омнате, он должен был меня видеть. Он готов утверждать под присягой, что видел меня?
Хоть я и сделал ударение на словах «под присягой», это был слабый удар. Судя по настрою Хейворда, он запросто мог выпалить, что видел. Я оглянулся на него и был поражен и успокоен одновременно. Хейворд откинулся на спинку дивана, положив поверх нее одну руку, и поглядывал на меня сквозь щелку между полуприкрытых век, покусывая кончик сигары. Его большие очки завораживали. Как ни странно, он казался почти дружелюбным.
После паузы он заговорил.
– Я уже спрашивал вас, господа, некоторое время назад, – медленно произнес он, – почему вы не позволили задать пару вопросов юристу, который привычен к такого рода делам. Готов задать их прямо сейчас. Но я тут посидел немного, послушал, прикинул, что к чему, и вот что я вам скажу. Если этот человек виновен, то он ведет себя иначе, чем те виновные, которых мне доводилось видеть. Я начинаю склоняться в пользу его невиновности. – Он пару раз прочистил горло, втянул воздух и наклонил голову вперед, как человек, приступающий к делу. – Итак, сначала о том, что вы спрашивали. Нет, я не видел, как вы проходили через мою комнату, но, если меня заставят присягнуть, я не смогу поклясться, делали вы это или нет. Понимаете, я погасил свою лампу примерно за секунду до того, как услышал крик.
– Погасили лампу?
– Отвечать на вопросы здесь должны вы, – пожурил он меня, описывая сигарой маленький круг. – Но можете задавать их, если считаете, что это пойдет вам на пользу. Погасил свою лампу, да. В этом нет ничего удивительного. Я направлялся в ванную, а потом собирался спуститься вниз. Сразу после того, как я задул огонь, послышался крик. Я стоял в темноте, размышляя, что делать, и чувствовал себя, честно говоря, не слишком уютно. Я решил снова зажечь лампу, но не смог найти спичек. Поэтому я метнулся к двери и открыл ее.
Краем глаза я наблюдал за д’Андрие, который, казалось, был доволен услышанным. Это задело меня еще больше.
– Что вы сделали потом? – спросил я.
– Ждал у двери, пока не увидел, что вся компания собралась возле верхней площадки лестницы. Да, вы были среди них. Когда все начали спускаться, я поспешил присоединиться к вам. А теперь давайте, сынок! Спрашивайте!
– Хорошо. Я так и сделаю. Значит, вы ожидали в дверях и должны знать, мог ли кто-то выйти из вашей комнаты и проскользнуть мимо вас в галерею?
– Эй, полегче! Это как раз то, – сказал Хейворд и сонно улыбнулся, – что вы называете наводящим вопросом свидетелю. Нет, я не стоял в дверях. Я отошел от двери примерно на четыре-пять футов, чтобы лучше все видеть.
– Мне нравятся эти ссылки на судебную практику, – заметил наш хозяин. – Они прекрасно послужат нам на процессе во Дворце правосудия. Так вы не можете поклясться, что никто не выходил из комнаты позади вас и не бежал к лестнице?
– У меня сложилось впечатление, что никто этого не делал, имейте в виду! – настаивал Хейворд, подняв палец.
– Надеюсь, суд это учтет, мистер Хейворд.
– И все же, – не сдавался я, – даже если вы никого не видели, разве вы не услышали бы чужих шагов? Разве слух не подсказал бы вам, что кто-то открыл окно в вашей комнате, пересек ее и вышел из двери у вас за спиной?
– Н-нет, не обязательно. Шум бури мог все заглушить, ковры здесь мягкие, и я был сосредоточен на том, что происходило в галерее у лестницы. Нет, я должен признать…
Самым загадочным во всем происходящем было то, что, опровергая последнее мое весомое доказательство, человек этот посмеивался вполне благожелательно, как будто пытался мне помочь, навести на мысль. С лица его не сходило лукавое выражение, словно мы играли в угадайку, и он пытался направлять меня к истине туманными намеками. Я мог поклясться, что видел, как губы его украдкой произнесли заветное слово, но кончилось все тем, что он ухмыльнулся.
– Нет смысла продолжать, – подытожил д’Андрие. – На самом деле допрос мистера Блейка удался. Он предоставил мне последнее доказательство, в котором я нуждался, чтобы убедиться в его вине… Значит, мистер Хейворд погасил лампу непосредственно перед тем, как прозвучал крик? Превосходно! А я-то недоумевал, почему Фламан осмелился влезть в окно, рискуя застать постояльца. Он увидел снаружи, что свет погас и, естественно, предположил, что размещенный в комнате гость ушел. А потому без колебаний забрался туда. Я не хочу торопить вас, мсье Фламан, но сейчас мы не станем больше об этом толковать. Возможно, по дороге в Париж? Видите ли, у меня есть планы на ваш счет. Вы будете в Париже еще засветло. Как и ваша очаровательная сообщница, мисс Чейн.
Г. М., который до этого мгновения был очень спокоен, зашевелился. Я увидел, что, какой бы план он ни разрабатывал, последнее заявление смешало все карты. Что уж говорить обо мне? Это был удар, повергший меня в отчаяние.
– Я мог бы и знать! – прогремел Г. М.
– Вы, конечно, могли бы знать, – согласился д’Андрие, который снова стал приветливым, – что нам никогда бы не пришло в голову устраивать эту маленькую ловушку, не предусмотрев выхода из нее. У нас даже есть машина. Очень скоро я смогу предоставить мисс Чейн и мсье Фламану гораздо более надежное жилье – в камерах предварительного заключения на набережной Орфевр.
Хейворд выпрямил спину.
– По-о-одождите минутку! – вмешался он. – Разве обвиняемый не собирается больше задавать мне вопросов?
– Не думаю, что у нас есть на это время, – промямлил я. – Но предположим, мы заключим сделку. Если вы согласитесь никоим образом не связывать мисс Чейн с этим делом…
– Ну и болван! – выдохнул Г. М. уголком рта. – Успокойся. Это как раз то, что он вынуждает тебя сказать. Задай Хейворду вопрос, на который он так и рвется ответить…
– Только по-быстрому, – проговорил Хейворд. – Эх, Блейк, адвоката из вас не вышло бы. У меня есть одна старая привычка. Оказавшись в чужом доме, я никогда не выхожу из комнаты, не сделав этого… Так уж у меня заведено… Многим это свойственно… Забавная вещь…
– Что, – выпалил я, – что вы сделали непосредственно перед тем, как задуть лампу, мистер Хейворд?
Он со вздохом облегчения откинулся на спинку дивана:
– Я запер окно.
Глава шестнадцатаяЛжецы будут процветать
Мои акции выросли. Это последнее доказательство, сумей я его подкрепить, могло бы иметь такой же вес, как проклятый пистолет, мое отсутствие среди гостей замка и грязные ботинки. И казалось, в общем мнении произошло одно из тех необъяснимых колебаний, которые непредсказуемы, как вращение колеса рулетки. Похоже, симпатии окружающих медленно склонялись в мою пользу.
– Но это представляет все в ином свете, – хрипло произнесла Эвелин, – не так ли? Если окно было заперто, он не мог влезть через него в комнату, верно? А вся ваша версия основана на том, что он это сделал. – Она посмотрела на Г. М. и заговорила почти сердито: – Черт возьми, а вы почему молчите? Почему бы вам не привести доказательства, которые опровергают его вину? Вы ведь наверняка это можете, разве не так? Если хотите знать правду, я удивлена и разочарована. Никогда не думала, что в подобных обстоятельствах вы устранитесь от схватки. Неужели вас действительно испугала угроза ареста? Ну а я не боюсь! Если он собирается заполучить кого-то из нас, давайте отправимся за решетку все вместе.
– Et tu, Calpurnia[45], – покачал головой Г. М. – Оставь Цезаря в покое… У меня есть на то свои причины. – Его тон становился все более ворчливым. – Пусть он сам защищается… если сможет. Кстати, д’Андрие, как вы намереваетесь выбраться отсюда?
Жизнерадостность этого последнего перехлестывала через край. Он любовался собой еще больше, чем раньше. Однако на Г. М. посмотрел с недоверием.
– Если бы я не подозревал, что старый лис, возможно, не совсем обезножел… – произнес он и нахмурился. – Возможно, у вас еще осталась в запасе парочка трюков. Но я признаю` за вами право на сомнение и думаю, что теперь вы прислушались к подсказкам здравого смысла. Кроме того, я не понимаю, что вы могли бы сделать. – Он усмехнулся. – Вы спрашиваете, как я планирую выбраться отсюда с арестованными? При помощи разборного армейского моста. Жозеф и Жан-Батист вскоре приступят к работе над ним. Примерно через полчаса река немного успокоится…
– С арестованными? – воскликнул Хейворд. – Эй, подождите! А как насчет запертого окна? Все признают, что он бежал с другого конца галереи, когда добрался до лестницы, так что он не мог залезть в окно Фаулера. Кроме того, у Фаулера горел свет. Если мистер Блейк не проник обратно в замок через мое окно, то как вернулся? Вы хотите сказать, что я не запер окно как следует?
– Именно.
Хейворд был настолько взволнован, что защищал меня все более настойчиво, даже агрессивно:
– О чем это вы, наш уважаемый тюремщик? Готов поспорить, эти окна невозможно взломать. На них стоят не обычные шпингалеты, как у английских окон. Их запоры имеют вид маленькой открывающейся дверцы с ручкой посередине, которая упирает стержень в подоконник, когда вы ее поворачиваете. Чтобы открыть такой запор, пришлось бы вырезать кусок стекла или проделать что-то подобное…
– Видите ли, – вмешался д’Андрие, – вы, похоже, не заметили, что задвижка на окне сломана.
Хейворд в изумлении откинулся на спинку дивана.
– Ну же, ну же, джентльмены! – настаивал д’Андрие с несколько раздраженной любезностью. – Думаю, вам не придет в голову сомневаться, что я сведущ в своем деле. Конечно, я думал об этом. Запирающий окно стержень не входит в паз на подоконнике. Легкий толчок снаружи – и окно открывается. Я не стал исправлять поломку – решил посмотреть, к чему она приведет, чтобы вывести преступника на чистую воду. – Он взглянул на меня и потер руки. – Если слух меня не обманывает, мой друг что-то напевает. Уж не старую ли песню про Макгинти, который пошел ко дну морскому?[46]