— Понимаю, — согласился Маттеи. — А где господин пастор?
— В городе.
— Хорошо. Можете идти, господин Лугинбюль, — ровным голосом произнес Маттеи.
Учитель прошел обратно на дорогу. Там все прибывал народ из Мегендорфа.
Маттеи взглянул на Хенци. Тот по-прежнему стоял, опершись о ствол бука.
— Пожалуйста, только не меня, комиссар, — шепотом попросил Хенци.
Прокурор тоже отрицательно помотал головой. Маттеи еще раз посмотрел на трупик, потом на разорванное красное платьице, которое валялось в кустах, мокрое от крови и дождя.
— Что ж, тогда пойду я, — сказал он и поднял корзинку с крендельками.
Дом «На болотцах» был расположен в топкой ложбине близ Мегендорфа. Маттеи оставил служебную машину в деревне и пошел пешком. Ему хотелось выиграть время. Он издалека увидел дом. Но вдруг остановился и обернулся. Ему послышались шаги. Опять те же ребята — мальчик и девочка. Они раскраснелись — верно, бежали напрямик, иначе никак нельзя было объяснить их появление.
Маттеи пошел дальше. Дом был невысокий — белые стены и темные стропила, на них гонтовая крыша. За домом — плодовые деревья, в саду — вскопанные грядки. Перед домом мужчина колол дрова. Он поднял голову и увидел полицейского комиссара.
— Что вам угодно? — спросил он.
Маттеи мялся в растерянности, наконец назвал себя и спросил, лишь бы выиграть время:
— Господин Мозер?
— Это я и есть. Что вам нужно? — повторил он и остановился перед Маттеи, держа топор в руке.
Это был испитой человек лет сорока с изборожденным глубокими складками лицом и серыми глазами, пытливо смотревшими на комиссара полиции. В дверях показалась женщина, на ней было тоже красное платье. Маттеи обдумывал, что сказать. Он давно уже над этим думал и до сих пор ни до чего не додумался. Мозер сам пришел ему на помощь. Он увидел корзиночку в руках у Маттеи.
— С Гритли что-нибудь случилось? — спросил он и снова пытливо посмотрел на Маттеи.
— Вы куда-нибудь посылали Гритли? — в свою очередь спросил полицейский комиссар.
— К бабушке, в Ферен, — ответил крестьянин.
Маттеи прикинул: Ферен была соседняя деревня.
— Гритли часто ходила туда? — спросил он.
— Каждую среду и субботу после обеда, — ответил крестьянин и в приливе внезапного страха спросил: — Зачем вам это нужно знать? Отчего вы принесли назад корзиночку?
Маттеи поставил корзинку на пенек, на котором Мозер колол дрова.
— Гритли нашли мертвой в мегендорфском лесу, — сказал он.
Мозер не шелохнулся, не шелохнулась и жена, она все еще стояла на пороге. Тоже в красном платье. Маттеи увидел, как на побелевшем лице Мозера внезапно выступил и ручьями заструился пот. Ему хотелось отвернуться, но он был словно прикован к этому лицу, к этому струящемуся поту; так они и стояли оба, вперив друг в друга глаза.
— Гритли убили, — услышал Маттеи собственный голос; его раздосадовало, что голос звучит безучастно.
— Не может этого быть, не бывают на свете такие изверги, — прошептал Мозер, и рука с топором дрогнула.
— Бывают, господин Мозер, — сказал Маттеи.
Мозер тупо посмотрел на него.
— Я хочу пойти к дочке, — еле слышно выговорил он.
Полицейский комиссар покачал головой.
— Не стоит, господин Мозер. С моей стороны жестоко так говорить. Но послушайте меня; лучше не ходите к вашей Гритли.
Мозер вплотную подошел к комиссару полиции, остановился перед ним лицом к лицу.
— Почему это лучше? — выкрикнул он.
Полицейский комиссар промолчал.
Мозер еще мгновение раскачивал в руке топор, как будто собираясь замахнуться им, потом повернулся и пошел к жене, которая все еще стояла в дверях. Все еще без движения, без единого звука. А Матвеи ждал внизу. Он видел все до мельчайших подробностей и вдруг понял, что до конца жизни не забудет этой сцены.
Мозер обеими руками обхватил жену и весь затрясся от беззвучных рыданий. Он спрятал лицо на ее плече, а она все стояла и смотрела в пустоту.
— Завтра вечером вам покажут вашу Гритли. У нее будет такой вид, словно она уснула, — беспомощно прошептал Маттеи.
Тут вдруг заговорила женщина.
— Кто ее убил? — спросила она таким сухим деловым тоном, что полицейскому комиссару стало страшно.
— Я найду убийцу, фрау Мозер.
Женщина в первый раз, повелительно, с угрозой посмотрела на него.
— Обещаете найти?
— Обещаю, фрау Мозер, — подтвердил Маттеи. Им сейчас руководило одно желание — поскорее уйти отсюда.
— Поклянитесь спасением своей души.
Маттеи замялся.
— Клянусь спасением своей души, — выговорил он наконец. Больше ему ничего не оставалось.
— Ну так ступайте, — приказала женщина. — Помните, вы поклялись спасением своей души.
Маттеи хотел сказать что-то утешительное, но не знал, чем тут можно утешить.
— Я очень вам сочувствую, — пробормотал он. Повернулся и медленно пошел назад той же дорогой. Впереди виднелся Мегендорф, а дальше лес. Над ними небо, теперь уже совсем безоблачное. У обочины топтались те же ребятишки, и, когда он, едва передвигая ноги, прошел мимо них, они засеменили за ним следом. Вдруг сзади, из того дома, раздался звериный вопль. Комиссар не понял, кто это так рыдает — отец или мать. И лишь прибавил шагу.
Не успел Маттеи вернуться в Мегендорф, как сразу же возникли первые трудности. Автобус оперативной группы дожидался полицейского комиссара в деревне. Место преступления и ближайшие окрестности были тщательно обысканы, а затем огорожены. Трое полицейских в штатском остались в лесу. Они получили задание скрытно следить за прохожими. Может быть, таким путем удастся напасть на след убийцы. Остальному отряду надлежало вернуться в город. Небо полностью очистилось, но после дождя в воздухе ничуть не посвежело. Фен все еще бушевал над лесами и селениями, налетая мощными теплыми порывами. От необычной удушливой жары люди становились злыми, раздражительными, нетерпеливыми. Хотя до вечера было еще далеко, на улицах горели фонари.
Крестьяне сбежались толпой. Они увидели фон Гунтена. В их глазах убийцей был именно он — разносчики всегда подозрительны. Мегендорфцы думали, что он уже арестован, и окружили автобус оперативной группы. Разносчик не шевелился, скорчившись от страха, сидел он между прямыми, как палки, полицейскими. Крестьяне подступали все ближе, пытались заглянуть внутрь. Полицейские не знали, что делать. Рядом в служебном лимузине находился прокурор, его тоже не пропускали. В окружение попала и машина представителя судебной медицины, прибывшего из Цюриха, и белый с красным крестом санитарный автомобиль, куда положили маленький трупик. Мужчины напирали молча, но с явной угрозой; женщины жались к домам и тоже молчали. Дети громоздились на закраине деревенского колодца. Ни у кого из крестьян не было определенных намерений, их согнала сюда глухая злоба. Жажда мести и справедливости. Маттеи попытался пробраться к оперативной группе, но это оказалось невозможным. Тогда он решил обратиться к председателю общины и стал расспрашивать, где его найти. Вместо ответа послышались приглушенные угрозы. Маттеи подумал и пошел в трактир. Он не ошибся — председатель сидел в «Олене». Это был приземистый, оплывший нездоровым жиром толстяк. Он пил вальтеллинское стакан за стаканом и в низенькое окошко наблюдал за происходящим.
— Я ничего не могу поделать, комиссар, — заявил он. — Видите, какой своевольный народ. Не верят в расторопность полиции. Сами желают творить правосудие. А какая была хорошая девочка Гритли! Все мы ее любили, — со вздохом добавил он.
На глазах у него навернулись слезы.
— Разносчик не виновен, — сказал Маттеи.
— Тогда незачем было его арестовывать.
— Он и не арестован. Мы его взяли как свидетеля.
Председатель общины хмуро оглядел Маттеи.
— Вы только рады отвертеться. А мы что знаем, то знаем, — произнес он.
— Вам, как председателю общины, прежде всего надлежит обеспечить нам свободный выезд.
Не ответив ни слова, тот осушил еще стакан разливного красного.
— Что вы молчите? — раздраженно спросил Маттеи.
Председатель гнул свою линию.
— Разносчику несдобровать, — пробурчал он.
Комиссар заговорил без обиняков:
— Так легко это дело не пройдет. И отвечать будете вы, как председатель Мегендорфской общины.
— А вы кого отстаиваете? Убийцу из похоти?
— Прежде всего мы отстаиваем законность, а виновен он или нет — это вопрос иной.
Председатель сердито шагал взад-вперед по низенькому помещению кабачка. Поскольку за стойкой никого не оказалось, он сам налил себе вина. И выпил так торопливо, что темные струйки побежали у него по рубашке. Толпа на площади все еще вела себя спокойно. Лишь когда шофер попытался запустить мотор полицейской машины, ряды сомкнулись теснее.
Теперь в кабачок пришел и прокурор. Он с трудом протиснулся сквозь толпу мегендорфцев. Вид у него был довольно помятый. Председатель общины струсил. Появление прокурора не сулило ничего приятного. Для него, как и для любого нормального человека, люди этой профессии были чем-то вроде пугал.
— Господин председатель, — начал прокурор, — ваши мегендорфцы, по-видимому, намерены прибегнуть к суду Линча. Я вижу только один выход — вызвать подкрепление. Это всех сразу образумит.
— Давайте попробуем еще раз поговорить с людьми, — предложил Маттеи.
Ткнув председателя указательным пальцем в грудь, прокурор пригрозил:
— Если вы немедленно не заставите их выслушать нас, тогда пеняйте на себя.
А церковные колокола уже били в набат. К мегендофцам со всей округи сбегались на подмогу. Явилась даже пожарная команда и заняла позицию против полицейских. Из толпы раздавались злобные выкрики: «Пакостник! Гад!»
Полицейские приготовились встретить нападение толпы, которая волновалась все сильнее, но сами были растеряны не меньше, чем мегендорфцы. Они привыкли наводить порядок, имея дело с заурядными происшествиями, здесь же они столкнулись с чем-то необычным. Но крестьяне разом утихли и замерли. Из дверей «Оленя», к которым вела каменная лестница с железными перилами, вышли прокурор с председателем общины и комиссаром полиции.