Лоррейн в полном изумлении таращила глаза.
– В Дьепе сядешь в парижский поезд. Уничтожишь паспорт Аниты Марш, купишь билет на самолет до Мельбурна по паспорту Маргарет Нельсон. Там я тебя буду ждать.
– Черт побери, все продумал?
Сразу не поймешь, довольна она или злится.
– Ну да… В общем-то больше нечем было заняться.
– Одно обещай – не вкладывай в свои планы все деньги.
– Ни за что. Я хорошо усвоил урок, детка. Долго думал. Проблема в том, что, как только влезешь в долги, дальше катишься вниз по спирали. Теперь мы свободны, можем начать сначала. Начнем в Австралии, потом куда-нибудь переедем, будем жить под солнцем. По-моему, неплохо! Деньги со временем можно в банк положить, на проценты жить.
Лоррейн с сомнением смотрела на Ронни.
Он ткнул пальцем в конверт:
– Тут еще кое-что для тебя.
Она вытащила тонкий целлофановый пакетик с отдельными почтовыми марками.
– Помогут продержаться, – объяснил он. – Оплатишь расходы. Побалуй себя чем-нибудь. Там есть фунтовая марка «Сомерсет-Хаус» девятьсот одиннадцатого года, стоит около пятнадцати сотен фунтов. В целом тысяч на пять. Отнесешь к одному моему знакомому, который даст самую лучшую цену. Когда придут большие деньги, он же переведет их в марки. Дилер честный. У него мы больше получим.
– Он ничего не знает?
– Боже сохрани. – Ронни оторвал клочок от обложки журнала, лежавшего на кухонном столе, записал имя и фамилию Хьюго Хегарти, номер телефона и адрес. – Старик огорчится известию о моей гибели. Я был хорошим клиентом.
– За последние недели пришло несколько писем, открыток с соболезнованиями…
– Хотелось бы прочитать, что обо мне пишут.
– Добрые слова. – Лоррейн грустно рассмеялась. – Сью говорит, мне надо подумать о похоронах. Большой гроб не понадобится… для бумажника и мобильника, правда? – Оба фыркнули. Лоррейн вытерла вновь покатившиеся по щекам слезы, вздохнула. – По крайней мере, можно посмеяться. Приятно, да?
Ронни шагнул к ней, крепко стиснул.
– Угу. Очень приятно.
– А почему ты выбрал Австралию?
– Чем дальше, тем лучше. Там нас никто не знает. Вдобавок один мой старый приятель давно туда уехал. Можно ему доверять – продаст марки без всяких вопросов.
– Кто это?
– Чад Скеггс.
Лоррейн испуганно взглянула на него, словно ее ударили:
– Рики Скеггс?
– Да. Ты ведь до меня с ним крутила? Он всегда требовал, чтобы птички его звали Рики. Как бы особая привилегия. Для деловых партнеров Чад, для приятелей Чад, а для девчонок Рики. Очень старательно соблюдал это правило.
– Это одно и то же, – объяснила она. – Чад и Рики – уменьшительные от Ричарда.
– Ну, не важно.
– Нет, Ронни, важно. И я с ним не крутила. Мы только раз встречались. Он пытался меня изнасиловать. Помнишь? Я тебе рассказывала.
– Угу. Это для него обычная прелюдия к роману.
– Я серьезно. В начале девяностых он повез меня как-то вечером в своем «порше»…
– Помню тот самый «порше». Черный. Я тогда работал в брайтонской компании по продаже подержанных автомобилей, мы его подцепили после того, как он в дерево врезался и пошел под списание. Приварили к хвосту перед от другого. Дешево всучили Чаду. Это был смертельный капкан, черт возьми!
– И ты его другу продал?
– Он хорошо знал, что тачка дерьмовая, не слишком быстро ездил. Купил из чистого пижонства, катал цыпочек вроде тебя.
– Ну, мы немного выпили в баре, я подумала, он везет меня ужинать. Вместо того направился в Даунс, сообщил, что девочкам, которых он трахает, позволяется называть его Рики, расстегнул «молнию» на ширинке, велел отсосать. Я даже не поверила.
– Грязный ублюдок.
– Когда я потребовала везти меня домой, чуть не вышвырнул меня из машины, обозвал неблагодарной сукой, обещал показать настоящую мужскую палку. Я ему оцарапала щеку, нажала на клаксон, впереди вдруг вспыхнули фары встречной машины, он испугался, отвез меня домой.
– Дальше что?
– Ни слова больше не сказал. Я вылезла из машины, и все. Потом время от времени видела его в городе, каждый раз с другой женщиной. Потом от кого-то услышала, что он уехал в Австралию. На мой взгляд, не так далеко, как хотелось бы.
Ронни сидел в угрюмом молчании. Лоррейн раздавила в пепельнице догоревший до фильтра окурок и вновь закурила. Наконец Ронни сказал:
– Вообще-то парень он неплохой. Может, просто в тот раз был не в духе. Самолюбия у него хоть отбавляй. С возрастом наверняка утихомирился.
Лоррейн долго молчала.
– Все будет в порядке, крошка, – заверил Ронни. – Все получится. Многим ли выпадает шанс начать жизнь сначала?
– Хорошее начало, – язвительно заметила Лоррейн, – оказаться в полной зависимости от негодяя, который пытался когда-то меня изнасиловать.
– У тебя есть идея получше? – неожиданно рявкнул Ронни. – Есть другой план? Рассказывай.
Лоррейн взглянула на него. Перед ней был другой человек, не тот, каким был до отъезда в Нью-Йорк. Изменившийся не только физически. Дело не просто в бороде и бритой голове – изменилось еще что-то. Добавилась самоуверенность и жесткость.
Или сейчас, после долгой разлуки, она впервые увидела настоящего Ронни, каким он был изначально.
Нет, неохотно признала она, у нее не имеется лучшего плана.
103
Октябрь 2007 года
Сидя в ожидании на кожаном диване в кабинете Хьюго Хегарти, Эбби подула на чай, отхлебнула. Взяла с блюда печенье. Она не завтракала, организм требовал сахара. Наконец после долгого отсутствия дилер вернулся, вежливо извинился:
– Прошу прощения. – Снова сел за письменный стол. Вновь посмотрел на марки. – Превосходное качество. Будто только что отпечатаны. Весьма примечательная коллекция.
– Спасибо, – улыбнулась Эбби.
– И вы все хотите продать?
– Да.
– Сколько просите?
– Каталожная стоимость чуть больше четырех миллионов фунтов, – ответила Эбби.
– Пожалуй. Но боюсь, каталожной цены вам никто не заплатит. Любой покупатель хочет получить прибыль. Разумеется, чем надежнее происхождение марок, тем ниже маржа.[16]
– Вы купите? – спросила она. – Со скидкой.
– Не могли бы вы поподробнее рассказать, как они к вам попали? Вчера вы говорили, что унаследовали дом и имущество вашей тетушки?
– Да.
– В Австралии, в Сиднее?
Эбби кивнула.
– Как ее звали?
– Энн Дженнингс.
– У вас есть документы, подтверждающие право на собственность?
– Что именно вам требуется?
– Копия завещания. Не попросите ли ее адвоката переслать мне его по факсу? Не знаю, какое там время сейчас. – Хегарти взглянул на часы. – Середина ночи, должно быть. Можно обождать до завтра.
– И сколько вы заплатите за коллекцию?
– Когда получу надлежащее подтверждение? Готов заплатить два с половиной миллиона.
– А без подтверждения? Прямо сейчас, наличными?
Дилер сухо улыбнулся, покачал головой:
– Прошу прощения, я так дела не делаю.
– Мне посоветовали обратиться именно к вам…
– Напрасно. Я этим больше не занимаюсь. Выслушайте мой совет, юная леди. Разделите коллекцию. Она слишком дорого стоит. Возникнут вопросы. Прямо сейчас разбейте. В Соединенном Королевстве найдутся другие торговцы. Предложите один блок одному, другой другому. Можете обратиться и за границу. Торгуйтесь. Если цена не понравится, не соглашайтесь. Не спешите продавать, растяните сделки на пару лет, чтобы не возбуждать никаких подозрений.
Он старательно, почти благоговейно собрал марки, разложил по пакетикам.
Убитая Эбби слабо пробормотала:
– Вы мне порекомендуете британских дилеров?
– М-м-м… дайте подумать.
Продолжая укладывать марки, Хегарти назвал несколько фамилий. Эбби записывала. Потом он вдруг добавил, как бы только что вспомнив:
– Ах да, еще один есть…
– Кто?
– Ходят слухи, что Чад Скеггс здесь, – проговорил Хегарти, пристально на нее глядя.
Эбби не сумела с собой совладать. Лицо залилось свекольным румянцем. Она попросила вызвать для нее такси.
Хьюго Хегарти провожал ее до подъезда. Оба хранили молчание. Не зная, как его нарушить, Эбби в конце концов не слишком изобретательно пробормотала:
– Совсем не то, что вы думаете…
– Вечная проблема с Чадом Скеггсом, – сухо ответил Хегарти. – Всегда не то, что думаешь.
Когда она ушла, дилер направился прямиком в кабинет и набрал номер сержанта Брэнсона. Он мало что мог добавить к предыдущему, кроме имени и фамилии тетки молодой женщины – Энн Дженнингс.
Что бы ни удалось сделать ради отмщения Чаду Скеггсу, все будет мало.
104
Октябрь 2007 года
Эбби, огорченная и встревоженная свиданием с Хьюго Хегарти, открыла заднюю дверцу такси, мрачно оглядывая под проливным дождем Дайк-роуд-авеню.
По-прежнему стоит фургон «Бритиш телеком», чуть дальше маленький голубой автомобиль. Она влезла в машину, захлопнула дверцу.
– В «Гранд-отель»? – уточнила таксистка.
Эбби кивнула, специально назвав ложный адрес, когда заказывала такси из кабинета Хегарти, не желая, чтобы он знал, где она остановилась. По пути как-нибудь договорится.
Сидела думала. От Рики ни слова. Дэйв ошибся. Продать марки намного труднее, чем он утверждал. Потребуется гораздо больше времени.
Зазвонил телефон. На дисплее возник номер матери. Охваченная тошнотворным страхом, Эбби ответила, крепко прижав трубку к уху, зная, что таксистка ее слышит:
– Мама!..
Голос матери звучал растерянно, слабо, бессвязно, она коротко хрипло дышала.
– Прошу тебя, Эбби, пожалуйста… Мне лекарства нужны, у меня… – послышался резкий вдох, выдох, – спазмы. Нельзя было их брать… Это нехорошо… – Снова вдох.
И разговор прервался.
Эбби лихорадочно набрала ее номер и, как прежде, попала на голосовую почту.
Дрожа, смотрела на дисплей, надеясь, что он вот-вот оживет, покажет номер Рики. Но телефон молчал.