— Слава небесам, — пробормотал Блоксхэм, суеверно скрещивая пальцы на одной руке и касаясь дерева пальцами другой. — И что с этими случаями, мадам?
— Мое имя Брэдли, Лестрэйндж Беатрис, единственное число, женский пол, объектный падеж, откликаюсь на имя Додо, если оно сопровождается кусочками сахара, — сообщила гостья, ухмыляясь инспектору, точно тигр-людоед; потом она направилась к стулу, взяла дубинку, осмотрела ее, взвесила, оценивая баланс и тяжесть, и взмахнула ею.
— Потянет запястье, — сказал инспектор сам себе.
Миссис Брэдли кивнула и подтвердила:
— Да. Иногда они становятся невероятно агрессивными.
— Кто же?
— Психически больные.
— Теперь я понял, кто вы, — проговорил Блоксхэм. — Вы та дама-психоаналитик. Читал ваши книги. Очень познавательные.
— Вы смущаете меня, дитя мое. — Миссис Брэдли закатила черные, лучившиеся юмором глаза.
Она снова посмотрела на дубинку и аккуратно положила на книжную полку.
— Есть слово, которое обычно используют гольфисты, — произнесла она с сожалением. — Понимаете, о чем я?
— Ай-ай-ай! — с готовностью предположил Блоксхэм.
Сев в крутящееся кресло суперинтенданта, он повернулся, чтобы видеть собеседницу.
— Благодарю вас. А теперь примените его к себе, мой бедный друг.
Блоксхэм улыбнулся:
— С чего бы?
Ее глаза обратились в сторону лежавшей на полке дубинки, и инспектор покраснел.
— Ну, — сказал он воинственно, — если учесть все факторы, это могло быть оно! Вспомните, у меня не было слепка с черепа Хобсона в тот момент, когда я заметил эту штуку, висевшую в кухне Лонгера. В любом случае это зверское оружие имеет закругленное навершие, и я знал, что округлым инструментом разбили череп того несчастного парня.
— Круглое, а не закругленное, — сурово поправила его миссис Брэдли. — Сферическое, дитя мое, сферическое.
— Но вы не видели мертвеца! — воскликнул Блоксхэм. — Что вы об этом знаете?
— Я читала медицинское заключение, предоставленное в распоряжение суда. Конечно, медицинские профессионалы немного… сдержанны в определенных вопросах, но позднее я повидалась с двумя докторами, осматривавшими тело Хобсона, и я вполне удостоверена тем, что я знаю: как Хобсон был убит, когда и почему.
— Но вы не знаете, кто убил его? — недоверчиво осведомился инспектор.
— Увы, я даже знаю, кто убил его и как тело было помещено в центр достаточно широкого пруда. Теперь готовы ли вы вернуться со мной в Лонгер?
Машина остановилась у полицейского участка, Блоксхэм вскочил и выглянул из окна.
— Я бы с радостью, но сначала мне придется избавиться от главного констебля, — сообщил он.
— От сэра Бертрама? — Миссис Брэдли заулыбалась с воистину макиавеллиевским весельем.
— Сэр Бертрам Пэлли, — отозвался инспектор. — Вы его знаете?
— Да, но я не хочу с ним встречаться.
Миссис Брэдли подхватила свою нелепую шляпу и накинула на себя, на цыпочках пересекла комнату и, прежде чем ошеломленный Блоксхэм смог вымолвить хотя бы слово, откинула нижнюю оконную створку и выбралась через подоконник. Расстояние до земли было чуть менее десяти футов, но ее это не смутило: цепляясь за подоконник рукой, она улыбнулась снова, так, что ей позавидовал бы Чеширский кот, и пропала из виду. В тот же самый момент главный констебль появился в комнате — как все, через дверь.
Разговор оказался коротким, начальство отправилось по своим делам, не дождавшись суперинтенданта. И униженный, раздраженный, обеспокоенный инспектор направился кратчайшей дорогой в Лонгер.
Он нагнал миссис Брэдли только у самых ворот, и дальше они зашагали вместе. Она привела Блоксхэма на огород, а затем, через него, к дверям дровяного сарая. Тут стоял бочонок для воды, почти пустой, и на его дне, практически у всех на виду, лежали два куска веревки из спортзала.
Инспектор вытащил их и, смотав, понес в сторону пустынного в этот час стадиона. Там он растянул оба куска на траве. Если не высчитывать до дюймов, они были равной длины. Блоксхэм хмыкнул и сделал пометку в блокноте, убрал его в карман и в отчаянии посмотрел на миссис Брэдли.
— Не знаю, тупоголовый ли я или просто запутался, пережевывая эти дела, — сказал он, — но я признаю здесь и сейчас, что вид этих дурацких веревок ничего не вызывает у меня в голове, за исключением совершенно очевидного вывода, что исходник разрубили пополам тупым ножом.
Миссис Брэдли торжественно похлопала его по широкому плечу.
— Это не так плохо для начала, — ободряюще сказала она. — Отнесем их к пруду.
Инспектор послушно собрал улики и вслед за пожилой маленькой дамой отправился к берегу.
— Вторая ива будет та, что нам нужна, — проговорила миссис Брэдли, указывая на древнее изогнутое, узловатое дерево, ветви которого торчали, будто спутанные волосы на голове волшебника.
— Точно напротив того места, где находилось тело Хобсона.
— Насколько широк пруд в этом месте, как вы думаете? — спросила миссис Брэдли, прикрывая глаза ладонью.
Инспектор достал блокнот и посмотрела в него.
— Примерно двадцать шесть ярдов, — ответил он.
— А общая длина веревки из спортзала?
Блоксхэм разложил два отрезка веревки на земле, а потом измерил с помощью складной карманной линейки.
— Восемнадцать футов в общей сложности, — сообщил он.
— Ну, тогда отправляйтесь в деревню и узнайте, кто там купил моток веревки или бельевого шнура общей длиной не менее тридцати двух ярдов после восемнадцатого апреля, — распорядилась миссис Брэдли.
— Вы же не думаете, что убийство Хобсона планировалось заранее? — воскликнул инспектор.
— Я знаю, что не планировалось, — торжественно произнесла миссис Брэдли, — однако расположение тела тщательно спланировали заранее. Вряд ли планированием занимался сам преступник. Подумайте над этим.
— Я должен кого-то арестовать, — неожиданно заявил Блоксхэм, — и посмотреть, что случится дальше.
Миссис Брэдли одобрительно кивнула:
— Разумный ход. Сделайте это, и пусть мир дивится на вас!
Инспектор взглянул на собеседницу с подозрением, к которому было примешано недоверие.
— А когда я разберусь, кто купил бельевой шнур… — начал он.
— Вы узнаете, вероятно, кто опустил тело в пруд и кто отправил следом за ним статую русалочки. — Миссис Брэдли рассмеялась, после чего неожиданно спросила: — Вам нравится статуя русалочки, инспектор? Каково ваше мнение, если рассматривать ее как объект искусства?
— Не могу сказать, что когда-либо смотрел на нее с этой точки зрения, — признался Блоксхэм, хмуря брови в попытке вызвать из памяти облик упомянутой скульптуры.
— Не теряйте времени, стараясь изобразить то, чего нет, — посоветовала миссис Брэдли. — Когда я посмотрела на фигуру той русалочки — именно в этот момент половина истины снизошла на меня.
— А вторая половина?
— Вы читали «Дело об убийстве канарейки», написанное человеком по имени Ван Дайн?
— Да, естественно.
— Помните игру в покер?
— Помню. Хорошая идея.
— Одна деталь приводит к другой, — не без скромности промолвила миссис Брэдли. — Хорошая идея также посетила и меня. Заезженная, как сказал бы вульгарный мир, но все же хорошая. Дартс.
— Дартс? — уточнил инспектор, оглядываясь в поисках помощи.
Зловещая ухмылка миссис Брэдли, порожденная если не злым, то, без сомнения, мощным разумом, лишала его уверенности.
— Дартс. Как им забавляются ради призов на ярмарке в Хилли-Лонгер. Посмотрите на это.
И она предъявила ему снятую со скоросшивателя страницу из своего блокнота. Инспектор взял ее, прочитал имена и количество очков, набранных каждым участником. Затем он покачал головой и вернул блокнот.
— Интересно, — буркнул он.
Миссис Брэдли хохотнула и убрала блокнот.
Через четверть часа миссис Паддикет, тянувшая черепашью шею, наблюдала за великолепным зрелищем. Инспектор Блоксхэм, вооруженный увеличительным стеклом, был погружен в скрупулезное изучение статуи русалочки со всех возможных ракурсов и дистанций.
Наконец он убрал инструмент и безнадежно покачал головой, разглядывая глупо улыбавшийся «шедевр».
— За исключением того, что ты последний предмет на земле, на который любой разумный человек захочет смотреть более двадцати секунд, я не вижу ничего интересного. Доброго вечера, мадам.
Инспектор иронически отсалютовал русалочке и отправился в сторону огорода, где миссис Брэдли вела сердечную беседу со скорбным Джозефом Херрингом.
Как только Блоксхэм оставил их вдвоем, маленькая пожилая дама требовательно спросила:
— Джозеф, кто убил двух кроликов?
Проныра опустил ботинок, с которого он методично отколупывал куски засохшей земли с помощью сломанного перочинного ножа, и воззрился на нее со стоическим выражением старого солдата, готового изложить грандиозную древнюю байку.
— Мадам, это был Хобсон, — ответил он, сплюнул в кормушку для птиц от мисс Кэддик и вновь занялся ботинком.
— Хобсон? Где же я слышала это имя?
Джозеф украдкой взглянул на нее, и в глазах его мелькнуло вполне обоснованное подозрение.
— Тип, с которым покончили в том кровавом водяном парке, — мрачно произнес он.
— Я думала, это был Энтони, — мягко заметила миссис Брэдли. — Что за прекрасное зрелище — это весенний лук, не так ли?
— Ну да, он такой, — отозвался приятель, собеседник и помощник этого самого лука, — если бы люди только позволили ему расти, вместо того чтобы выдергивать его и все такое.
— Ваш язык красочен, но темен. Переведите.
— Мадам?
— Что вы имеете в виду?
— Да все этот Кауз!
— Ричард Кауз?
— Ага. Выдергивает его и жует, словно он тут на овощном рынке и все уже купил! Ревень тоже! И латук! И молодую морковь, которую можно очистить ногтем большого пальца! И редиску! Сжирает на месте! Не дает вырасти, налиться соком, набраться спелости! Это жестоко!
Миссис Брэдли выразила сочувствие в нескольких тщательно подобранных словах, но Джозеф отказался от утешения, поэтому она вернулась к прежней теме.