– Затем, – продолжил д’Андрие, слегка пожав плечами и назидательно подняв палец, – возникает вопрос насчет обуви.
Все, должно быть, тотчас уставились на мои ноги. Я опустил взгляд и почти признал себя виновным. Мои ботинки были не в лучшем состоянии после того, как я месил ими грязь, но теперь их вид навел меня на неприятную мысль. Я обвел обувь окружающих змеиным взглядом преступника. У Рамсдена, Г. М. и Эбера она тоже была грязной – но ведь никто из них не поднимался наверх переодеться, что обеспечило всем троим безупречное алиби. Обувь произвела на меня эффект знакового кадра из ленты режиссера, тяготеющего к символизму. Спортивная пара Хейворда из коричневой кожи и белой замши. Туфли Фаулера, аккуратные, черные, длинные и узкие, отполированные до блеска. Коричневые ботинки Миддлтона, поношенные и непрезентабельные, однако чистые. О белых, на шпильке лодочках Эвелин и Эльзы не стоит и говорить.
– Вы, должно быть, уже сообразили, где прокололись, – улыбнулся д’Андрие. – Вспомним о пятнах грязи на подоконнике, через который вы забрались обратно в дом. Все, кто был наверху, переобулись перед убийством, поскольку у каждого имелась возможность сделать это. У всех чистая обувь… кроме, конечно, вас. Вы не переобувались.
– Я взял с собой только небольшую дорожную сумку, – сказал я, – и у меня не было запасной пары. В противном случае…
– В противном случае, – просиял д’Андрие, – вы бы переобулись, когда вас отправили в комнату за фонариком? Что ж, я рад это слышать! Дорогой мой друг, я рад видеть, что вы восполняете пробелы в моей версии и принимаете происходящее с достоинством, которое… ах, вы улыбаетесь!
– Ха-ха-ха, – произнес я с расстановкой, делая ударение на каждом «ха». Если я совершил в ту ночь какую-то глупость, я за нее расплатился, но легче мне от сознания этого не стало. Как возникло это дикое стечение обстоятельств, я не знал. Тем не менее следовало тем или иным образом выпутываться. Впервые я повернулся к остальным. – Ну и каков ваш вердикт? Даже вы верите в это, Рамсден?
Первое, что я заметил, – это неприятный блеск направленных на меня очков Эбера. Он вовсе не был настроен враждебно – только сильно взволнован. Он с интересом рассматривал представший перед ним диковинный экземпляр, покачивая головой в попытках лучше меня изучить.
– Какой триумф! – произнес он по-французски. – Ах, во имя Неба, какой триумф! Мсье Гаске, я восхищен… Да, это настоящий преступник. – Он едва не подпрыгнул. – Обратите внимание, мсье Гаске, на форму его ушей и явный порок развития черепа, при котором…
– Послушайте, – прервал его я. – Черт возьми, это заходит слишком далеко! Хотите верьте – хотите нет, но я не Фламан. В моем саквояже нет двойного дна, и в моей шляпе нет кроликов. Я снова спрашиваю, вы верите в это, Рамсден?
– Ну и что вы все собираетесь делать? – буркнул Хейворд ворчливым голосом. – Уж не намерены ли вы позволить ему стоять там и разговаривать как ни в чем не бывало? Это самая отвратительная компания, в которую я когда-либо попадал! А что, если он попытается сбежать? Разве вы не наденете на него наручники?
– Вы верите в это, Рамсден?
– Заткнитесь! – обратился Миддлтон к Хейворду и с любопытством посмотрел на меня, прищелкнув языком. – Блейк, дружище, вы в затруднительном положении, и этого нельзя отрицать. Но, вопреки здравому смыслу, я все еще не верю, что вы – Фламан. Во всем этом есть что-то очень-очень подозрительное. Кроме того, наша с Эльзой комната соседствует со спальней Хейворда, откуда вы якобы вышли. Думаю, я бы увидел вас, если бы это было так. У меня сложилось впечатление, что вы пробежали мимо меня с другого конца галереи…
– Именно так и было, – подтвердила Эвелин. Лицо ее пылало. Она выступила вперед и уставилась на д’Андрие. – А вы старый дурак, – добавила Эвелин.
– Мадемуазель?..
– «Мадемуазель», ба! Послушайте меня…
– Успокойся, дорогая, – оборвал я, потому что, выйдя из себя, женщина ее темперамента может ляпнуть такое, от чего волосы встанут дыбом у консервативного мужчины.
Но вместо этого Эвелин впала в другую крайность, и мне показалось, что она сейчас заплачет.
– Я только это и могу сказать в ответ на вашу чушь, – заявила она и взяла себя в руки. – Кажется, никто не спросил, где он был все то время, когда якобы вылезал из одного окна и влезал в другое. Ну так послушайте меня! Он был со мной. Он был со мной, понимаете? Это то, что называется алиби. Он был со мной. И если верить всему, что вы говорите, – это означает, что я была его сообщницей, не так ли?
Д’Андрие посмотрел на нее волком:
– Вы вынуждаете меня поднять этот вопрос, мисс Чейн. Дело в том, что я действительно считаю вас его сообщницей, и я рассматривал вас как сообщницу весь этот вечер.
– Ну и ну! – простонал Г. М. – Вот и вся картинка сложилась. Итак, она – любовница Фламана, коварная красотка с раскосыми глазами, которая выведывает секретные планы Кабинета министров? Гори все огнем, сынок, но, если верить твоим словам, я тоже вел себя этим вечером не лучшим образом. Почему бы не покончить со всем этим разом и не засунуть нас всех в кутузку?
– Возможно, я так и сделаю, – ответил д’Андрие, поворачиваясь к Г. М. – На вашем месте я бы не слишком полагался на ваш вес – реальный или воображаемый – в британских правящих кругах. Зарубите себе на носу: здесь я главный и могу отдавать приказы, какие мне заблагорассудится. Честно говоря, я больше не желаю слышать ваших измышлений. Они уже стоили жизни одному человеку и чуть не сорвали мне всю операцию. Вы упорно защищали человека, который дурачил вас, старого ротозея, и заставил поверить, будто его зовут Кенвуд Блейк. Следовательно…
– Нет, гном-переросток, вам придется меня послушать! Ясно?! – рявкнул Г. М. и с такой силой хватил кулаком по подлокотнику кресла, что дерево треснуло. – Черт бы побрал мое высокое положение и вес в правящих кругах, но мне осточертели ваши попреки. Выслушайте меня, и я сообщу вам одну-единственную маленькую деталь! Говорю вам, я знаю, кто здесь на самом деле Фламан! И если вы позволите, я скажу вам, что делать, уделите мне всего лишь секунду…
– Сержант Аллен, – окликнул д’Андрие и резко выпрямился.
– Мсье? – с готовностью отозвался Огюст.
– Если сэр Генри Мерривейл, – произнес, обращаясь к нему, д’Андрие с ледяной вежливостью, – сочтет своим долгом снова вмешиваться или навязывать нам какие-либо действия, вы должны поместить его под арест. Вам ясно?
– Будь я проклят, если стану это терпеть! – не выдержал Рамсден, когда Г. М. поднялся, грозный, как вулкан, чтобы предложить реальный план действий. – Сядьте, Мерривейл! А что касается вас, Гаске, вы захóдите слишком далеко! Если…
В этот момент я почувствовал, что кто-то должен привести спорщиков в чувство. Не слишком полагаясь на силу моих легких, я покосился на бокалы для коктейлей, все еще стоявшие на табурете, взял один и швырнул в камин. Звон разбитого стекла мгновенно заглушил общий гомон. Правда, долю секунды было неясно, воспримут ли его как призыв к порядку или как начало атаки.
– Простите, – произнес я, – но, похоже, у всех здесь сдали нервы. Может, теперь вы согласитесь выслушать коварного злодея? Не возражаете, если я кое-что скажу?
– Молодец! – резко произнес Фаулер, впервые заговорив с одобрением. – Вы – Фламан, это верно, но вы сохраняете самообладание. Осмелюсь сказать, выдержка потому вас и не покидает, что вы – это он. Зачем вы убили того парня и кто он такой?
Д’Андрие тоже продемонстрировал, что неплохо держит себя в руках.
– Я так долго ждал нашей встречи, – заметил он, – что получу удовольствие от беседы. Что вы хотите нам рассказать?
– Я хочу оправдаться, только и всего.
– По-прежнему отрицаете, что вы – Фламан? Снова решили поиграть со мной? Очень хорошо. Сэр Джордж Рамсден, сегодня вечером вы сообщили нам, будто можете подтвердить личность этого человека. Вы уверены, что готовы засвидетельствовать ее сейчас?
– Нет, – коротко ответил Рамсден, после чего земля ушла у меня из-под ног.
Сэр Джордж стоял перед камином, расставив ноги и опустив голову. Его жесты наводили на мысль, что он пытается нащупать истину, в то время как на лице его было написано только недоумение. Наконец Рамсден заговорил, отрывисто и хрипло.
– Послушайте! – призвал он. – Я думаю… Нет, черт возьми, я не знаю! Я никогда не знал Блейка достаточно хорошо. Простого шапочного знакомства здесь недостаточно. – Он повернулся ко мне. – Извините, если я несправедлив к вам, но это дело для меня слишком серьезно, чтобы выступать с необдуманными заявлениями. Вы ведь могли, знаете ли, меня обмануть.
– О, с этим все в порядке. Но что касается необдуманных заявлений… Как, по-вашему, мог бы я также обмануть Г. М.? Или вы, подобно д’Андрие, полагаете, будто сэр Генри впал в слабоумие?
Рамсден сжал челюсти:
– Вы уверены, что избрали правильный тон для подозреваемого в убийстве? Кажется, вы не поняли. Возможно, вы – Кен Блейк. А может, и нет. Здесь не я принимаю решение. Я хочу сказать только, что, Блейк вы или нет, это убийство совершено вами. Можете ли вы опровергнуть приведенные доказательства? Если Г. М. скажет, что вы – Кен Блейк, я соглашусь с этим. Но как насчет очевидных доказательств вашей вины?
К сожалению, я мог это предвидеть. Заставь я хоть весь британский дипломатический корпус поклясться, удостоверяя мою личность, все равно оставался бы маленький вопрос – насчет обвинения в убийстве. Я взглянул на Г. М., который снова сидел молча, с каменным выражением лица, словно ничего не слышал, но у него слегка подергивалось веко, что я не в силах был объяснить.
– Итак, что вы скажете в свою защиту, мсье Фл… мистер Блейк? – поддел меня д’Андрие дьявольским, жалящим тоном.
– Что ж… – отозвался я. – Вся эта нелепая версия основана на предположении, будто я прятался за гобеленом, вылез из окна и снова проник в замок через окно в комнате мистера Хейворда. Но вы, кажется, кое-что упустили из виду. Если я, по вашему утверждению, залез в это окно и если мистер Хейворд, по его словам, находился у себя в к