– Сильные страдания, конечно. Насилие, заточение, физическая и психологическая агрессия…
– Вы пропустили еще одно, – заметил Вильмен с загадочным видом.
– Какое?
– Убежища, в которых запирают себя жертвы, содержат в себе как часть реальности, так и часть вымысла. И в большинстве случаев этот вымысел защищает их от травмирующего события, которое они стремятся приглушить. На примере этого случая я хотел вам показать, что не нужно доверять словам пациента, необходимо искать в их тени проблеск правды. Травмирующее событие – вот ключ к разгадке. В данном случае речь идет о скорби.
– О скорби? Но здесь нет скорби… Единственный человек, который может ее испытывать, это Дамьен, но это невозможно, ведь Мелани так и не нашли… К тому же инспектор выглядит полным надежд. Тот факт, что тело его дочери не было найдено, позволяет ему верить, что есть еще шанс ее спасти, пусть и слабый… Если бы Мелани обнаружили в одном из мешков, тогда да, можно было бы предположить, что это на самом деле убежище мужчины, потерявшего свою дочь. Но это не тот случай.
– Как раз наоборот, – тихо произнес профессор. – Вся эта история – не убежище Сандрины. Эта девушка – лишь маленький винтик подлинных событий, всего один абзац текста, вновь нанесенного на палимпсест. Поскольку Мелани уже давно была найдена. И первым ее увидел отец… Поэтому я и показал вам третью веху. «In seinem Armen das Kind war tot»…
3
Мейанский лес постепенно просыпался. Солнце с трудом пробивалось сквозь широкие кроны дубов, в то время как лесной сумрак, столь подходящий для преданий Берри, простирал свой туманный покров на густой подлесок.
Патрис участвовал в раздаче кофе, а Дамьен снабжал свистками всех присутствующих. Он знал большинство из них. Друзья, соседи, жители Сент-Амана – все в той или иной степени были затронуты этой трагедией. Тщательный осмотр города результатов не дал. Его улицы, близлежащие поля, заброшенные дома, канал – ни одно из этих мест не выдало тела или следов пребывания девочки. Оставался только лес как последняя и единственная надежда.
Поисковый отряд был сформирован через два дня после исчезновения Мелани. Собралось столько добровольцев, что многим пришлось отказать, чтобы иметь возможность управлять группами.
– Сейчас мы встанем цепью, затем отойдем друг от друга на несколько метров, – объяснял Патрис тридцати мужчинам, собравшимся вокруг него. – Будем двигаться на север и подводить итоги каждый час. Лес большой, но ухоженный, прочесывая его таким образом, мы ничего не должны упустить. Если кто-то из вас что-нибудь найдет, используйте свисток, чтобы нас предупредить. Занимайте свои места, и спасибо, что пришли.
Комиссар подождал, пока цепь добровольцев растянется на достаточное расстояние, после чего дал приказ двигаться вперед. Как было условлено в процессе подготовки, Дамьен занял место с левого края, почти на опушке.
Инспектор не спал двое суток. Каждый раз, когда он закрывал глаза, он слышал, как дочь зовет его на помощь. Он ненавидел себя за то, что не был здесь, что не смог ее защитить. Он называл себя недостойным отцом, сожалел, что так долго не покупал Мелани эти красные кроссовки, которые она давно просила, что не обнимал ее чаще.
Живая цепь тронулась с места. Люди шли по лесу, в котором каждый когда-то гулял, охотился, ловил рыбу и ни на секунду не мог себе представить, что вернется сюда для поисков пропавшего ребенка. Все утро добровольцы шагали по лесным тропам, углублялись в чащу, двигаясь по неровному рельефу, словно пассажиры корабля, терпящего бедствие в волнах бурного моря. В полдень они снова объединились, чтобы наскоро перекусить бутербродами, предоставленными городской булочной, затем час спустя продолжили поиски.
День клонился к вечеру, но ни одного свистка так и не раздалось. Сердце Дамьена забилось быстрее, когда он заметил какое-то движение в кустарнике в нескольких метрах от него. Он направился к нему, но оттуда выскочил бродячий кот, встревоженный шумом его шагов, и бросился наутек. Инспектор смотрел, как кот перепрыгивает через кусты папоротника, сжав кулаки, чтобы прогнать медленно наполняющее его отчаяние.
В 18 часов 30 минут Патрис предложил всем проследовать к шоссе, пролегающему возле леса, где мэрией был организован транспорт, чтобы развезти добровольцев по домам. Каждый с сожалением положил свой свисток в картонную коробку и занял место в автобусе. В пути они еще некоторое время смотрели на мелькающий за окном Мейанский лес в надежде, что его деревья никогда не видели испуганного силуэта девочки, молясь, чтобы она укрылась где-нибудь в другом месте, потому что с этим лесом и без того было связано много ужасных преданий, чтобы добавить к ним еще одно.
Дамьен подождал, пока все разъедутся, и закурил сигарету. Он сделал долгую затяжку и выпустил дым в небо, которое становилось все более серым.
– Завтра продолжим поиски, – заверил его Патрис. – Идем, скоро дождь начнется.
– Она где-то рядом, я это чувствую.
– Дамьен, я понимаю, что… что все это тяжело, но тебе нужно поехать домой отдохнуть. Ты просто свалишься, если будешь продолжать в том же духе. И Линда в тебе нуждается.
– Она со мной больше не разговаривает, – сообщил Дамьен, раздавив свой окурок на дороге. – Линда не говорит мне это в открытую, но я знаю, что она обвиняет меня в произошедшем. Мне необязательно было ехать на это обучение. Но я все равно поехал, хотя она просила меня остаться, провести время с дочерью, встретить ее после уроков, чтобы сделать ей сюрприз.
– Ты ни в чем не виноват. Выбрось это из головы, – посоветовал Патрис, дружески хлопнув его по плечу. – Мы найдем Мелани, я в этом уверен.
– Здесь неподалеку есть пруд, – вспомнил Дамьен, повернувшись к западной части леса. – Нужно туда сходить…
– Завтра приедут кинологи из Орлеана, а с четверга к работе приступят водолазы. А мы займемся лесом и…
– Я тебе уже говорил, что мой дед воевал?
– Да, – улыбнулся Патрис, вспомнив долгие вечера, проведенные за кружкой пива, еще до того, как Дамьен женился, когда они рассказывали друг другу о своей жизни.
– Он не так часто говорил о войне. А я, мальчишка, так хотел услышать о его подвигах. Я представлял, как он бежит по полю, уворачиваясь от пуль, стреляя по немецким самолетам… Но он только повторял, что нет преданнее спутницы, чем война. Когда вы с ней встречаетесь, это на всю жизнь.
– Я этого не знал, – произнес Патрис.
– Он также мне признался, что лишь однажды по-настоящему испугался. Это было в конце войны, когда вермахт покидал страну. Он патрулировал Уазу в поисках дезертиров. Многие немцы встречались с французскими женщинами и не хотели с ними расставаться и возвращаться на родину. Подразделение деда получило приказ прочесать такой же лес, как этот, в Шантийи. Они шли несколько часов, пока не заметили красивое поместье, ранее принадлежавшее владельцу шоколадной фабрики. Теперь там никого не было, помещения были пусты. Они решили все осмотреть. Место было странным: там стояли детские кроватки, попадались комнаты, оснащенные медицинским оборудованием, учебные классы…. Но никаких обитателей. И тогда они направились к озеру, расположенному за основным зданием. И знаешь, что они там нашли?
– Нет…
– Детей. Маленькие тела плавали в воде, словно просто лежали на ней. Их было несколько десятков. Солдаты доставали их один за другим. Некоторым было года четыре, другие только недавно родились. Именно в этот момент дед испытал свой самый сильный страх. Эти невинные жертвы на его руках напугали его больше, чем война и окопы.
– Какая ужасная история, – выдохнул Патрис, направляясь к машине.
– Я хочу кое-что проверить перед отъездом.
– Что?
– Этот пруд, неподалеку. Потом я поеду отдыхать, обещаю.
Полицейская машина с трудом пробиралась по проселочной дороге, изрытой выбоинами. Этот подъездной путь из земли и камней больше напоминал неглубокий овраг, чем пригодную для проезда дорогу. Вскоре показалась темная поверхность пруда, в которой гордо отражалась луна. Первые капли дождя упали в тот момент, когда оба мужчины вышли из машины. Они включили свои фонарики и начали обходить пруд, осматривая водную гладь. Растительность в этой части леса была более густой, и им приходилось несколько раз отклоняться от маршрута, чтобы не застрять в зарослях кустарника или не увязнуть в грязи. Дубы перемешались с густо растущей ольхой, образуя компактную и гнетущую массу. Когда они прошли две трети пути, темнота окутала их еще сильнее.
– Я должен был проводить с ней больше времени…
– Дамьен, не нужно себя корить.
– «Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?»
– Что?
– Это стихотворение. Мелани должна была его рассказывать на уроке в тот день, когда пропала. Я проверял, как она его выучила, но она никак не могла запомнить последние строки. Я посоветовал ей рассказывать его снова и снова, проникнуться им, ощутить влажность леса, услышать призрачный голос Лесного царя… Я так и вижу нас обоих, сидящих на диване в гостиной с этим стихотворением на коленях. Мне кажется, что это было в последний раз, когда я ее обнимал, ведь на следующее утро я уехал в Париж. Не слегка приобнимал мимоходом, нет, а прижимал к себе, как в детстве, когда она пряталась у меня на груди при малейшем разочаровании или страхе. Я тоже выучил это стихотворение, чтобы показать ей, что это возможно, чтобы она никогда не теряла надежду. Но я должен был проводить с ней больше времени…
– Дамьен, ты замечательный отец, разве ты мог себе представить, что однажды… Дамьен?
В ту секунду, когда его лучший друг замер на месте, он все понял. Для этого ему не нужно было слышать его крики. Для этого ему не нужно было видеть, как он падает на колени. Воздух вдруг стал разреженным до такой степени, что комиссар, в свою очередь, пошатнулся. Он закрыл глаза, чтобы попытаться удержать равновесие. Когда он их снова открыл, то заметил, что естественные краски куда-то исчезли, спрятавшись в неизвестном месте, и вместо зеленого, коричневого и других многочисленных оттенков леса остался лишь светло-серый, похожий на пепел, которым кто-то старательно посыпал этот умирающий мир. Он перевел взгляд на водную гладь пруда. Там, в нескольких метрах от них, у самого берега лежало обнаженное тело Мелани, которое луна и ее неприветливый свет окрасили в белый фосфоресцирующий цвет. Ее грудь выступала из воды, одна рука была протянута в их сторону, словно девочка потратила последние силы, пытаясь покинуть пруд и подойти к ним.