Дело было не только в Драммонде. На меня обрушилось все сразу. Это была кульминация ночи неудач и недоразумений, когда раз за разом в последний миг события выходили из-под контроля самым издевательским образом. Вот что это было такое. По какой-то причине все злые насмешки судьбы сосредоточились в этом человеке. Разделаться с ним стало вопросом самоуважения. Бывают такие моменты, когда в голове твоей взрывается бомба и вселенная раскалывается от ненависти. А потому я приветствовал его как брата, радостным возгласом.
– Сделаешь это прямо сейчас? – спросил я. – Давай, ублюдок! Посмотрим, так ли ты хорош, как говоришь.
При обычном ходе вещей я, вероятно, не смог бы противостоять ему и двух минут. Но этот тип был таким же чокнутым, как и я, позабыл все, что, должно быть, знал. Дурень хищно раскрыл свою пасть, пытаясь ухватить меня за ворот. И когда он бросился на меня, я сделал шаг назад и встретил его ударом слева в зубы.
Это было все равно, что съездить кулаком по цементу. Но цемент треснул, раскрошился, и я увидел, как кровь потекла из его челюсти там, где он лишился выбитых зубов. Случилось это как раз перед тем, как его кулак влетел мне в физиономию, между глазом и скулой. Очертания светильников и его гнусной рожи потеряли четкость. Передо мной плавало сразу несколько его образин, двигавшихся беззвучно, хотя окровавленный рот, казалось, что-то выкрикивал. Ни один из нас не пытался прикрываться от ударов. В любом случае я забыл, чему меня когда-либо учили, и все, чего мне хотелось, – это убить его. Я почувствовал, как его кулак врезался в меня, хотя почти не ощутил боли, и нанес ответный удар правой, а затем снова левой – прямо в красную отметину. Что-то въехало мне под ложечку. Нас закрутило, как будто от его удара мы оба поднялись в воздух. Наши ноги переплелись, и я молотил по нему кулаками, как по мешку с песком, который продолжал лупцевать меня по лицу…
Потом он плясал передо мной, пританцовывал или прыгал, и огни на колоннах кружились вместе с ним. Теперь я слышал, как он что-то бормочет, но красная отметина, алое пятно у него под его носом, притягивала мои удары. Затем он, казалось, поплыл, точно птица, парящая над гнездом. Его левая опустилась и въехала мне в живот. Но его ноги, должно быть, подогнулись, потому что его правая резко поднялась и оглушила меня ударом в ухо.
Я ответил сильным хуком, пришедшимся в его поджатую челюсть, и мы, сжав друг друга в тесных объятиях, ударились о колонну. В том, что происходило дальше и как долго, я не уверен. Великий ли это Харви Драммонд размахивал руками, словно слепой, шатаясь и не узнавая собственных ног? Я все еще долбил кирпичную стену, но я попадал в нее! Это чуть не достало его, ей-богу! Теперь уже кричал я, даже когда боль взрывалась в моей голове. Красная ковровая дорожка сбилась у нас под ногами. Драммонд склонился над моим плечом. Его лицо, казалось, состояло из глаз и крови. Затем он нанес удар, от которого у меня подогнулись колени, торжествующе вскрикнул, отскочил от ковра – и тут я его уложил.
Ну, почти. Внезапно холл, казалось, ожил, на меня набросились люди, и Драммонд смешался с ними. Раздались растерянные крики. Мне заломили руки за спину, дернули назад, и я сел. В глазах у меня стояла кровавая пелена, но я видел, как Драммонд сделал несколько неуверенных шагов, будто пьяный, и опустился на колени. И сквозь шум раздался голос Фаулера:
– Мерривейл, чертов дурак, вы надели наручники не на того человека!
Драммонд наклонился вперед, как будто молился, стоя на коленях. Он сложил руки вместе и теперь с бессмысленным выражением на разбитом лице поднял их. Между ними поблескивала цепочка наручников, которые он начал дергать, пытаясь сорвать.
Наконец раздался голос Г. М.
– О нет, сынок, – произнес он. – Я надел их на того самого человека. Они там, где им и положено быть, как скажет вам старый добрый Гаске… На запястьях Фламана.
Глава девятнадцатаяТри личины
– Значит, вы хотите сказать нам, – проговорил я, – что наш маленький «побег» был спланирован вами и мсье д’Андрие – извините, если я буду придерживаться этого имени, – только в расчете на то, что Драммонд попытается нам помешать?
– Ну да. Мы знали, что он обязательно так и сделает. Вы об этом еще услышите.
– Стало быть, на дороге в Леве нас остановил не настоящий Харви Драммонд, а Фламан? Да… Думаю, в кулачном бою он не так уж хорош.
– Утешьтесь, мистер Блейк, – весело сказал д’Андрие. – Возможно, он и не мастер рукопашного боя, но во всем остальном очень опасен. Мы больше всего боялись, что он может быть вооружен… Видите ли, настоящий Харви Драммонд – так говорит сэр Генри, и я ему верю – мертв. Но подробности вы сможете узнать позже. А пока – завтракать!
Утро выдалось ясное. Было уже больше семи часов, веселый солнечный свет разливался теплом по промокшим окрестностям Орлеана, и Шато-де-л’Иль отбрасывало тусклую тень. Д’Андрие настоял на торжественном завтраке. Длинный стол сервировали на единственном каменном балконе в задней части дома, откуда открывался вид на реку. Сервировали его на одиннадцать персон, поскольку Эвелин потребовала присутствия Огюста Аллена. Оглядывая сидящих за столом в лучах утреннего солнца, трудно было представить, что всего несколько часов назад мы строили козни друг против друга и приписывали мотивы убийства каждому по очереди. Особенно не повезло Хейворду, который теперь был великолепно выбрит и просто сиял, поблескивая стеклами очков. Во главе стола сидел учтивый Гаске, щеголеватый, в темном костюме с цветком в петлице.
На другом конце стола, по праву хозяйки дома, восседала Эльза в голубом платье, пусть даже она, как заметил Гаске, и не подозревала об этом праве, когда приехала. Тревогу Эльзы удалось унять. Миддлтон взволнованно излагал что-то несколько смущенному, но сильно взбудораженному Фаулеру, которого чрезвычайно заинтересовала история жизни собеседника. Рамсден, как всегда напористый и энергичный, любезно беседовал со мной и Эвелин, словно прошлой ночью не обвинял нас в убийстве. Даже у доктора Эбера, который мастерски, пусть и с ворчанием, свел до минимума ущерб, нанесенный моему лицу, на губах блуждала бледная улыбка, и он постоянно передавал столовые приборы людям, которые в них не нуждались. За столом царила атмосфера праздника и свежести. Даже забывший побриться и сменить воротничок Г. М., который восседал возле д’Андрие с сигарой во рту и бутылкой виски по правую руку, казалось, лучился довольством китайского болванчика.
Как бы то ни было, все мы собрались за длинным столом, уставленным фарфором и серебром, на завтрак нам была подана яичница с беконом. Далеко за балюстрадой блестела река. В этом великолепии солнечного света д’Андрие, сидевший во главе стола, был сама приветливость, как и вчера в начале вечера.
– Думаю, – сказал он, – что присутствующие здесь гости имеют право потребовать разъяснения загадок. Во-первых, чтобы воздать должное мисс Чейн и мистеру Блейку за их роль в качестве обвиняемых и, во-вторых, – я на этом настаиваю, – чтобы продемонстрировать: Гастон Гаске не такой упрямец, каким иногда кажется. Признаюсь откровенно, до четырех часов утра у меня не возникало никаких сомнений. Прошло пять часов, прежде чем я уяснил истинное положение вещей. Поскольку вся моя реконструкция убийства, по-видимому, была неверной, я смиренно склоняю голову. Но раз уж мы все-таки поймали Фламана, который сейчас находится под стражей, скажу вам по секрету: мне наплевать, был я прав или нет. Я готов публично признать, что заслуга в поимке преступника принадлежит моему другу Мерривейлу…
На лице у Г. М. появилось встревоженное выражение.
– Нет! – взревел он. – Если вы собираетесь жертвовать собой, то сделайте одолжение: забудьте, что я имел отношение к этому делу. Никогда не упоминайте моего имени в связи с ним. Вы поймали Фламана, и пусть никто здесь этого не забывает. Если по ту сторону Ла-Манша узнáют, что я был на волосок от примерки наручников и этапирования в Париж в качества отца прекрасной международной шпионки, – он игриво подмигнул Эвелин, – а также сообщника Фламана, мне несдобровать. Моя жизнь в Лондоне обратится в ад, и я никогда уже не посмею сунуть нос в клуб «Диоген». Надеюсь, все с этим согласны? – Он посмотрел на Фаулера. – Эта статья, которую вы готовите…
– Решено, – откликнулся газетчик. – Фламан схвачен Гаске и его верным помощником, сержантом Алленом. При одном условии: вы растолкуете нам, что произошло и как вы до этого докопались.
– Что ж, так и быть, – проговорил Г. М., попыхивая сигарой и глядя поверх балюстрады. – Но видите ли, в некотором смысле реконструкция останется неполной, пока мы не свяжемся с Марселем и не проверим пару вещей. Кроме того, сам Фламан вряд ли заговорит. Он невозмутимо объявил, что через два дня выйдет из игры, тем самым бросив вызов всем, кто попытается его удержать. Гори все огнем, так оно и будет! В любом случае я попробую заполнить пробелы догадками, которые, держу пари, не так уж далеки от истины.
Он глубоко вздохнул и продолжил:
– Джентльмены, это самое странное дело, которым я когда-либо занимался. Не самое сложное и даже не самое запутанное, но именно самое странное и отвратительное. В основе его лежит своего рода тройное самозванство. Вы, несомненно, слышали о случаях, когда двое людей выдавали себя один за другого. Но я не знаю такого случая, чтобы сразу трое носили чужую личину. Как раз это обстоятельство и привело к тому, что совершенно обычная в общем-то череда событий вылилась в чудовищную путаницу и все, кого она коснулась, стали походить на сумасшедших.
Г. М. огляделся:
– Я еще вернусь к началу этой истории, точнее, к моменту, когда у меня сложилось смутное представление о том, чтó может за всем этим стоять. Это произошло, когда в гостиной вчера вечером появился человек, выдававший себя за Харви Драммонда – самозванец, который был на борту приземлившегося в поле самолета.
Рассказ Кена о происшествии на дороге в Леве меня поразил. Сразу два Драммонда за один час, сразу два субъекта, которые выдают себя за одного и того же человека! Те