В тот самый первый день Миеко внушила мне: «Проиграй схватку, но не теряй себя».
Через два года мы со Скоттом Мутрексом сошлись снова. Мне было девятнадцать, ему – двадцать два. Но я подрос за это время на несколько дюймов. Дважды мне удались победные броски, после чего Мутрекс под улюлюканье зрителей покинул зал.
Ночь после того дня, когда Сога нанесла визит в мой магазин, показалась мне самой долгой в жизни. Она тянулась дольше и тоскливее, чем предыдущая, когда я не находил себе места после похищения Дженни. Дольше и тоскливее, чем та, когда после четырнадцати лет молчания мне впервые позвонил Джордж, чтобы сообщить о смерти отца.
Дольше и тоскливее, потому что никогда прежде я не ощущал себя настолько беспомощным.
Меня терзали образы Дженни, Эберса – всего хорошего и здравого, что существовало в моей жизни. Я не знал ответа, но ясно осознавал стоявший передо мной вопрос: как я мог рассчитывать найти Дженни или помочь Эберсу, если потерял почву под ногами? И я искал ответы в саке, у Берчфилда, у самого себя. Первый согрел меня, второй вдохновил, а третий, стоило мне только как следует прислушаться, дал искомый ответ.
Я вновь обрел покой и ощутил сияние. Пришло знание. Появилась внутренняя сила. А потом я словно услышал слова отца, которые уже давно привык считать своими: «Что бы ни случилось, умей сохранить лицо. Научись защищать простых людей и самого себя». Сога забрала у меня Миеко. В их руках оказалась сейчас Дженни. Но я не позволю так легко завладеть моей жизнью и буду бороться за нее, пока способен дышать.
День девятыйОтчаяние
Глава шестьдесят первая
На следующее утро телефон в моем кабинете издал два звонка и умолк.
Я запер магазин и сел за руль белого служебного микроавтобуса без маркировки, припаркованного на заднем дворе. Проехав вдоль по Ломбард-стрит, свернул на Ван-Нуйс и несколькими кварталами ниже зарулил к расположенной на углу заправочной станции. Велев Элу заполнить бак, я направился в гараж. На подъемнике стоял джип для сафари, с передней полуосью которого возился сын Эла. Я кивнул ему, выскользнул через калитку в проволочном заборе с тыла автомастерской и быстро зашел в соседнее кафе. Сога наверняка поставила на прослушку все телефоны-автоматы в окрестностях моего магазина и имеет возможность перехватывать мои переговоры по сотовому телефону, но, воспользовавшись неприметными задворками автозаправки, чтобы попасть в расположенное на параллельной улице скромное кафе, я потратил всего двадцать секунд, после чего превратился для них в невидимку.
Заказав чашку кофе и датский бутерброд, я направился к туалетам. Рядом с ними на стене висели два телефона-автомата. Осмотревшись, я убедился, что меня никто не сможет подслушать. Набрал номер и стал ждать соединения. Трубку сняли после первого же гудка.
– Слушаю!
– Это я. Узнал что-нибудь?
– Они здесь. Но пока не знаю, сколько их.
– В Нью-Йорке? Ты уверен?
– Да. Носят костюмы, которые сидят на них, как детские платьица на бульдогах.
– Ты быстро сработал.
– А как же! У меня десять человек ведут наблюдение круглые сутки. Я держусь оттуда подальше. Джордж действует по той же схеме в Лос-Анджелесе.
Мне снова стало страшно. Десять человек – это целая армия.
– Я же просил все делать как можно незаметнее. Жизнь Дженни поставлена на карту.
– Мы ведем слежку с очень большого удаления. Через бинокли из соседних зданий или из машин, припаркованных в дальнем конце улицы. Ничто не должно бросаться в глаза.
– Никого пока не засекли?
– Нет.
Я немного успокоился.
– Что удалось установить?
– Мы обратили внимание на боковой вход из переулка и на подземную парковку.
– Значит, основного входа они избегают?
– Может, пользовались им прежде, но не сейчас.
Всегда на шаг впереди, подумал я. Как только их хакер обнаружил следы взлома, Сога перешла на чрезвычайный режим.
– Скольких насчитали?
– Пока пятерых.
– А команда Джорджа?
– У них трое. Все приезжают на машинах с тонированными стеклами, паркуются под зданием и поднимаются по черной лестнице, а не на лифтах главного вестибюля. Очень трудно разглядеть каждого.
Но ведь разглядели же!
– Пятеро для них – уже много. Установили, где они обитают?
– Да. Уединенный участок на Лонг-Айленде. Северное побережье.
– Хорошее местечко?
– Много пространства, лесистое и выходит к самой воде. Высоченная ограда по всему периметру.
– А что за вода?
– Большая.
– Ты имеешь в виду, что это берег океана? Ни гавани, ни бухты?
– Ничего подобного.
– Значит, перекрыть выход в море не удастся.
– Едва ли. Там причал с двумя катерами. На вид – очень быстроходными.
– Кто владелец земли?
Нода усмехнулся:
– Мой человек побеседовал с хозяином бензоколонки в двух милях по шоссе оттуда. Говорит, что там живут престарелый японец и два молодых парня.
Молодые подчиненные в услужении у пожилого начальника. Типично для традиционного японского понятия об иерархии. И верный признак для нас.
– Что ж, пора приступать, – произнес я.
– Мы будем готовы.
– Отлично. Встретимся сегодня вечером.
– Да.
– Случилось еще кое-что. Они нанесли мне визит.
– Сколько их было?
– Всего двое. Но они опасно ранили моего помощника.
Я успел узнать, что за прошедшую ночь состояние Эберса не улучшилось.
– Расскажи подробности, – попросил Нода. Он выслушал мой отчет, потом надолго замолчал. – Ничего не поделаешь. Будем надеяться на медиков. Не теряй присутствия духа, не дергайся, старайся не попасть им на глаза.
– Таков мой план, но только кому-то все же придется за все расплатиться.
Нода попрощался со мной и положил трубку.
Вскоре я позвонил Ренне. После предупреждения Соги я не мог позволить себе быть замеченным в компании лейтенанта полиции или подслушанным во время разговора с ним, и не имело значения, что он был, помимо прочего, просто моим другом. Я сообщил, что направляюсь в Нью-Йорк, и поинтересовался, готов ли он к нам присоединиться.
– Ни за что на свете не упустил бы такой возможности, – сказал Ренна. – Я уже подал официальное заявление на краткосрочный отпуск по личным делам. Об этом даже написали в местных утренних газетах.
– Превосходно. Публикации непременно будут замечены Согой. Тогда увидимся на Восточном побережье?
– Да. О моей отлучке не будет знать никто, кроме шефа полиции и мэра.
– Хорошо. Что-нибудь еще?
– Тут многие считают нас параноиками.
– А ты сам?
– Я слишком много знаю, чтобы разделять это мнение…
Следующий звонок я сделал в Токио с оплатой за счет вызываемого абонента. Когда к телефону подошел Горо Козава, я произнес:
– Настало время открыть те двери, о которых вы упомянули.
– Что от меня требуется?
И я проинформировал его обо всем.
Потом, размахивая пакетом с заказанным бутербродом, чтобы его было видно издалека, я вернулся на заправку Эла, расплатился за топливо и двинулся обратно к магазину. Оказавшись в кабинете, я сделал то, что настоятельно рекомендовал мне Кейси: позвонил Лиззе Хара, разговаривая с ней нарочито игривым тоном. Она охотно согласилась на встречу, что вызвало у меня чувство вины. Ведь, как и отец, я собирался вслепую использовать ее.
Он хотел, чтобы она привлекла внимание Соги. А для меня она станет живым щитом.
Как только Джим Броуди отъехал от своего магазина в неизвестном пока направлении, четыре таких же неприметных микроавтобуса, как и его собственный, располагавшиеся по всем четырем сторонам света от «Антиквариата Броуди», тоже пришли в движение. Оборудованные приборами слежения, настроенными на «жучок», который заблаговременно прикрепили к шасси фургона Броуди, все они последовали за ним на почтительной дистанции. Пока он катил по Ломбард-стрит, две машины двигались по параллельным улицам слева и справа, третья держалась в трех четвертях мили впереди на случай перехвата, а четвертая пристроилась в полумиле сзади.
Когда же Броуди свернул на Ван-Нуйс, передний и задний микроавтобусы повторили его маневр, чтобы обеспечивать теперь боковое прикрытие, а два других тоже выехали на Ван-Нуйс спереди и сзади. Пока цель двигалась, в визуальной слежке не было необходимости. Ни один микроавтобус не приближался к ней менее чем на три квартала.
Но как только объект наблюдения достиг пункта назначения, преследователи ускорились. Следовавшая сзади машина нагнала Броуди, когда тот заезжал на заправку, и пристроилась в тени деревьев у противоположного тротуара, откуда у агента, сидевшего сзади, открывался через тонированные стекла превосходный вид на происходящее.
Три других фургона тоже встали, образовав между собой прямоугольник со сторонами от семидесяти до ста ярдов, и активировали параболические микрофоны, способные уловить любой шорох на расстоянии в двести ярдов. Потом и водитель ближайшей к месту действия машины включил аппаратуру с усилителями звука. Звонки Броуди оказались перехваченными тремя из четырех направленных примерно в его сторону микрофонов.
Причем две записи получились отменного качества.
Глава шестьдесят вторая
Сквозь иллюминатор лайнера «Юнайтед эйрлайнс» передо мной открылся вид на Манхэттен с его устремленными в подернутое желтоватой дымкой небо высотными зданиями. Как только шасси самолета коснулись посадочной полосы аэропорта Кеннеди, я снял с полки свою дорожную сумку и устремился к выходу. Такси доставило меня в заштатный отель на углу Тридцать девятой улицы и Девятой авеню. Я прошел через мрачноватый холл, подсвеченный одной лишь запыленной люстрой, с полом, покрытым черно-белым клетчатым линолеумом, и с парой продавленных красных диванов с обивкой из винила. В противоположном конце холла находилась дверь, которая вела в старомодный коктейль-бар, тоже уставленный виниловой мебелью. В баре было почти темно, однако я сумел разглядеть спину мужчины в дорогом летнем пиджаке, но не его лицо. Что делал этот богатый человек в такой дыре?