Глава 8. Раздражение леди, достигшей возраста, когда она знает все лучше других
— Итак, — сказал инспектор Блоксхэм, усаживаясь на большую газонокосилку, стоявшую на западном краю спортивной площадки, — я не говорю, что мы двигаемся вперед, если быть точным. Но, по меньшей мере, и не двигаемся назад. И я точно уверен, приятель, что кто-то из обитающих тут людей убил Джекоба Хобсона. Полагаю, в нашем расследовании мы сейчас на половине пути. Мне удалось выслушать семь историй о том, что́ люди делали и почему в ночь убийства, и я услышу еще семь. На данный момент я допросил молодого Браун-Дженкинса, мисс Йеомонд, миссис Хобсон, всех мистеров Йеомондов, мистера Энтони — крайне подозрительная птица этот тип, я бы сказал, — Коста-тренера и мисс Кауз. Последнюю придется навестить еще раз. Умна, как целая тележка с обезьянами. — Он сунул руки в карманы брюк.
— Мистер Блоксхэм, — произнес сержант, — такие крупные щекастые дамочки редко бывают сильными, когда доходит до ума. Типа страстная и возбудимая под мирной вроде бы поверхностью, если вы хотите знать мое мнение, инспектор, но не так уж умна, нет.
— Приятель, — инспектор окинул своего оруженосца внимательным взглядом, — подобные речи не доведут тебя до добра. Прими мой совет и проводи вечера дома. Помогай своей миссис прясть шерсть. Это успокоит твои нервы.
Яркая краска залила суровую, но искреннюю физиономию сержанта, и он поспешно сменил тему.
— А вы думали еще о том деле с креслом, что случилось в ночь с пятницы на субботу, мистер Блоксхэм? — спросил он.
— Дело с креслом?
— О чем рассказали два независимых свидетеля — мисс Йеомонд и мистер Дженкинс?
— Вопрос в том, были ли они независимыми свидетелями. У меня есть подозрения относительно мистера Браун-Дженкинса. Я никак не могу понять, насколько много врет этот молодой человек.
— Врет, сэр?
— Чемпион-велосипедист, сержант. Есть несколько категорий продвинутых спецов в почтенном университете врунов. Гольфисты и рыбаки котируются весьма высоко, что касается их спортивных достижений, а вот чемпионы-велосипедисты лишь приближаются к ним. Там же рядом те ирландские селяне, что расскажут о том, какую огромную лису они только видели, и те, кто никогда не падал, боксируя в легком весе. После этих идут охотники, чья собака всегда обгоняла электрического зайца, и, конечно, в самом конце списка такие простые души, как игроки в водное поло. Они никогда не нарушают правил и сами верят в это чуть ли не всерьез, а в следующий момент уже требуют наказать соперника, которого едва не утопили или не задушили. К счастью, компетентный судья обычно может справиться с юмористами такого сорта.
— Похоже, вы изучили темочку, сэр, — заметил сержант.
Инспектор кивнул.
— Я не всегда был полицейским, сержант, — печально произнес он. — Были времена, когда моим предназначением считались военная академия в Сандхерсте, карьера военного или достойная смерть. Но началась война, и из меня получился солдат иного рода. Фамильные ценности затем поменялись, так что я вышел из армейских рядов целым и невероятно усталым, без денег или образования, о каком можно говорить, и присоединился к силам, которые мы нынче так славно украшаем. А теперь, как ты думаешь, сумеешь ли ты защитить меня от удара зонтиком, если я допрошу старую миссис Паддикет?
— Мне кажется, сэр, — проговорил сержант, и они пошли по беговой дорожке навстречу креслу тетушки Паддикет, которое только что появилось из калитки и теперь двигалось с приличной скоростью, — что вы не так серьезны по поводу этого убийства, как было в Мерридэле пятнадцать месяцев назад.
— Сержант, ты хороший парень, — Блоксхэм взглянул на подчиненного, — и я скажу тебе то, что не буду повторять и не хочу, чтобы ты повторял это кому-либо другому. Я исполняю свой долг в определенной степени в этом расследовании, но сердце мое к нему не лежит. Я знаю, что полицейским не платят за то, чтобы они были сентиментальными, но меня ужасно расстраивает, что с моей помощью некая вполне достойная и гуманная персона будет осуждена за то, что бросила камнем в это грязное животное Хобсона. Имейся у меня достаточно отваги, я бы отказался от дела, по меньшей мере, если бы одолел свое неутолимое любопытство. Но я хочу знать, кто это совершил… и пока не знаю. Как только выясню, долг повелит мне передать информацию и арестовать преступника, так что, понимаешь…
Кресло покатилось быстрее, и сидевший в нем человек оказался достаточно близко, чтобы слышать их беседу. Инспектор замолчал на полуслове. Миссис Паддикет, наклонившая голову вперед так, что стала напоминать зловещую черепаху, приветствовала полицейских с мягкой насмешкой:
— Ну и ну! Вот и мы, с нашими блокнотами и карандашами! Что мы нашли сегодня?
Инспектор вежливо улыбнулся:
— Мы полагаемся на вас в нашем расследовании, миссис Паддикет. Начать с того…
— Начать с того, слуга! — вскричала старая леди, свирепо оглядываясь на Джо-кроликовода, который работал двигателем кресла. — Оставь экипаж и удались на дистанцию, не меньшую чем десять ярдов. Выполняй!
Проныра пожал плечами и направился к газонокосилке, сел на нее и закурил.
— Начать с того, — повторил инспектор, — что мне хотелось бы знать, пришли ли вы к некоему заключению по поводу использования кресла в ночь убийства?
— Я не понимаю вас, инспектор. Вы уверены, что имеете в виду ночь убийства?
— Ну, если быть точным…
Старая миссис Паддикет расхохоталась громко, резко и оскорбительно.
— Если быть точным, — инспектор заговорил громче, поскольку ощутил раздражение, — я имею в виду очень… экстремально ранние часы следующих суток… Примерно час ночи фактически или около того.
— И что с креслом? — осведомилась старая леди. — Переходите к сути!
— Находились вы в своем кресле в час ночи субботы, девятнадцатого апреля?
Миссис Паддикет извлекла из недр экипажа лорнет из черепашьего панциря. Вооружившись им, она сначала изучила инспектора, потом сержанта, а затем снова инспектора. Убедившись, что эти любопытные вариации живых существ хотя и выглядят странно, однако принадлежат к числу существующих млекопитающих, она опустила оптический прибор.
— Могу я спросить, имеет ли полиция некие возражения относительно поведения домохозяйки, обладающей гражданством и правом голоса, налогоплательщицы, решившей предаться физическим упражнениям на собственной земле в ночной час, используя для этого ее собственное кресло, ее собственную достойную одежду и ее собственное время? — с достоинством осведомилась она. — Если так, то скажите это, офицеры, и мы обсудим данную тему при участии адвокатов и в более удобное время.
Миссис Паддикет оглянулась и пронзительным криком призвала Джозефа Херринга. Проныра неохотно затоптал окурок и поднялся, тоже без особой торопливости.
— Слуга! Вези меня в дом, — велела старая леди.
Инспектор смотрел вслед креслу, испытывая смешанные чувства.
— Будь я проклят! — произнес сержант. — Она была там все время!
— Была ли она? — Голубые глаза инспектора сузились. — С этим мы еще должны разобраться, приятель. Ого, снова-здорово. Она возвращается к нам, бог ты мой! Что еще?
Кресло остановилось на том же месте, и Джозеф Херринг ловко воткнул сигарету между губами и прикурил еще до того, как нанимательница повелела ему опять удалиться в сторону газонокосилки.
— Я должна сказать, офицеры, — заявила миссис Паддикет, после чего потыкала кончиком зонтика в отворот штанов сержанта и пробормотала «не отстирается» таким недовольным тоном, словно это была ее одежда, — что особая служба моторных экипажей действует от Макит-Лонгер до ворот данной территории, чтобы доставлять сюда людей, которые имеют желание увидеть место, откуда было удалено тело. Куски камня и пригоршни гравия уже были похищены из водяного парка как сувениры с реального места преступления, а один полный энтузиазма коллекционер зашел так далеко, что попытался отравить пресноводных рыбок, обитающих в пруду, чтобы сохранить одну из них в качестве уникального памятного знака о том, что здесь случилось. И я не скажу более ничего.
Она оглянулась в поисках Проныры. Тот вынул сигарету, аккуратно затушил ее, а окурок засунул за правое ухо.
— Слуга, — возгласила тетушка Паддикет, наблюдавшая за процедурой. — Ты тут?
— Да, мадам, — отозвался Джозеф, подходя к креслу.
— Удали этот отвратительный отросток.
— Вы же не имеете в виду бычок, мадам?
Старая леди поджала губы и сердито уставилась на него.
— О, как пожелаете, — пробормотал Джо, извлек окурок из-за правого уха и ловким движением уронил в рукав пиджака, откуда он снова вывалился в ладонь, едва хозяйка отвела взгляд.
— Конечно, — продолжила она, обращаясь к полицейским, — как может беззащитный член общества жаловаться, что два офицера тратят все свое время, утро и день в доме и его окрестностях, в то время как ее собственность расхищают прямо перед их носом! Камни из парка, гравий с дорожек, голавль из пруда… Отвратительно!
Завершив эту содержательную речь, миссис Паддикет внезапно повернулась в кресле и заорала на Джозефа Херринга, чтобы он увез ее в дом.
— Да, — вздохнул инспектор, снова наблюдая за удаляющимся креслом, на сей раз со смесью утомления и радостного изумления в глазах, — вот оно как.
— И она была снаружи в кресле… — начал сержант.
— Которое мчалось со скоростью двадцать миль в час. — Инспектор усмехнулся.
— В час ночи.
— Да. Остается лишь разобраться, сам ли дьявол или кто-либо из его подручных толкал кресло, и мы можем забыть об этой истории, — подытожил инспектор.
Но когда он заговорил вновь, тон его изменился, став более серьезным:
— Я совсем не понимаю ее отношения. А хуже всего, я не чувствую себя вправе запугивать и давить на старую женщину, которой девяносто лет. Какой смысл, хотел бы я знать, в том, чтобы озвучивать нам столь откровенную ложь? Ладно. Не будем думать об этом сейчас. Последуем за ней к дому и попробуем снова поговорить с мисс Браун-Дженкинс. Это она заметила брата, когда он склонялся над пустой кроватью в комнате мисс Йеомонд.