Но, как и следовало ожидать, запоздалые старания не принесли раннего успеха, ибо Карвена все так же сторонились, все так же не доверяли ему. Хоть бы и того, что древний старец на вид оставался мужчиной в самом расцвете сил, хватало для разного рода подозрений, и он не мог не понимать, что растущее общественное предубеждение может в один черный день стоить ему материального достатка. Каким бы тайным целям ни служили его сложные исследования и эксперименты, они явно требовали немалых расходов. Карвен мог бы переехать куда-то еще, где никто бы не знал ни о его странной молодости, ни о темных делах, но переезд на новое место лишил бы его нажитых в Провиденсе преимуществ в торговле. Здравый смысл подсказывал дельцу поддерживать хорошие отношения с горожанами, рассеять окружавшую его атмосферу угрюмого недоброжелательства, подозрительности и страха, не навлекать косых взглядов, шепотка за спиной и желания под любым предлогом избежать его общества. Его беспокоили клерки, зарабатывавшие все меньше из-за начавшегося застоя в делах и не уходившие только потому, что никто теперь не хотел брать их на службу; он удерживал своих капитанов и матросов хитростью, привязывал к себе людей каким-либо способом: залогом, заемным письмом или, прознав что-нибудь компрометирующее, шантажом. Как отмечали не без восхищения многие современники, поистине колдовскую силу Карвен проявлял в извлечении на свет божий и использовании в сомнительных нуждах фамильных секретов! За пять лет до своей смерти он будто бы опросил лично множество умерших свидетелей – только так можно было объяснить иные деликатнейшие сведения, которые держал он, что козыри, наготове.
Примерно в это же время хитроумный ученый сыскал последний отчаянный способ восстановить свое положение в обществе. До сих пор он был совершенным отшельником, но теперь решил заключить выгодный брак, подобрав себе такую невесту, чье неоспоримое положение сделало бы невозможным презрительное отношение к нему самому. Возможно, у него были и более глубокие причины желать брака; причины столь далекие от известных сфер, что только документы, найденные через полтора столетия после смерти Карвена, заставили кого-то заподозрить их; но об этом ничего определенного теперь уж и не узнать. Естественно, Карвен сознавал, с каким ужасом и негодованием будет воспринят любой его обычный знак внимания к женщине, потому искал подходящую кандидатуру, на чьих родителей мог бы оказать соответствующее давление. То был нелегкий поиск, поскольку у Карвена были очень особые требования к красоте, достижениям и социальному обеспечению. В конце концов его поиски сузились до дома одного из лучших и старейших капитанов дальних плаваний, вдовца высокого происхождения и незапятнанного положения по имени Дьюти Тиллингэст, чья единственная дочь Элиза, казалось, была наделена всеми мыслимыми преимуществами, кроме перспектив стать богатой наследницей. Капитан Тиллингэст пребывал всецело под пятою Карвена; после напряженной встречи, состоявшейся в его доме на Пауэрс-Лейн, он был вынужден благословить сей богохульный союз.
Элизе Тиллингэст было в то время восемнадцать лет, и она воспитывалась столь достойно, сколь только позволяли стесненные обстоятельства ее отца. Она училась в школе Стивена Джексона при ратуше, и перед смертью матери от оспы в 1757 году была прилежно обучена всем искусствам и тонкостям домашней жизни. Вышивки Элизы, сделанные ею в возрасте всего девяти лет, по сей день украшают комнаты Род-Айлендского исторического общества. После смерти матери она вела хозяйство, и ей помогала только одна старая негритянка. Несомненно, споры с отцом по поводу брака с Карвеном причинили ей немало боли, однако о том никаких достоверных сведений не сохранилось, и ее помолвка с Эзрой Уиденом, вторым помощником капитана судна «Кроуфорд Пэкет Энтерпрайз», была расторгнута. Седьмого марта 1763 года в Баптистской церкви, в присутствии всех знатных персон города, состоялась свадьба Элизы Тиллингэст и Джозефа Карвена – церемонию проводил Сэмюэл Виндзор-младший. В «Газетт» по этому поводу опубликовали коротенькую заметку, но из большинства сохранившихся экземпляров того номера ее либо вырвали, либо вырезали. Единственную уцелевшую копию газеты удалось найти в архивах известного частного коллекционера, и Чарльз Вард не мог не подивиться и не позабавиться безлично-галантному изъяснительному стилю той эпохи:
«Вечером прошедшего понедельника мистер Джозеф Карвен, уважаемый житель нашего Города, Негоциант, сочетался брачными узами с Мисс Элизой Тиллингэст, Дочерью Капитана Дьюти Тиллингэста, – истинной Леди, чьи несомненные Достоинства вкупе с ангельской Красой да принесут Счастие и Согласье сему славному Союзу».
Содержание переписки Дёрфи и Арнольда, найденной Чарльзом Вардом незадолго до предположительно первого приступа душевной болезни в частной коллекции эсквайра Мелвилла Ф. Питерса с Георг-стрит, охватывающей не только интересовавший его, но даже и более ранний период, демонстрирует то великое возмущение, что всколыхнул в Провиденсе неравный брак. Однако Тиллингэсты пользовались в городе неоспоримым влиянием, и потому дом Джозефа Карвена вновь начала посещать публика, которая при иных обстоятельствах едва ли переступила бы его порог. И пусть общество не признавало Карвена по-настоящему, от чего особенно страдала его жена, все же от него уже не отворачивались, как прежде. Новобрачный удивил как свою супругу, так и всех окружающих, обращаясь с ней в высшей степени галантно и обходительно. В новом доме на Олни-Корт более не имели места никакие тревожные события, и, хотя Карвен часто отлучался на ферму в Потаксете, где его супруга так ни разу и не побывала, отныне он казался более нормальным гражданином, чем когда-либо за долгие годы своего пребывания в Провиденсе. Только один человек оставался в открытой вражде с ним – и то был молодой офицер корабля, чья помолвка с Элизой Тиллингэст была так внезапно разорвана. Эзра Уиден при свидетелях поклялся отомстить; несмотря на спокойный и в общем мягкий характер, он взялся за дело с упорством, продиктованным ненавистью, что не сулило ничего хорошего человеку, отнявшему у него невесту.
Седьмого мая 1765 года родилась единственная дочь Карвена, Энн, крещеная преподобным Джоном Грейвсом в Королевской церкви, чьими прихожанами Карвены стали через некоторое время после свадьбы – то был своего рода компромисс между традициями двух родов, конгрегационалистов и баптистов. Записей о рождении девочки, как и свидетельств регистрации брака, заключенного за два года до ее появления на свет, в городских анналах не осталось, и восстановление правды о тех событиях стоило Чарльзу Варду немалых усилий – во многом запутанности следов способствовало решение вдовы Карвена вернуться к девичьей фамилии. Свидетельство о рождении Энн попало к Варду случайно, благодаря переписке с наследниками лоялиста доктора Грейвса, после революции увезшего с собой в изгнание дубликаты всех церковных учетных книг. Вард обратился к сему источнику, так как знал, что его прапрабабушка, Энн Тиллингэст-Поттер, принадлежала к епископальной церкви.
Вскоре после рождения дочери – события, которое он, казалось, приветствовал с пылом, совершенно не вязавшимся с его обычной холодностью, – Карвен решил позировать для портрета. Его написал очень одаренный шотландец по имени Козмо Александр, в то время – житель Ньюпорта, и с тех пор известный как первый учитель Гилберта Стюарта[11]. Говорили, что портрет был написан на стене библиотеки дома в Олни-корт, но ни один из двух старых дневников, упоминавших о нем, не давал никакого намека на его окончательное расположение. В этот период сумасбродный ученый проявлял признаки необычной рассеянности и проводил как можно больше времени на своей ферме на Потаксет-роуд. Говорили, что он находился в состоянии подавленного возбуждения или ожидания, как будто готовился к некоему феноменальному явлению или находился на грани странного открытия. Химия или алхимия, по-видимому, играли большую роль в том прорыве, ибо Карвен перевез из своего дома на ферму большую часть томов по сим дисциплинам.
Его гражданский интерес не уменьшался, и он не упускал возможности помочь таким важным фигурам, как Стивен Хопкинс, Джозеф Браун и Бенджамин Уэст, в их усилиях поднять культурный тонус города, который тогда был намного ниже уровня Ньюпорта в вопросе покровительства свободным искусствам. Карвен помог Дэниелу Джинксу основать книжный магазин в 1763 году и с тех пор был его лучшим покупателем, оказывая помощь также «Провиденс Газетт», печатавшейся в районной типографии. В политике он горячо поддерживал губернатора Хопкинса против эдвардианской партии, чьи главные силы заседали в Ньюпорте, и его одухотворенные речи в пользу сохранения целостности Провиденса как города, против сепарации северных его районов в отдельное поселение, сделали больше, чем какое-либо иное деяние, чтобы ослабить предубеждение против него. Но Эзра Уиден, внимательно наблюдавший за Карвеном, божился, что все благие дела – не более чем прикрытие для чего-то по-настоящему скверного, пахнущего адской серой. Мстительный молодой человек принялся систематически собирать сведения о своем противнике в порту и проводил часы на верфи с плоскодонкой наготове, готовый преследовать утлую лодку, время от времени покидавшую складские причалы и сплавлявшуюся вниз по заливу. Вдобавок Уиден пристально следил за фермой в Потаксете; однажды он подобрался к ней явно ближе положенного, и в ответ слуги-индейцы спустили на него собак. Само собой, такого рода неудача лишь укрепила в Уидене злость на Карвена.
В 1766 году произошла окончательная перемена в Джозефе Карвене – нежданная и привлекшая всеобщее внимание. Сбросив, точно так, как бабочка избавляется от кокона, пелену ожидания и нетерпенья, Карвен явил любопытствующему миру восторг от свершенного триумфа. Он, казалось, с трудом удерживался от того, чтобы во всеуслышанье объявить о том, что нашел, узнал или сделал; но, по-видимому, потребность в тайне была куда важнее желания разделить радость с кем-то, и потому никаких объяснений от Карвена так и не последовало. Именно после той перемены, пришедшей в начале июля, зловещий ученый начал изумлять людей познаниями, которые, казалось, могли передать только их давно умершие предки.