я вам адрес Хью Лори найду? – воодушевляется Морк. Он, кажется, у нас хакер.
- Ну зачем мне актер? – отмахивается Мулиартех. – Я достаточно старая, опытная клюшка, чтоб разницу между актером и ролью понимать. Лори – душка, но не Хаус. Пусть живет безмятежно. Образ, дети мои, всегда лучше живого человека. В этом – вся человеческая мудрость. Умение создавать волшебство, существующее без поддержки создателя. Нам, фоморам, далеко до людского умения вселенные рождать. Мы имеем дело с тем, что есть. Потому и нуждаемся в провидцах. Иначе двери в четвертую стихию – в стихию разума – не открыть.
Мы с Морком обмениваемся голодными взглядами. Ну давай же, старая обжора, расскажи нам про будущее путешествие в иные миры!
Она меня с ума сведет, старая карга. Из этой семейки любую информацию клещами тянуть приходится. Слова в простоте не скажут, знай твердят, что ответ должен во мне созреть и сам наружу выпасть. Я им что, яйцекладущая рептилия, чтоб из меня регулярно что-то выпадало?