– Конечно, выживет, – успокоил Патрик.
Поцеловал ее в лоб, в нос, затем – в губы.
Руки Патрика обняли Джаз, поцелуи стали настойчивей. Его ладони легли ей на груди, и она не отпрянула – изголодалась по нему не меньше, чем он по ней.
Джаз задышала чаще, Патрик вдруг оказался сверху, а в следующее мгновение – уже в ней.
Он что-то шептал, какие-то ласковые слова, но Джаз не слышала, не хотела слышать, сказывались семь месяцев воздержания, возносили ее выше и выше – и наконец она взорвалась вместе с ним, и Патрик, задыхаясь, рухнул сверху.
Его горячее дыхание обжигало ей щеку. Джаз закрыла глаза. Пусть спокойствие, пришедшее на смену буре, наполнит тело; пусть отвлечет разум от мыслей о том, что она натворила.
– Боже мой… это было… потрясающе, просто потрясающе, – пробормотал Патрик. – Я так по тебе соскучился!
Джаз молча лежала в темноте, не желая отпускать приятное мгновение.
– Я люблю тебя, Джаз. Люблю по-настоящему. Умоляю, прости меня.
Джаз задумчиво смотрела в черноту:
– Патрик, я простила тебя давным-давно.
Анджелина приняла вторую таблетку валиума час назад, но тошнота и сердцебиение не проходили.
Она поправила халат и, наклонившись над раковиной, выглянула в сад, на сказочную картину, подсвеченную фонарями.
Затем неслышно пересекла кухню, достала из шкафчика бутылку бренди. Плеснула в стакан двойную порцию, устроилась за столом. Сделала большой глоток – и поперхнулась от непривычной крепости.
Посмотрела на часы – почти половина одиннадцатого. Не поздно ли звонить в полицию?
Анджелину вдруг пронзила мысль: что, если исчезновение Джулиана связано с Рори? И с освобождением Дэвида?
Мог ли Дэвид винить в случившемся Джулиана?
Вдруг, освободившись из полиции, Дэвид отправился к Джулиану? И убил его, потеряв над собой контроль…
Анджелина мучительно всхлипнула. Бред это или нет?
Она принялась расхаживать по кухне.
Нет. Двадцать четыре часа назад Дэвида взяли под стражу по подозрению в убийстве. Убийстве, в котором он сам признался.
Анджелина покачала головой. Подумала: «Совсем с ума сошла, стою тут и всерьез размышляю, мог ли мой бывший муж убить моего любовника».
Сполоснув стакан, Анджелина поставила его сушиться. Заперла все двери, поднялась в спальню, заглянув по пути к Рори. Тот сладко спал.
Легла в постель и взяла книгу в надежде вернуть себе ощущение нормальной жизни – жизни до всего этого кошмара.
Однако сосредоточиться на чтении не получалось.
Отложив книгу, Анджелина стала обдумывать возможные варианты.
Например, самое простое объяснение: Джулиан устал от проблем с Рори и Дэвидом и решил от нее уйти. Возможно? Да, однако это не объясняет, почему он бросил работу и клиентов.
Нет.
Джулиан попал в страшную аварию – и лежит где-нибудь в сугробах, беспомощный, не в силах позвонить?
Возможно.
Анджелина взяла телефон с пустой соседней подушки и в который раз набрала номер Джулиана.
Не отвечает.
Анджелина погасила свет. Если до утра известий от Джулиана не будет, она первым же делом позвонит инспектору Хантер.
– Входите, мистер Фредерикс. Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным? Роберт Сандерс. – Адвокат пожал Себастьяну руку.
– Ничуть. Изредка выбраться в столицу скорее приятно. Я, кстати, получал педагогическое образование в Уимблдоне. Иногда думаю: зачем было возвращаться в Норфолк? Однако, – пожал плечами Себастьян, – так распорядилась судьба.
– Присаживайтесь, – Сандерс указал на кресло напротив стола своего партнера. – Чаю, кофе?
– Было бы замечательно выпить кофе, если можно.
Себастьян молча рассматривал красивый, отделанный дубовыми панелями кабинет с огромными георгианскими окнами, выходящими на Гросвенор-сквер. Удивительно, как это тихий школьный учитель Хью мог позволить себе столь дорогостоящего юриста?
– Мистер Фредерикс, что вам было известно о завещании мистера Данмана?
– Ничего. Я знал Хью больше тридцати лет. Сначала обучался у него в Святом Стефане как школьник. Позже мы стали коллегами. Не более.
– Что ж. – Сандерс взял в руки тяжелый плотный лист бумаги, надел очки. – За исключением рукописей, очень ценных и переданных в дар Британскому музею, а также еще одного наследственного распоряжения, все остальное состояние мистер Данман завещал вам.
– Мне?! – ахнул Себастьян. – Почему? У него наверняка есть семья, которая рассчитывает на наследство.
– Нет. Похоже, других живых родственников не осталось. Состояние не баснословное, но включает квартиру в Кенсингтоне, наличность и страховые договора; в сумме это чуть больше двухсот тысяч фунтов. А, Софи, поставьте поднос на стол, дальше мы справимся сами.
Себастьян старался подавить вполне объяснимое радостное возбуждение. Он проводил взглядом молодую привлекательную секретаршу, которая выполнила распоряжение адвоката и вышла.
– Я налью кофе, вы не против? Молоко, сахар? – предложил Сандерс.
– Спасибо. Скажите, а Хью… э-э… не объяснил, почему оставил состояние мне?
Мистер Сандерс передал Себастьяну кофе.
– Нет. Не мое дело спрашивать почему. Впрочем, после тридцати с лишним лет знакомства с Хью я уверен, что свои посмертные желания он обдумывал не менее тщательно, чем прижизненные решения.
– Ну и ну. – Себастьян поднес чашку к губам, хлебнул горячего кофе.
– Как исполнитель завещания я буду заниматься его утверждением в суде. Если пожелаете, буду рад выступать и от вашего имени.
– Очень любезно с вашей стороны, мистер Сандерс. Говорите, квартира в Кенсингтоне?
– Да. Она, вполне вероятно, приобретена в долгосрочную аренду – лизгольд, – и срок аренды подходит к концу. В шестидесятые так продавались многие квартиры, а собственники забывали вовремя обновлять договор. Этот вопрос я тоже могу уладить.
– Если нетрудно, мистер Сандерс. Я не специалист в юридических делах. Я – простой учитель, живущий в съемном доме.
Мистер Сандерс снял очки.
– Тогда это для вас, должно быть, манна небесная.
– О да, так и есть, – подтвердил довольный Себастьян.
– У вас есть семья?
– Нет. Родители умерли, а я пока не сумел завлечь в свои сети ни одной женщины и не основал собственной династии. – Себастьян расплылся в улыбке.
– Вы не были усыновлены?
Он нахмурился:
– Нет. По крайней мере, если и был, родители мне не говорили.
– М-м-м. – Сандерс неспешно потягивал кофе.
– Вы… полагаете, что…
– Мистер Фредерикс, я ничего не полагаю. Полагать – не мое дело. Однако после сорока лет практики юрист обычно усматривает некую логику даже в самой, казалось бы, необъяснимой ситуации. Впрочем, это, друг мой, уже выяснять вам. Я могу смазать лишь правовые колесики; человеческие мне неподвластны. Я, разумеется, пришлю вам все документы, но сейчас, увы, вынужден попрощаться, поскольку меня уже ждет клиент.
Себастьян вышел из конторы адвоката словно в трансе. Направился в ближайший паб и, чтобы в голове прояснилось, опрокинул в себя стакан виски.
Неужели Сандерс намекал на то, что Хью Данман приходится Себастьяну… отцом?
Нет! Конечно, нет!
Хью – гомосексуал, об этом знали все. Такого просто быть не может.
Наверное, причина проста: у бедного старика Хью не осталось никого в целом мире. Хью всегда относился к Себастьяну по-отечески, даже когда тот еще учился в школе.
До Ливерпуль-стрит Себастьян добрался на такси. Человеку без пяти минут состоятельному позволительна некоторая роскошь.
В поезде на пути домой Себастьян предавался мечтам. Теперь, разжившись деньгами, стоит ли оставаться воспитателем в Святом Стефане – или лучше уволиться, объехать мир… крикет на Карибах, регби в Новой Зеландии… сколько возможностей открывается!
И она… Как она отреагирует, когда Себастьян расскажет? Означает ли это, что он наконец сможет предложить ей то, чего она заслуживает?
Глава двадцать четвертая
Джаз резко открыла глаза. Шесть утра. Сон как рукой сняло, она вскочила с кровати, проверила мобильный.
Пропущенных звонков не было, но сердце все равно громко стучало, и Джаз не терпелось попасть к отцу. Она торопливо оделась, натянула пальто. Патрик пошевелился.
– Который час? – спросил сонно.
– Начало седьмого. Я в больницу.
– Встретимся там?
Джаз выглянула в окно.
– Снег быстро тает. Теперь ты без проблем вернешься в Лондон.
– Джаз. – Патрик протянул к ней руку.
Джаз оставила жест без ответа.
– Я побежала. Позвоню тебе, расскажу, как папа.
Селестрия устало улыбнулась вошедшей в палату дочери.
– Привет, мам. – Джаз поцеловала спящего отца. – Как он?
– Хорошо. Папа хорошо, Джаз. Показатели жизненно важных функций улучшились, он спокойно спал.
– О мама, слава богу! – Джаз всхлипнула.
– Да, слава богу, – повторила Селестрия. – Опасность еще не миновала, но с каждым часом она отдаляется. Медсестра сказала, ему хотят вскоре снять маску и посмотреть, сможет ли он дышать самостоятельно.
– Давай ты сходишь позавтракаешь, а я посижу с папой.
– Давай. Мне уже спокойнее его оставлять. – Селестрия махнула на окно. – Снег тает, так что ты сможешь нормально добраться в Норфолк.
– Мам, я останусь до тех пор, пока папе не станет лучше. Решение не обсуждается, хорошо?
– Конечно, милая, конечно. Я ненадолго.
Джаз посмотрела на отца. Тот действительно выглядел сегодня не таким бледным, как вчера. Она покраснела: знал бы папа, чем занималась его дочь, пока он боролся за жизнь…
Папа никогда не любил Патрика, считал его неподходящей партией для Джаз и в силу своего характера даже не пытался этого скрывать.
Она ласково погладила отцовскую руку, ненавидя себя за ночное желание и полученное удовольствие. Вздохнула. Для них с Патриком обратной дороги нет. Мало того, он просто-напросто воспользовался вчерашней уязвимостью и слабостью Джаз.