Пока это крутилось у меня в голове, пришла еще одна мысль. Единственно возможное объяснение аварии. То, что казалось самой сложной частью головоломки, на самом деле имело наипростейшее объяснение. Как видите, Хейворд был совершенно прав. Самолет не мог быть посажен Фламаном без попустительства пилота или всего экипажа. Тем не менее это кажется невозможным. Во-первых, потому что пилот – первоклассный специалист, давно работающий на этой воздушной линии, и его всегда используют для ответственных рейсов. А во-вторых, потому что Фламан всегда действует в одиночку. Но это верно лишь при условии, что у пилота были преступные намерения. А теперь предположим, самолет совершил посадку, потому что у экипажа имелся приказ от полиции, обратившейся за помощью к авиакомпании, на которую работает пилот. Прямо-таки удивительно, как это проясняет ситуацию! Этот картонный замок с его странным владельцем и заброшенными комнатами начинает походить на тщательно обустроенную ловушку. Слишком изощренно? Да! Но все ухищрения стоят того, если помогут зацепить Фламана. Ну и как Гаске собирается это сделать? Что за игру он ведет? Прежде чем перейти к ней, давайте убедимся, что это игра. Мы являемся сюда, и что происходит? Как только мы все оказываемся в замке, введенные в заблуждение и принятые с удивительным радушием, разваливается дамба. Было бы чересчур наивным предполагать, будто ее размыла и разрушила река. Но если Луаре помогли, то кто? Разве могли мы при первом взгляде на это капитальное сооружение из дерева и камня представить себе, что кому-то из пассажиров самолета, одному из нас, по силам отправить дамбу в тартарары? Все было рассчитано не менее тщательно, чем взрыв бомбы с часовым механизмом. И это могло быть проделано только силами нескольких обитателей замка. Д’Андрие, Огюст, Жозеф, Луи… Мозги и мускулы Сюрте. Как только они убедятся, что Фламан заперт внутри, за ним будет следить множество глаз. Вспомните каждое их слово и каждый жест, прежде чем мы перейдем к следующим моментам.
Г. М. помолчал.
– Фламан поклялся, – продолжил он вскоре, – что будет на борту самолета. Фламан держит слово. Гаске и его помощники не знают, какое обличье он примет. Наверняка им известно только одно: он будет на борту для того, чтобы лишить Рамсдена…
– Чего? – встрепенулся я.
– Спросите у него самого, – предложил Г. М., посмеиваясь, и кивнул в сторону двери.
Та открылась, и Рамсден поспешил войти.
– Спросите его, а пока я изложу несколько крайне пикантных подробностей невинного заговора Гаске.
Глава тринадцатаяТеории Г. М. и тревога Гаске
– В чем дело? – пробурчал Рамсден. – Да не вскакивайте так с мест, черт возьми! У вас у всех такой вид, будто вы в чем-то виноваты. Кстати, Мерривейл, д’Андрие вас ищет. Говорит, у него есть новые доказательства, и рвется убедить вас, что полученное им письмо действительно написано Фламаном…
– Держу пари, так оно и есть, – согласился Г. М., и уголки рта его скептически опустились. – Послушайте-ка, старина, вы должны это знать. Тогда, возможно, поймете, почему он из кожи лезет вон, убеждая нас, будто первое письмо было подлинным. Не останавливается даже перед тем, чтобы возвести напраслину на Фаулера. Видите ли, если мы серьезно усомнимся в том письме, это может привести к провалу всей его операции. Садитесь, Рамсден.
Миддлтон озадаченно потер лоб.
– Если уж тайное становится явным, – пробормотал он, – так тому и быть. И открыли секрет вы. – Он ухмыльнулся. – То есть вы считаете, что я мог бы оказаться Фламаном. Если так, вы предупредили меня.
– Верно. Что ж, сынок, если ты Фламан, – невозмутимо продолжил Г. М., – предупреждать тебя нет нужды. Ты уже знаешь правду, как знает ее Фламан. Вот почему он написал ту единственно подлинную записку и подбросил ее в верхней галерее. И это чертовски беспокоит Гаске. Фламан знает, кто это такой, а у Гаске нет ни малейшего представления о том, где искать скользкого противника. Гаске начинает нервничать. И это одна из причин, почему он вцепился в Фаулера. Другими словами, маскарад Гаске провалился. Кроме того, я не вижу никакой реальной причины, по которой французское правительство должно использовать Рамсдена в качестве приманки.
Тот удивленно уставился на Г. М.
– Я долго пытался, – произнес Рамсден с напряженным и зловещим спокойствием, – уловить хоть какой-то смысл в вашем рассказе. Не соблаговолите ли наконец снизойти до того, чтобы поведать…
Г. М. немедленно выполнил его просьбу, заглушив протестующие вопли собеседника. И повел рассказ с самого начала.
– Д’Андрие – продолжим называть его так, чтобы не запутаться, – позаимствовал имя и замок у настоящего графа, который живет в Монте-Карло и никогда не пользуется поместьем…
– Подождите секунду! – воскликнул Миддлтон и щелкнул пальцами. – Теперь до меня начинает доходить! В частности, этим объясняется история с книгой.
– С книгой? – переспросил Г. М. – Какой книгой? Что за история с книгой? Вы собираетесь украсть у меня мою славу? Я как раз собирался…
– Нет, это насчет Эльзы. Она была чем-то ужасно встревожена сегодня вечером, но чем именно, говорить отказалась. Когда я вернулся из ванной незадолго до убийства, она таращилась на книжку у изголовья кровати – белая, как привидение. Закрыла книгу и выбежала, ни слова не проронив. Вот почему Эльза не стала дожидаться меня и оказалась в галерее как раз в момент убийства… Я оглядел книгу. Это был сборник рассказов Бальзака, и единственным, что задержало мое внимание, стал экслибрис с отпечатанным именем д’Андрие на форзаце…
Г. М., казалось, после услышанного пришел в замечательное расположение духа.
– Вот именно. Отпечатанным! – Он снова ткнул в воздух сигарой. – Вы говорите, она была замужем за настоящим д’Андрие всего три месяца и даже не знала, что у него есть замок в здешних краях. Имя мужа вызвало у нее угрызения совести. – Он моргнул, когда лицо Миддлтона вспыхнуло, и сердито посмотрел на него. – Ну-ну, успокойтесь! Ни у кого здесь нет намерения читать вам морали, и она обворожительная красотка. Гори все огнем, если это не так! Кстати, книги в спальнях должны были нам кое о чем рассказать.
– О чем, например, они рассказали вам?
– Я уже говорил и готов повторить: д’Андрие не тот, за кого себя выдает. Смотрите сами: этот субъект, настолько изощренный, с таким вниманием к деталям, раскладывает книги на прикроватных столиках, причем с явным расчетом, чтобы сами их названия несли в себе намек. Он заранее знает – это видно хотя бы из письма Гаске, которое он написал сам, – что почти все его гости будут либо англичанами, либо американцами. Он сам замечательно говорит по-английски. Более того, как вы должны были заметить, его английский практически идеален, когда он волнуется и забывает о роли, которую должен играть, чем ставит всю затею на грань срыва. У человека, который является билингвом, в библиотеке обязательно должно быть хоть несколько книг на английском языке. Это было бы естественно, особенно если ты требователен к деталям. Следовательно, он должен был выбрать для нас книги на английском, не так ли? Этого требовало его тщеславие. И раз уж он не предложил нам ни одной книги на английском языке, разумно предположить, что у него таковых вообще нет. Отсутствие их в большой библиотеке, которой он якобы располагает, говорит, что библиотека не его, что он выдает себя за кого-то другого. Он выдает себя за азартного игрока и отставного полковника спаги, который в это время на самом деле отрывается в Монте-Карло. Кстати, наш друг Огюст – детектив-сержант Огюст, если его именно так зовут, – добавил штрих, который выдал их с головой, когда сказал, что хозяин у себя в кабинете чистил винтовку. Что это за полковник, который чистит оружие, когда ординарец рядом бьет баклуши? Редчайшая птица. Во всяком случае, я таких в армии не встречал… Но вас, должно быть, интересует, с чего все началось. Давайте посмотрим, сможем ли мы во всем этом разобраться. Все началось с вас, Рамсден. Вы должны были стать заслонной лошадью, под прикрытием которой охотник подкрадывается к дичи.
На лице Рамсдена появилась слабая улыбка. Он засунул руки в карманы мешковатого пиджака, словно защищаясь от нападения. Затем посмотрел на огонь, снова перевел взгляд на Г. М. и неопределенно кивнул.
– Так я был ширмой и приманкой? – произнес он.
– О, мы просто сидим и рассуждаем вслух, если вы понимаете, о чем я. Допустим, вы возвращались домой через Францию. Допустим, французская полиция, а также ребята с набережной Орсе[40] получили негласную просьбу присмотреть за вами, так как у вас при себе нечто ценное, а вы один из тех чудаков, которые и слышать не хотят ни о какой охране…
– Это лишь предположение, – перебил Рамсден, – будто я имел при себе что-то ценное.
– Угу. Конечно. И вдобавок ко всему полицейские осведомители пронюхали, что Фламан каким-то образом осведомлен о том, что вы везете. Фламан, скорее всего, подбирается к вам. Вау! А это, – произнес Г. М., тыча в воздух сигарой с таким пылом, что пепел от нее разлетелся во все стороны, – это играет на руку французским властям, потому что дело приобретает международный масштаб, тогда как до сих пор Фламан оставался сугубо внутренней проблемой. И у избирателей есть неприятная привычка критиковать действия правительства. Если Фламан провернет что-нибудь подобное и слух об этом просочится наружу, правительственные круги испытают некоторый дискомфорт. Есть один выход: расставить ловушку для Фламана, с хорошей приманкой и достаточно надежную, чтобы удержать его в западне, когда он туда попадет. Тогда все будут счастливы. Но возникает одна загвоздка. Они должны заручиться согласием Уайтхолла, что не так-то просто. И с ними в контакте должно работать подразделение британской полиции, чтобы придать всей затее официальный характер. На самом деле я не понимаю, как они могли поладить без вашего согласия.
Он сделал паузу. Рамсден, казалось, обдумывал его заявление.