шими работать в самых тяжелых условиях и, кроме того, искренне религиозными людьми, ортодоксами. Умей они глубже задумываться над пережитым, обладай более тонким умом – им пришлось бы не в пример хуже. Тяжелее всех инцидент пережил преподобный Мэннинг, но и он сумел преодолеть мрачный опыт и обрести утешение в молитве. Каждый из этих незаурядных людей сыграл в будущем региона важную роль; капитан Уиппл, например, годом позже возглавил восставшую толпу, спалившую доходное судно «Гаспи». В сем поступке можно усмотреть желание навсегда избавиться от ужасных образов, отягощавших его память, заслонив их другими яркими впечатлениями.
Вдове Джозефа Карвена был доставлен запечатанный свинцовый гроб странной конструкции, очевидно, найденный на ферме и использованный по назначению, в котором, как ей сказали, лежало тело ее мужа. Ей объяснили, что он был убит в стычке с таможенниками и ни к чему уточнять подробности. Больше никто ни словом не обмолвился о кончине Джозефа Карвена; потому-то Чарльз Вард и строил всю свою теорию о предке всего на одном смутном намеке. То был не вполне намек даже – скорее, малая зацепка: подчеркнутый дрогнувшей рукой отрывок из конфискованного послания Иедидии Орна к Карвену, частично переписанного Эзрой Уиденом. Копия сыскалась у потомков Елеазара Смита, и можно лишь гадать, отдал ее Уиден своему другу после расправы, как немой ключ к свершившимся темным делам, или, что более вероятно, письмо находилось у Смита еще до ночных событий, и он самолично сделал ту пометку, обдумав все то, что ему удалось вызнать у Эзры путем проницательных догадок и ловких выспрашиваний. А отмечены им были следующие слова: «Заклинаю же Вас – не Взывайте к Тому, кого не сумеете подчинить Воле своей. Здесь я имею в виду Того, кто сможет в свою Очередь призвать супротив Вас такие Силы, что многажды превосходят Ваши наиболее мощные колдовские Инструменты и Заклятья. Призовите Нечто Меньшее и молитесь на то, чтобы Нечто Большее не пожелало откликнуться на Ваш зов».
В свете этих строк Чарльз Вард всерьез задумался о том, каких невообразимых союзников мог в качестве крайней меры призвать поверженный колдун. Да и взаправду ли был Карвен убит тогда разгневанными жителями Провиденса?..
Тщательному уничтожению любых сведений о темном дельце из жизни и архивов города весьма способствовало высокое положение и влиятельность главных заговорщиков. Поначалу они не были столь осмотрительны: вдова, ее дочь и отец долго пребывали в неведении относительно событий той роковой ночи, пока до сведения капитана Тиллингэста, человека весьма проницательного, не дошли некоторые слухи. Они столь ужаснули его, что он настоятельно рекомендовал дочери и внучке немедленно сменить фамилию, а сам предал огню библиотеку со всеми архивами и сбил надпись со сланцевой могильной плиты зятя. Капитана Уиппла он хорошо знал – и, вероятно, сумел выведать у того куда больше правды о смерти дельца-чародея, чем многие другие любопытствующие.
С того времени запрет на упоминание имени Джозефа Карвена стал полным и безоговорочным, распространившись, по всеобщему согласию, на городские анналы и архивы «Газетт». По духу ситуация была вполне сравнима с тем забвением, коему на десятилетие было предано имя Оскара Уайльда, а по масштабу – только с судьбой нечестивого короля Рунасара из сказки лорда Дансени, короля, коего по воле оскорбленных богов не только не стало, но и никогда не было.
Миссис Тиллингэст – именно так вдову стали величать после 1772 года – продала дом в Олни-корт и переехала к отцу на Пауэрс-Лейн, где и жила до самой смерти в 1817 году. Ферма в Потаксете, куда не отваживалась более ступить ни одна живая душа, на протяжении всех этих лет стояла в запустении и вскоре совсем обветшала. К 1780 году остались лишь каменные и кирпичные стены, а к 1800 и те осыпались в ничто. Никто из жителей округи не пытался отыскать в густых зарослях на речном берегу остатки прохода в подземелье, да и в восстановлении хода событий, приведших Джозефа Карвена к бесславному концу, так никто и не преуспел.
И только крепкий старый капитан Уиппл, как говорят люди с хорошим слухом, иногда бормотал себе под нос: «Чума его забери, почто ж он смеялся, а не кричал, перед самым концом? Как будто припас напоследок какой-то трюк… Эх, уплати б мне кто полкроны – я б его чертов дом дотла спалил!»
Глава 3. Искание и воссоздание
Как уже говорилось, Чарльз Вард только в 1918 году узнал о своем тайном предке. Неудивительно, что он тотчас же проявил живейший интерес ко всему относящемуся к этой таинственной личности. Все позабытые подробности жизни Джозефа Карвена приобрели в глазах Чарльза небывалую значимость – ведь и в нем, как оказалось, текла кровь дельца-колдуна! Да и любой генеалог, преданный своему делу и наделенный пытливым умом, ни за что не пропустил бы подобное дело.
Свои первые находки он не пытался держать в тайне, и доктор Лиман потому не мог наверняка сказать, полагать ли началом безумия юноши тот самый момент, когда ему стало известно родство с Карвеном, или же соотнести его с 1919 годом. Чарльз всем делился с родителями – матери, впрочем, не доставило радости известие, что в числе ее предков имеется такой вот сомнительный субъект, – и работниками музеев и библиотек, куда постоянно ходил. Обращаясь к владельцам частных архивов с просьбой ознакомить его с документами, он не скрывал своей цели, разделяя их несколько насмешливое и скептическое отношение к авторам старых писем и дневников. Он не раз говорил, как ему хочется разобраться в том, что в действительности произошло полтора века назад на потаксетской ферме, местоположение которой он тщетно пытался вычислить, и какого рода человек скрывается за легендой, в какую молва превратила реального Джозефа Карвена.
Заполучив к изучению дневник Елеазара Смита и его архив, где нашлось письмо Иедидии Орна, Чарльз Вард вознамерился посетить Салем и узнать, как прожил Карвен свои молодые годы, с кем успел там сдружиться. Поездка выпала на пасхальные каникулы 1919 года; молодого исследователя радушно приняли в институте Эссекса, где он уже не раз бывал ранее, когда заезжал в сей преисполненный очаровательной романтики старый город с обветшалыми пуританскими фронтонами и громоздящимися плотно гамбрелями[20]. Там он узнал немало нового – например, то, что его предок родился в Салем-Виллидж, ныне Дэнверс, в семи милях от города, восемнадцатого февраля 1662 года, и что он сбежал в море в возрасте пятнадцати годов. Пропав таким образом на девять долгих лет, он возвратился в образе коренного англичанина с соответствующими речью, одеждой и манерами и поселился в самом Салеме. В то время он мало общался со своей семьей, большую часть времени проводя с любопытными книгами, купленными в Европе, и странными химическими веществами, поставлявшимися ему на кораблях из Англии, Франции и Голландии. Некоторые его поездки в деревню были предметом большого любопытства местных жителей и шепотом ассоциировались со смутными слухами о пожарах на холмах по ночам.
Единственными близкими друзьями Карвена были Эдуард Хатчинсон из Салем-Виллиджа и Саймон Орн из Салема. С этими людьми его часто видели беседующим на самые широкие темы, и их обоюдные визиты были отнюдь не редкостью. Дом Хатчинсона стоял в черте леса и не очень нравился особо чувствительным местным из-за звуков, доносившихся оттуда по ночам. Говорили, что хозяин принимает там «странных гостей», а из окон его виден такой огонь, какой не под силу породить свече или камину. Знание, которое он демонстрировал относительно давно умерших людей и давно забытых событий, считалось явно нездоровым, и он исчез примерно в то время, когда началась паническая «охота на ведьм» – более о нем никогда не слышали. В это время пропал и сам Джозеф Карвен – но вскоре стало известно о его благополучном поселении в Провиденсе.
Саймон Орн жил в Салеме до 1720 года, когда его неспособность заметно состариться стала привлекать внимание. После этого он исчез, хотя тридцать лет спустя его точный двойник и самозваный сын объявился, чтобы заявить права на его собственность. Иск был удовлетворен на основании документов, написанных рукой Саймона Орна, и Иедидия Орн продолжил жить в Салеме до 1771 года, когда письма граждан Провиденса преподобному Томасу Барнарду и другим поспособствовали его тихому удалению в неизвестные места.
Некоторые документы обо всех этих странных персонажах хранились в посещенном Вардом институте, в судейских архивах и в реестрах городской управы. По большей части были они самого обычного толка – документы на землю, купчие, к примеру, – но попадались средь них и свидетельства более провокационного характера. В протоколах судебных процессов над ведьмами Чарльз встретил несколько не подлежащих сомнению упоминаний интересующего его контекста – например, некая Хепсиба Лоусон поклялась десятого июля 1692 года на слушании дела под председательством судьи Готорна, что «сорок ведьм и Черный Человек имели обыкновение сходиться в лесу за домом Хатчинсона», а еще один свидетель заявил на заседании восьмого августа перед судьей Гэдни, что «мистер Дж. Б. (преподобный Джордж Берроуз) в ту ночь призвал Диавола, и тот отметил Знаком своим Бриджит С., Джонатана Э., Саймона О., Делиберенс В., Джозефа К., Сьюзен П., Мехитабель К. и Дебору В.». Имелся также каталог ведьмовских книг Хатчинсона, составленный после его исчезновения, и незаконченный зашифрованный манускрипт, написанный его почерком, который никто не смог прочесть. Вард заказал фотокопию данной рукописи и сразу после ее получения взялся за расшифровку. К концу августа он трудился над ней особенно упорно, почти безотрывно, и впоследствии из его слов и поступков можно заключить, что в октябре либо ноябре он наконец подобрал ключ к шифру. Но сам юноша никогда не подтверждал на словах подобный успех, если даже тот и имел место.
Но наибольший непосредственный интерес представляли материалы Орна. Варду потребовалось совсем немного времени, чтобы доказать по почерку то, что он уже считал установленным из текста письма к Карвену, а именно – что Саймон Орн и его предполагаемый сын суть одно и то же лицо. Ведь и сам Орн сообщал своему адресату о трудностях, возникших в связи с его долголетием, из-за которых он вынужден был на тридцать лет покинуть Салем и вернуться обратно под личиной собственного отпрыска, представителя нового поколения. Орн предусмотрительно уничтожил большую часть своей корреспонденции, однако граждане Салема, принявшие касательно него меры в 1771 году, нашли и сохранили несколько писем и бумаг, повергших их в удивление. Состояли те из загадочных формул и диаграмм, написанных разными почерками; все это Вард либо тщательно переписал, либо велел перефотографировать для личного пользования. В рукописных завитках одного особенно таинственного письма, которое изыскатель сличил с книгой актов в архиве мэрии, он безоговорочно узнал руку Джозефа Карвена.