– Верно. – Она поднесла руку к шее и достала цепочку с ключиком. – Мой – вот, я никогда его не снимаю.
– Вы никому не давали ключ в ночь смерти Чарли?
– Нет, конечно! Я знаю, на что сейчас способны мальчишки. Им лишь бы «приход» получить.
– Мы получили результаты вскрытия. Чарли Кавендиш умер не от эпилептического припадка, а от анафилактического шока, вызванного приемом аспирина.
Сестра-хозяйка приподняла брови.
– Врачи «Скорой» осмотрели Чарли и сказали, что он умер от припадка. Я с ними согласилась. Я, между прочим, квалифицированная и опытная медсестра.
– Симптомы были похожи, однако результаты вскрытия не оставляют сомнений. Мне предстоит выяснить, каким образом Чарли проглотил эти две таблетки аспирина. Я хотела бы взглянуть на лекарственную ведомость за тот вечер.
– Разумеется, – кивнула сестра-хозяйка. – Убедитесь сами, что все в полном порядке. Принести ведомость?
– Если нетрудно. Спасибо.
Сестра-хозяйка встала, затем, помедлив, обернулась:
– Надеюсь, неверный диагноз не запятнает моего имени. Когда я обнаружила Чарли, он был уже давно мертв.
– Не запятнает. Даже врачи «Скорой» пришли к тому же выводу, что и вы.
– Хорошо.
Джаз проводила сестру-хозяйку взглядом. Ясно, что она, несмотря на свою резкость, искренне печется о мальчиках, особенно о тех, кто послабее.
И ненавидит Чарли Кавендиша, это тоже ясно…
Сестра-хозяйка вернулась с листком бумаги.
– Вот пятничная ведомость. Как вы помните, вечером меня в общежитии не было. Ключ мистера Фредерикса находился у мистера Данмана. Оставить его одного – непростительная халатность со стороны мистера Фредерикса. Должна заметить, это очень необычно. По моим наблюдениям, он – ответственный, хороший воспитатель, если не считать привычки закрывать глаза на поведение Кавендиша.
– Мистер Фредерикс не говорил вам, куда отлучался?
– Нет. Да я бы и не стала выведывать. Однако дело наверняка было срочным, раз пришлось покинуть общежитие.
– Мне он свою отлучку не объяснил. – Джаз свернула ведомость, спрятала в карман. – Сообщите мне, когда Рори полегчает. Попробую пообщаться с ним после обеда. – Она вручила сестре-хозяйке карточку со своим номером.
– Сомневаюсь, что ему полегчает настолько. Бедняге только полицейского допроса сейчас не хватает, уж простите за такие слова.
– Я хочу встретиться с ним как можно скорее. – Джаз встала. Спросила уже по дороге к дверям: – Вы сообщили сержанту Роланду, что вечером в пятницу вернулись к себе около одиннадцати, так?
– Да.
– В последующий час вы не слышали ничего необычного?
– Нет. Я сразу уснула.
– В котором часу вы наутро обнаружили Чарли?
– Я всегда прохожу коридором старшеклассников и стучу в комнаты мальчиков в шесть сорок пять. Завтрак в семь тридцать. Когда Чарли не пришел, я отправилась будить его повторно. Постучала, ответа не получила, вошла в комнату и увидела Чарли.
Они уже стояли у выхода из общежития. Сестра-хозяйка слегка улыбнулась, спросила:
– Это все?
– Пока да. Спасибо за помощь.
Сестра-хозяйка быстро кивнула и направилась к лестнице.
В три часа дня Дженни Колман, как обычно, приготовила Роберту Джонсу чай и постучала в кабинет.
– Войдите.
Роберт Джонс сгорбился над столом: галстук перекошен, на лице – страдание.
– О, мистер Джонс, что с вами? – Она опустила поднос на стол.
– Ничего, Дженни, – покачал головой директор. – Просто немного устал и голова болит.
– Принести аспирин или… Ой! – Дженни нервно хохотнула. – Простите, мистер Джонс. Нехорошо прозвучало, учитывая обстоятельства.
– Не страшно, Дженни. Не надо лекарств, все в порядке.
Он наблюдал, как она наливает чай.
– Что-нибудь случилось, мистер Джонс? Не хочу выпытывать, только выглядите вы и правда ужасно.
Ему вдруг очень захотелось с кем-нибудь поговорить.
– Дженни, могу я вам довериться?
– Мистер Джонс, я работаю на вас четырнадцать лет, и ни один секрет не сорвался с моих губ. Конечно, можете. Вдруг вам полегчает, когда расскажете? Знаете поговорку про «горе на двоих»?
– Да. – Он глубоко вздохнул: – Хью Данман умер.
От потрясения Дженни рухнула в кресло. Открыла рот, но не смогла ничего из себя выдавить.
– Новость ужасная, да еще на фоне смерти Чарли… – Роберт покачал головой. – Это погубит школу.
Дженни сидела молча, кусала губу, мечтая об одном – не расплакаться перед ним.
– Как? – Звук вышел сдавленным, но на большее она была не способна.
– Вчера вечером Хью обнаружили дома мертвым. Полиция считает – самоубийство.
Дженни спрятала лицо в ладонях, всхлипнула:
– Почему? Почему он так поступил? Только не Хью, не Хью…
Роберт озадачился. Он-то ожидал, что Дженни станет сочувствовать ему, его тяжелому положению.
– Простите, Дженни, я не думал, что вы настолько расстроитесь. Вы хорошо знали Хью?
– Да, – кивнула она. – Я знакома с ним почти тридцать пять лет. Убирала у него когда-то, еще до работы здесь.
– Правда?!
– Да, он был добрейшим джентльменом на свете. Мухи бы не обидел ни за что!
– Ш-ш, Дженни! Тише, это секрет. Никому не рассказывайте.
– Нет-нет, я понимаю. Не расскажу. Извините, мистер Джонс, я просто в шоке. Пройдет.
– Верю. Давайте-ка вы сегодня пораньше уйдете домой? Вы часто перерабатываете вечерами.
– Спасибо, мистер Джонс. Так и сделаю.
– Тогда до завтра.
Дженни уже спешила к двери.
– Вы точно справитесь? – спросил директор.
– Да. И никому не расскажу. Обещаю.
Глава девятая
Дженни вставила ключ в замок. Переступила порог маленькой прихожей, закрыла за собой дверь, и тут ноги наконец подкосились. Дженни сползла на пол.
Когда слезы иссякли, она с трудом встала и поплелась в кухню, где рухнула на стул. Даже вид новенькой встроенной мебели, купленной благодаря жесткой экономии, сейчас не радовал.
– Столько лет надрываться, отказывать себе во всем, откладывать каждый пенни – ради чего? – горько вопросила Дженни. – Какой смысл?!
Она поднялась, медленно дошла до чайника. Набрала воду, включила. Не снимая пальто, побрела по комнатам крошечного бунгало – опрятного, как обычно. Отыскала в кармане платок, высморкалась. Чтобы позволить себе наконец небольшой собственный дом, Дженни работала всю жизнь.
Она коснулась мягкой ситцевой ткани на спинке дивана, безупречно чистой, как в день покупки. Обежала взглядом комнату. Вот большой телевизор, его Дженни приобрела за пару сотен фунтов лишь недавно, до этого она много лет пользовалась прокатным.
За все в бунгало Дженни заплатила сама. Ноги опять стали ватными, она присела на подлокотник дивана.
У нее бывали поклонники. Красотой Дженни не отличалась, но мужчин она определенно интересовала.
Вероятно, тот факт, что сердце Дженни уже кому-то принадлежит, лишь сильнее подогревал желание ее завоевать. Один поклонник вел себя очень настойчиво, не мог понять, почему она отвергает его предложение о замужестве.
Насколько проще оказалась бы жизнь, ответь Дженни согласием! Было бы с кем разделить повседневные тяготы, на чьем плече поплакать в трудную минуту, – однако упрямый отказ Дженни удовлетвориться кем-либо, кроме одного-единственного желанного ей мужчины, делал эту перспективу невозможной.
Дженни забыла о вскипевшем чайнике и подошла к тележке для напитков. На ней, точно караульные, выстроились четыре бутылки. Херес Дженни изредка попивала, по воскресеньям, но портвейн, бренди и виски – рождественские подарки от мистера Джонса – стояли нетронутыми, поскольку гости заглядывали к ней редко.
Бренди, говорят, помогает при шоке. Дженни отвинтила крышку сильными, умелыми руками. Плеснула немного в стакан, сделала глоток.
Бренди обожгло горло, Дженни поперхнулась, не ожидав такой крепости. Однако в груди и животе потеплело, ощущение ей понравилось, и она глотнула еще.
Переместилась к инкрустированному серванту красного дерева, который раньше принадлежал матери и был единственной по-настоящему ценной вещью в доме Дженни. Она открыла ящик слева, нащупала старый коричневый конверт. Вынула из него фотографию, села на диван.
Глядя на снимок, Дженни вздохнула. Ее самый важный секрет, самое теплое воспоминание, величайшее достижение в жизни.
Она убрала фото назад в конверт и горестно уставилась в пустоту. Вот и все, последняя ниточка, связывающая ее с прошлым, оборвалась.
Алистер Майлз изучал сидящую перед ним группу из четырнадцати юношей и девушек сомнительного вида. Все одетые в форму, они точно сговорились выглядеть неряшливо. Ни тебе аккуратно повязанного галстука, ни начищенной обуви…
«Бурчу, прямо как мой отец», – отметил про себя Майлз.
– Дамы и господа, спасибо, что пришли. Причина сбора вам наверняка известна. – Он присел на стол Себастьяна Фредерикса, оглядел юные лица. – Надо полагать, в вечер смерти Чарли все вы были с ним в пабе. Верно?
Компания дружно закивала.
– Хорошо. Для начала скажу следующее: все, сказанное вами, сохранится в тайне. Меня не интересуют ваши проступки, и я ни о чем не стану докладывать старшим. Я лишь хочу выяснить кое-что о Чарли и о том вечере, поэтому прошу всех быть честными. Первый вопрос: баловался ли Чарли наркотиками?
После недолгой тишины и нервных переглядываний ответила симпатичная блондинка:
– Нет, не баловался.
– Простите, вы?..
– Эмили Харрис. Я девушка Чарли… То есть была его девушкой.
Она потупила взгляд и закусила губу, явно пытаясь справиться с накатившими чувствами.
– Сочувствую, Эмили. Для вас это, наверное, страшное потрясение.
Девушка молча кивнула.
– Говорите, Чарли не употреблял наркотики? Уверены?
– Абсолютно. Он не был идиотом, детектив. Знал, что из-за эпилепсии ему опасно прикасаться к наркотикам.
– А они у вас… доступны? – Майлз внимательно следил за выражением лиц.