– Я надеюсь, она не упадет в обморок и с ней ничего не случится, – сказала Амалия, – но все же, если понадобится, вызовите извозчика, и пусть ее отвезут в гостиницу «Европейская». Вот вам еще за хлопоты.
Еще одна монета скользнула в широкую морщинистую ладонь сторожа.
– Благодарю вас, сударыня, – промолвил он, кланяясь, – а что касается мадемуазель Делорм, то не извольте тревожиться. Я прослежу, чтобы с ней ничего не случилось.
Последний раз обернувшись на фигурку в коричневом платье, которая сгорбилась на белой мраморной скамье, Амалия зашагала к выходу.
Глава 18. Женщина в сером
Елена Кирилловна Вартман занимала несколько комнат в доме Мокроусова, расположенном на Александровской улице в центре Полтавы. Вокруг дома росло множество деревьев; тут же был разбит сад, содержавшийся в образцовом порядке.
Не удержавшись, Амалия заглянула на господскую половину и обнаружила, что в отсутствие хозяина там тоже поддерживался порядок, которому можно было позавидовать. Нигде ни пылинки, ни соринки; каждая вещь на своем месте, дверные петли не скрипят, часы везде показывают точное время.
– Наверное, нелегко справляться с таким большим домом? – спросила Амалия вслух. Порядок – точнее, его отсутствие – был ее ахиллесовой пятой. Ей нравилось, когда все разложено как надо, когда все натерто до блеска и сияет чистотой, но при этом какая-то часть ее души упорно сопротивлялась попыткам упорядочить окружающий хаос, и заканчивалось всегда тем, что старые бальные книжки, веера и чулки оказывались у нее в одном ящике комода, а зеркала прислуга забывала протереть по несколько дней.
– Это лишь вопрос дисциплины, – ответила Елена Кирилловна с легкой улыбкой. – У меня только одна кухарка и садовник, и еще по дому мне помогает мой сын. Вы хотите что-нибудь, сударыня? Чаю, например?
– Если вам не трудно, – отозвалась Амалия.
Елена Кирилловна вышла, и баронесса фон Корф осталась одна. Со стен на нее смотрели фотографии в строгих рамках: мужчина и женщина лет шестидесяти, судя по всему, родители экономки, она сама, молодая и симпатичная, под руку с усатым господином средних лет, потом она же с белокурым мальчиком, щека к щеке. Последняя фотография представляла его повзрослевшим рядом с матерью: она сидела, он стоял, положив руку ей на плечо. Кроме фотографий, Амалия заметила несколько любительских картин. На одной была нарисована мельница, и гостье показалось, что это владения князя Кочубея в Диканьке; другая изображала полтавский собор. Однако еще больше картин Амалию заинтересовали скатерти, салфеточки и чехлы, которыми в комнате была покрыта буквально каждая поверхность. Они были украшены сложной вышивкой с прорезями, бисерными мотивами и разными кисточками с бусинками, и Амалия подумала, что такая работа требует большого мастерства и наверняка занимает прорву времени.
Елена Кирилловна вернулась и сказала, что чай скоро будет. Амалия спросила, кто делал вышивку и украшал салфетки.
– Это все я, – ответила экономка.
– Да вы просто сокровище! – воскликнула гостья.
Обычно люди, услышав в свой адрес такие слова, конфузятся, но Елена Кирилловна приняла их как нечто само собой разумеющееся и ограничилась легкой полуулыбкой. Глядя на ее спокойное, замкнутое лицо, Амалия поняла, что вытянуть что-то из экономки будет нелегко.
– Должна вам признаться, – начала разговор баронесса фон Корф, присаживаясь в одно из кресел, – у меня и в мыслях не было заниматься делом Луизы Леман, тем более что оно произошло так давно. Но мадемуазель Делорм некоторым образом не оставила мне выбора. Ведь тело жертвы было обнаружено на земле, которая принадлежала моим родным, нашел его мой отец, и вы сами понимаете, что в таких условиях…
– Да, я понимаю, – кивнула Елена Кирилловна.
– Мне бы хотелось как можно скорее покончить с этой историей, – продолжала Амалия, все больше и больше входя в свою роль праздной богатой дамы, которая вынуждена смириться с тем, что ее потревожили из-за какого-то стародавнего происшествия, к которому она сама не имеет никакого отношения. – Поэтому я хотела бы расспросить вас о том, что вам известно. Ведь вы были в это время в усадьбе Мокроусова, а свидетельство такого наблюдательного человека многого стоит.
– С чего вы взяли, что я наблюдательна? – с любопытством спросила Елена Кирилловна. Она села за стол напротив Амалии и подперла рукой висок, не сводя с собеседницы пристального взгляда.
– Когда я вижу человека, который способен в одиночку вышить такие сложные мотивы, я делаю из этого вывод, что с вниманием у него все в порядке, – отозвалась Амалия.
– Не буду спорить, – отозвалась Елена Кирилловна, улыбаясь. – Но вы должны понимать, госпожа баронесса, что много лет назад я уже рассказала все, что знала, следователю, затем другому следователю, потом выступала в качестве свидетеля в суде. Поверьте, если бы я знала что-то, что указывало бы на убийцу Луизы Леман, я бы давно это сказала.
– Даже если бы этим убийцей был ваш хозяин?
Елена Кирилловна нахмурилась.
– Вы на неверном пути, сударыня, – промолвила она после паузы. – Сергей Петрович никого не убивал.
– Позволительно ли узнать, на чем основано ваше убеждение?
– Я знаю Сергея Петровича с тех пор, как мой муж поступил к нему на службу управляющим, – уже с некоторым раздражением промолвила Елена Кирилловна. – Всего получается двадцать четыре… нет, двадцать пять лет. Полагаю, за двадцать пять лет знакомства можно понять, способен человек на убийство или нет.
И хотя Амалия считала, что человеческая натура способна преподнести сюрпризы даже после столь долгого времени, она не могла отказать своей собеседнице в некоторой логике.
– А на что, по-вашему, способен Сергей Петрович? – спросила баронесса фон Корф с любопытством.
– На многое. Но ударить женщину или убить ее он не способен.
– А мне говорили, что он швырял подносы с едой на платье Луизы, если бывал недоволен.
– Я скажу вам кое-что, но попрошу не передавать это мадемуазель Делорм, – вздохнула Елена Кирилловна. – Ее мать была, к сожалению, не слишком умна и нередко раздражала Сергея Петровича. Понимаете, женщины вроде нее считают, что надо время от времени устраивать скандалы любовнику, чтобы подогреть его чувство или вытянуть из него побольше денег. Эти скандалы она обычно устраивала Сергею Петровичу дома, когда их никто не видел. При посторонних она вела себя совершенно иначе. Там мадемуазель Леман чрезвычайно ловко изображала покорную, любящую женщину. От этой двуличности Сергей Петрович терялся и порой реагировал не самым лучшим образом. Однако последнее слово всегда оставалось за Луизой, и за каждое испорченное платье она вынуждала его покупать два или три новых. Я уж не говорю обо всех украшениях, которые он передарил ей за время их совместной жизни…
– Вы хотите сказать, что Луиза Леман была бессердечной кокоткой, а Сергей Петрович, несмотря ни на что, был скорее жертвой?
Амалия была почти уверена, что экономка станет с жаром убеждать ее, что все было именно так. Однако, к ее удивлению, Елена Кирилловна покачала головой.
– К сожалению, – серьезно промолвила она, – все гораздо сложнее. Разумеется, Луиза Леман не увлеклась бы Сергеем Петровичем и не приехала бы в Россию, если бы он был нищим. Это одна сторона вопроса. Другая сторона – что она все-таки любила его и не мыслила без него своей жизни. В то же время любовь вовсе не мешала ей брать у него деньги, например. Это третья сторона. Четвертая – что, несмотря на то что она его любила, их совместную жизнь нельзя было назвать гладкой. Кто в этом больше виноват, она или он, я не знаю. Я только знаю, что, когда она погибла, он был просто раздавлен горем, и не пытайтесь меня убедить, что убийство могло быть делом его рук.
– Ну, а я знаю кое-что другое, – колюче заметила Амалия. – Что никакое горе не помешало ему бросить тело женщины, которую он любил, в овраг на чужой земле.
– Однако он казнил себя за это. Впрочем, его можно отчасти понять, потому что он испугался.
– Чего же – обвинения в убийстве?
– Не чего, а кого, – тихо поправила Елена Кирилловна. – Могущественной родни Надежды Илларионовны. Клана Кочубеев, который пошел бы на все, чтобы обелить ее. Разумеется, я не оправдываю Сергея Петровича. Когда он увез тело Луизы с места преступления, он поступил малодушно, неумно, просто ужасно. Но ведь ему же и пришлось заплатить за свое малодушие, потому что следователь очень скоро выяснил, где именно произошло убийство, и Сергей Петрович сразу же стал главным подозреваемым.
– Я вижу, вам все же многое известно, сударыня, – сказала Амалия после паузы. – Итак, вы настаиваете на том, что убийцей была Надежда Кочубей?
– Да.
– Вам Сергей Петрович так сказал?
– Он не откровенничал со мной, но все было ясно по его поведению. После убийства он не желал видеть Надежду Илларионовну, на его лице появлялось отвращение, когда в его присутствии речь заходила о ней. Как-то к нему приехал Виктор Кочубей, и я слышала из-за дверей часть их разговора. Сергей Петрович сказал: «Она убила Луизу, она сумасшедшая, просто сумасшедшая». Очевидно, в башне произошло нечто ужасное, и он понял, что Надежда Кочубей не в себе. Вы знаете, она сейчас находится в лечебнице для душевнобольных?
– Да, я слышала об этом.
– Он очень мучился в те дни. Ведь он все прекрасно понимал. Все произошло из-за него – если бы он не начал встречаться с Надеждой, ничего бы не случилось. Поверьте, он достаточно казнил себя, но люди, которые вели следствие, словно нарочно делали все, чтобы задеть его побольнее. Они рылись в его бумагах, задавали оскорбительные вопросы, говорили ужасные вещи…
– Судя по тому, что мне рассказывали, Сергей Петрович не остался в долгу.
– Он вам не нравится, – сказала Елена Кирилловна печально, – и я вас не виню, но вы должны все же отдавать себе отчет в том, что в этой истории он стал второй жертвой. Его травили, общество ополчилось против него, а он ничего не мог поделать. Надежда Илларионовна поступила очень умно, что скрылась за границей, там ей ничего не грозило. Но представители правосудия обозлились, что преступница ускользнула от них, и решили выместить свою злость на том, кто остался.