– Чтобы… ну, задать ему вопросы для моей статьи, прежде чем он спустится вниз поговорить с вами и сэром Джорджем.
– Ага. И как долго вы там стояли?
– Ну… если не считать пары минут, когда все поднялись наверх в свои комнаты… около четверти часа. То есть все, кроме вас и сэра Джорджа. Вы ждали его здесь, внизу. Он, – Фаулер кивнул на тело, – он поднялся на несколько минут раньше нас, вы помните.
– Хорошо! – мрачно проговорил Г. М. – Значит, все это время вы наблюдали за тем, что происходило там, наверху, в галерее? Стоя у широко открытой двери?
– Господи, нет! Она оставалась приоткрытой всего на дюйм или около того. Этого было достаточно, чтобы видеть его дверь. – Лицо Фаулера напряглось от опасения, что его обвинят в подглядывании. – Я не шпионил, вы должны понять. Просто не хотел его пропустить.
– Понятно. Продолжайте.
– Около пяти минут назад все лампочки в светильнике с круглым плафоном погасли. Свет оставался лишь в комнатах… Во всяком случае в моей было светло… потому что там горят только масляные лампы. Но в шар вкручены электрические лампочки…
Раздался холодный голос д’Андрие:
– Вы не были наверху, сэр Генри? Я не потрудился провести электричество повсюду. На втором этаже оно есть только в галерее, в ванной и трех комнатах, в которых я живу, в задней части дома.
– Продолжайте, – призвал Г. М., обращаясь к Фаулеру. – Что вы сделали, когда погас свет?
– Естественно, я открыл дверь и выглянул наружу.
– Ну? И увидели что-нибудь?
– Нет. Было слишком темно. В моей спальне горела лампа, и от этого темнота вокруг становилось еще непрогляднее. Я не видел ничего, кроме какого-то свечения, идущего отсюда, из нижнего холла. Оно проникало из лестничного проема. Как раз в этот момент я услышал, как отодвигается засов и прямо напротив меня открывается дверь в галерею. Я знал, что это дверь ванной, хотя почти ничего не мог разглядеть. Но я услышал голос Миддлтона, доносившийся из ванной: «В чем дело? Перегорели пробки?»
– Совершенно верно, – нетерпеливо подтвердил Миддлтон. – Свет в ванной действительно погас.
– Я сказал ему: «Кажется, электрический щит внизу». Тогда он закрыл за собой дверь ванной и направился в свою комнату, по другую сторону лестницы. Я видел, как он прошел мимо лестницы и открыл дверь комнаты, которую делил с миссис Миддлтон: там горела масляная лампа. И примерно в то же самое время этот тип, Гаске, отворил свою дверь…
Фаулер умолк, но тут же взял себя в руки. Во взгляде его темных глаз мрачность мешалась с волнением. Но все же каким-то образом он вновь обрел своеобразное обаяние и самоуверенность. Улыбнувшись, он развел руками.
– Чертовски забавная штука, сэр, – задумчиво произнес он. – Я запнулся на имени Гаске. Мне показалось неправильным его произносить. Он появился здесь и исчез, как огни фейерверка. В моих глазах он был лишь парой личин, казавшихся одинаково фальшивыми. Вы меня понимаете?
Глаза Г. М. сузились и стали бесстрастными.
– Очень интересно. А теперь расскажите нам, что он сделал. Вам хорошо было его видно, а?
– Да. На столе рядом с дверью стояла лампа, и он наклонился, чтобы задуть ее. В руке он держал один из тех длинных коричневатых картонных конвертов, какими пользуются юристы. Что-то вроде миниатюрной картотеки с кармашками, если вы понимаете, что я имею в виду. Казалось, он был немного удивлен, обнаружив, что в галерее темно. Он задержался на секунду, затем задул лампу и направился прямо к лестнице…
– Черт возьми, не тяните! Что случилось потом, ну?!
– Я не знаю. Видите ли, как раз в этот момент дверь комнаты Миддлтонов открылась и вышла миссис Миддлтон. Просто я не считал нужным и дальше следить за ним. Он находился всего в паре футов от лестницы, и я как раз собирался окликнуть его, когда все и произошло. Дальнейшее не поддается описанию. Я могу лишь сказать, хотя это и не передает всей сути, – произнес Фаулер, мучительно стремясь нарисовать как можно более точную картину, – что кто-то как будто схватил его в темноте.
Сэр Джордж Рамсден взорвался.
– Что, черт возьми, вы имеете в виду, говоря, что ваше описание «не передает всей сути»? – прорычал он. – Вы либо видели, как кто-то напал на него, либо нет. Если вы видели одного, вы должны были видеть и другого. Ну?
– Я боялся, что не смогу внятно объяснить увиденное, – пожал плечами Фаулер. – Извините, что привношу своего рода… элемент метафизики.
– К черту метафизику! Теперь, когда нас завлекли в это логово убийц, – гаркнул мистер Хейворд, чей паралич, очевидно, сменился какой-то косноязычной болтливостью, – вы могли бы, по крайней мере, вести себя прилично и прямо сказать, кто ударил беднягу, чтобы прекратить все глупости, которые творятся с тех пор, как мы попали в этот вертеп…
– Мерси. – Д’Андрие отвесил ему иронический поклон. – Но, возможно, нам лучше позволить мистеру Фаулеру продолжить.
Фаулер был не в состоянии оторвать взгляд от спокойного, тусклого, приводящего в замешательство взгляда Г. М. Тем не менее он проговорил:
– Хорошо! Хорошо! Я готов! Но не могу поклясться, что видел кого-то в том смысле, в каком это обычно подразумевается. Совсем нет. Повторяю, мне показалось, – он неуверенно улыбнулся, – будто что-то… словно бы потянулось к нему и схватило. Он дернулся влево-вправо, будто не мог освободиться. Затем бедняга издал адский вопль, как раз в тот момент, когда его руки взметнулись ко лбу – вот так. Не думаю, что он закричал снова, хотя, возможно, так и было. Он шатнулся вперед и покатился по лестнице.
– Кто-нибудь может прикрыть вот это? – спросил Миддлтон и указал пальцем на тело.
– Полегче, сынок, – проворчал Г. М. – Продолжайте, Фаулер.
– Я постоял секунду, потом услышал, как он ударился, когда упал. И я побежал к нему. Кто-то бежал с другой стороны. Думаю, миссис Миддлтон. Этот человек – я имею в виду Гаске – врезался в стену лестничной площадки, как мешок, и скатился по оставшимся ступеням прямо к вашим ногам, сэр Генри. Я подумал, что он собирается сдернуть гобелен, но тогда он, верно, был уже мертв. Это все, что я знаю.
Воцарилось молчание. Я посмотрел вверх, на лестничную площадку, из-за которой была видна верхняя половина огромного гобелена с уродливыми коричневатыми фигурами, которые могли изображать охоту на кабана или однорогого монстра. Фаулер, поймав мой взгляд, казалось, подумал о том же. Он резко обернулся.
– Ну-ну, – проговорил Г. М., – оставьте в покое сказочных чудищ. Вы хотите сказать, что не видели никакой драки, которая могла бы произойти, если бы на него напали с чем-то вроде острой такелажной свайки?[26] Это то, что вас беспокоит?
– Да, полагаю, так все и было, – произнес Фаулер после паузы.
– И вы побежали к лестнице, да? Ну а нападавший, кто бы он ни был, не проскочил мимо вас обратно в галерею?
– Я никого не видел, но было темно, и кто-то мог это сделать.
Маленькие блестящие глазки д’Андрие под набрякшими веками на мгновение подернулись пеленой.
– Э-э… могу я задать вопрос? Мистер Фаулер, когда оплакиваемый нами покойный Гаске вскрикнул и прижал ладони ко лбу, в какую сторону он смотрел?
Фаулер колебался.
– Я не мог бы сказать этого точно, сэр, – ответил журналист, к которому вернулась его обычная обходительность, – разве что в самом общем смысле… Он направлялся прямо к лестнице и как раз собирался спуститься. Поэтому я бы предположил, что он… э-э-э… смотрел, куда идет. Особенно учитывая, что было темно.
– Значит, смотрел вниз, поверх лестницы, в холл внизу?
– Да.
– Ах вот как! Сейчас-сейчас… – вступил д’Андрие, вытягивая шею. – Давайте предположим вот что! Давайте предположим, что, пока он стоял там, в него каким-то образом выпустили пулю – либо из залы внизу, либо с другого конца галереи, где он стоял. Разве это не привело бы именно к тому результату, который мы наблюдали?
– В этом есть смысл, – признал Хейворд.
Доктор Эбер поднялся на ноги. Создалось странное впечатление, будто он подпрыгнул, желая отряхнуть колени. И он не снизошел до того, чтобы говорить по-английски.
– Пуля! – вскричал он. – Ah, zut!!! Посмотрите на это. И вы еще говорите о пулях?! Я спрашиваю вас, господин граф, видели ли вы когда-нибудь подобное пулевое отверстие? Да такая пуля разнесла бы ему затылок. Кроме того, есть признаки изъятия из раны оружия. Чем, спрашивается, они вызваны?
– Это мы и собираемся выяснить, – произнес Г. М. деревянным голосом. – Пришло время передислоцироваться. Есть ли здесь подходящее место, куда мы могли бы поместить этого беднягу, чтобы доктор спокойно произвел осмотр? Библиотека? Хорошо! Огюст, поднимите тело и отнесите туда. И обращайтесь с ним бережно, сынок, – кивнул Г. М. Его голос казался на удивление отстраненным. – Сдается мне, этот парень был лучше, чем мы подозревали. Я имею в виду – не как детектив, а именно как человек. Потом вы вернетесь сюда, Огюст. Док, осмотрите его… Да и я сейчас этим займусь. Вы не могли бы выяснить, нет ли у него где-нибудь в карманах того конверта, о котором толковал наш друг Фаулер? Правда, я ставлю пятерку на то, что конверт исчез.
Старик отступил назад, в то время как Огюст почтительно и без особого труда поднял покойника, рот которого под наполовину отклеившимися накладными усами был разверст в немом крике. Когда шаги Огюста затихли среди колонн, Г. М. выудил свою трубку из оттопыренного кармана пальто.
– Хм. Проведем небольшую реконструкцию событий, а? – продолжил он хрипло. – Но сначала нужно кое-что выяснить. Сколько человек находится в доме в эту минуту? И кстати, что насчет летчиков и стюарда?
Д’Андрие нахмурился.
– Это, мой друг, – сказал он, – как раз то, о чем я искренне сожалею. Их здесь нет, и теперь они вряд ли здесь появятся. Они слишком долго оставались у самолета. И когда вода размыла дамбу, мы оказались отрезаны… – Он сделал выразительный жест и быстро отвернулся. – Вы не слышали об этом, джентльмены?