– Г. М. еще ничего не сказал. И это единственное, что очевидно.
– Тьфу! – пробормотала она, задумавшись. – И все же Миддлтон ни словом ни о чем не обмолвился. Теперь я задаюсь вопросом – почему?
– Наверное, не хотел вас тревожить, пока не стихнет стрельба.
– Может быть. Стрельба, говоришь? Теперь ты согласишься, что в одном я была права? Я утверждала, что именно Фламан прикончил того бедолагу в Марселе, и наш доктор это подтверждает. И вот еще что очень странно. По твоим словам, наш обходительный хозяин произвел сенсацию своим объявлением, что в некоем государстве смерть от удара единорога в голову всегда почиталась уделом предателя. Что ж, я полагаю, что могу указать на еще одну связь.
– Теперь успокойся и сохраняй хладнокровие. Приведи свои доказательства в порядок. Так, значит, Эльза едва не лишилась чувств при виде книги Бальзака?
– Ну, не совсем так. Все обстояло несколько иначе. Миддлтон вошел очень бодро, поздоровался с нами, взял мыло и полотенце из багажа Эльзы и отправился искать ванную. Я встала, чтобы уйти. Тем временем Эльза, бродившая по комнате, наткнулась на доказательство того, что наш друг д’Андрие – самый предусмотрительный и любезный хозяин, когда-либо готовившийся развлекать незнакомцев с самолета, который вот-вот постигнет авария. На прикроватных столиках лежали книжки, призванные развлечь тех, от кого бежит сон.
– Книжки?
– Да. Они, должно быть, есть в каждой комнате. По крайней мере, когда я заглянула в свою спальню, желая посмотреть, не упустила ли что-то из виду, книжки там обнаружились. А тебе что, ни одной не досталось?
Я взял с каминной полки лампу с белым плафоном и направился к изголовью кровати. В самом деле, вот они, на столике с мраморной столешницей. То ли случайно, то ли в насмешку мне достались «Остров пингвинов» Анатоля Франса и «Арсен Люпен – благородный грабитель» Мориса Леблана. Эвелин посмотрела на них с неуверенной улыбкой.
– Похоже, д’Андрие получал от этого удовольствие, – предположила она и поежилась. – Он изрядно расстарался, желая угодить Фламану. Кен, мне все это не нравится. Здесь жутко и душно, и здесь что-то не так. Как уже сказала, у Эльзы был экземпляр «Озорных рассказов» Бальзака, а также французское издание «Робинзона Крузо». Эльза пролистнула пару страниц «Крузо», а затем взяла «Озорные рассказы» и принялась разглядывать иллюстрации, несколько фривольные. И вдруг она вскрикнула, напугав меня до полусмерти. Брр! Книга упала на пол, а Эльза осела на кровать, бледная, как мрамор этой каминной полки. Когда я попыталась выяснить, в чем дело, она только что-то пробормотала, но что – я разобрать не сумела. Я взяла книгу, однако не обнаружила ничего подозрительного. Ничего вложенного между страниц, написанного на полях. Я и представить себе не могла, что она так испугается из-за иллюстраций. Она отобрала у меня книгу и сказала, что ей нужно побыть одной. Это все, что я знаю. Мне было ужасно жаль ее… Но что все это значит?
Мы оглядели потонувшую в зеленом зловещем полумраке комнату, как будто ответ лежал именно там.
– Даже если ты найдешь ключ к разгадке, – сказал я, – это не пойдет на пользу твоим нервам. Давай-ка спустимся…
– Нет! Подожди немного, пожалуйста! Есть еще кое-что… Вероятно, это чепуха, но может послужить нам подсказкой. Речь идет о единороге. У меня есть на этот счет кое-какие соображения. Я не очень уверена… И поэтому рассчитываю на энциклопедические познания Г. М. Возможно, это всего лишь глупая ассоциация… Что, вообще, мы знаем о единороге из легенд, геральдики или чего-либо подобного? А?
Моя попытка изложить свои мутные представления об этом не увенчалась особым успехом, но Эвелин была так отчаянно серьезна, что я старался изо всех сил. Единороги? Вы могли целыми днями скрести по сусекам памяти и находить только ничего не значащий сор. Конечно, всплывали очевидные связи. Нам сразу вспомнилась парочка единорогов с герба королей Шотландии, традиционно противопоставляемых британскому льву и вдохновивших сочинителей детского стишка. Я вызвал из забвения рассказы своих престарелых родственниц.
– Есть одно шотландское поверье, – сказал я. – Считалось, что, если использовать для питья рог единорога, яд будет тебе не страшен. Но я не понимаю, как это нам поможет. Кроме того, если верить легендам, единорог может становиться невидимым по своему желанию. Но…
Снаружи, с галереи, донесся вопль.
Дверь моей комнаты была закрыта неплотно, и мы отчетливо его услышали. Как и шум падения тяжелого тела. За этим последовал грохот, как будто что-то покатилось, встречая препятствия по пути, потом движение это словно бы замедлилось, приостановилось, а после снова раздался глухой удар, и все закончилось тяжелым сотрясением. Далее наступила тишина.
Я распахнул дверь и ринулся в направлении шума – к лестнице в противоположном конце. Галерея, насколько я мог судить, достигала в длину около семидесяти футов. Стали открываться двери, и показались люди. Если бы кто-нибудь проявил благоразумие в этот безумный момент, мы поймали бы Фламана в ловушку. В галерее было темно. Свет исходил только из двух дверных проемов впереди и от тусклого шарообразного светильника внизу.
Над входом в лестничный проем изгибалась обширная каменная арка. Здесь широкие ступени сбегали на лестничную площадку, а затем поворачивали под прямым углом, чтобы спуститься в холл. На лестнице было сумрачно, ибо скудные промежутки между резными балясинами перил почти не пропускали свет из полутемного нижнего холла. На верхней площадке лестницы стояла Эльза, опустив голову и держась обеими руками за перила. Чуть поодаль застыл Фаулер, который уставился вниз.
Однако сразу бросалось в глаза нечто у подножия лестницы в нижней зале. Мужчина в темном костюме лежал ничком, обмякший и бесформенный, как тюк с грязным бельем. Это был недавно разоблаченный Гаске. Над ним склонились Г. М. и доктор Эбер. Затем я увидел, как из нижнего зала выбежал Рамсден. Сильные руки Г. М. приподняли голову лежащего и снова уронили ее.
Доктор Эбер оторвал взгляд от жертвы. В наступившей тишине его тонкий, пронзительный голос прозвучал с ужасающей отчетливостью.
– Еще одна дыра в голове, – произнес он, – между глаз.
Глава девятаяНевидимое оружие
Фаулер повернулся к Эльзе Миддлтон. В полумраке его лицо казалось таким бледным, что сросшиеся темные брови (вкупе с резкой вертикальной морщиной на лбу) выглядели на нем перекладиной креста.
– Вам лучше этого не видеть, – резко произнес он. – Советую пройти в свою комнату.
Голова женщины склонилась на грудь, я подумал, что она вот-вот перевалится через перила, и подхватил ее. Эвелин, стоявшая прямо за мной, произнесла с удивительным хладнокровием:
– Обморок. Я позабочусь о ней.
Она оттолкнула Оуэна Миддлтона, который застыл рядом с Эльзой. Спускаясь по лестнице, я увидел позади себя Фаулера, Хейворда, д’Андрие и крепыша-мажордома Огюста. Я слышал звук их тяжелых шагов у себя за спиной. Хейворд вцепился мне в руку, и мы чуть не налетели на тело, покоящееся у последнего марша.
Теперь жертву перевернули на спину. Мужчина был мертв. Рана, которая пришлась немного выше точки между глазами, представляла собой чистое круглое отверстие в черепе. От вида ее у меня засосало под ложечкой, потому что оружие было извлечено и оставило следы. Что до выражения лица, то на нем, полагаю, запечатлелся ужас, но нас ожидал и еще один потрясающий сюрприз. Лицо, еще недавно светившееся таким умом, выглядело гротескно, потому что отчасти лишилось маскировки под Драммонда. Тонкая полоска накладных усов наполовину отклеилась от верхней губы. Это придавало что-то невыразимо печальное зрелищу распростертого тела.
За спиной моей раздавался только шум тяжелого дыхания. Мы столпились вокруг убитого, охваченные сознанием своей полной беспомощности. Эбер так и стоял на коленях у тела, рядом с Г. М. Бледный Фаулер горбился еще больше, он был явно заворожен происходящим. Миддлтон вцепился в перила, как прежде Эльза. Хейворд привалился спиной к стене, тяжело дыша и жестикулируя, будто ворчливый инвалид. Огюст окостенел в неподвижности. Посреди верхнего лестничного марша чуть покачивался неподвижный д’Андрие в ермолке и турецком халате, выделяясь на фоне резных горгулий. Он тихонько постукивал пальцами по перилам, а затем прервал всеобщее оцепенение самым неожиданным образом.
– Значит, я был не прав, – изрек наш хозяин. И его тихие шаги по дубовым ступеням отозвались эхом, когда он начал спускаться по лестнице. – Я посчитал его Фламаном, который выдает себя за Гаске.
Зарождающуюся панику пресек громкий окрик Г. М.:
– Уберите тело! И успокойтесь, слышите меня? Мы достаточно долго блуждали в потемках, ломая голову над этим делом, но он поставил в тупик нас всех. Надо действовать быстро, и вы все должны помочь… Я видел, как он упал на пол здесь, внизу. А теперь быстро, пока это не стерлось из памяти: кто видел, что произошло? Меня не интересуют те, кто ничего не видел. Пусть все молчат, кроме тех, кому есть что сказать.
Его голос опять звучал громко и весомо. Он медленно огляделся по сторонам в ожидании ответа. Фаулер прочистил горло.
– Я видел, – произнес он. Журналист был сильно взволнован, и голос его звучал хрипло. – То есть я был там. Думаю, миссис Миддлтон тоже. Но я не могу поклясться, будто понял, что именно произошло. Просто… просто дайте мне полминуты, чтобы прийти в себя, ладно?
Он провел рукой по своим жестким черным волосам, украдкой взглянул на тело, отвел взгляд и с усилием воли повернулся к Г. М.:
– Все было вот как. Отведенная ему комната, там, наверху, располагается почти напротив верхней площадки лестницы. Моя собственная спальня находится по диагонали напротив его комнаты, на другой стороне коридора, ближе к дальней части. Я стоял в дверях и ждал, когда он выйдет из своей комнаты.
– Почему? – резко бросил Г. М. Он больше никого не называл «сынком». – Зачем надо было его ждать?