– О нет, мне бы ничего подобного не разрешили. – Дженни покачала головой, однако в глазах мелькнуло сомнение.
– Точно, Дженни?
– Да-да, я ничего не оставляла монашкам. Честное слово.
Джаз попробовала зайти с другой стороны:
– Хорошо. Сформулирую вопрос иначе: возможно, вы сумели спрятать что-нибудь на младенце? К примеру, небольшую вещицу, которую новые родители нашли бы и сохранили до его взросления?
Дженни в ужасе прикрыла платочком рот.
– Откуда вы… Да! Да, спрятала! Спрятала! – Она расплакалась по-настоящему. – Я мечтала, чтобы мой мальчик узнал о своем происхождении! Он сын лорда, пусть отец и умер, а мать – обычная поломойка, от которой Коноты хотели избавиться!
– Ничего, Дженни, поплачьте.
– Простите, инспектор. Вы все знаете… Для меня это просто шок… Я столько лет хранила тайну, понимаете…
– Понимаю, но беда в том, что всего я не знаю. Я вас вовсе не осуждаю, Дженни, не подумайте. Лишь прошу: помогите собрать кусочки головоломки. И поскорее. Если вы в силах продолжать, скажите, пожалуйста, что именно вы спрятали на ребенке?
– Я… я дала ему кольцо, кольцо с печаткой, на которой выгравирован герб Конотов. Меня за это не накажут? Я его не крала.
– Нет, Дженни, не накажут. Где вы спрятали кольцо?
– Ну, – та шмыгнула носом, – перед тем как забрать малыша, монашки оставили меня с ним на несколько минут. Его уже одели, чтобы передать новым родителям. – Дженни улыбнулась: – Такой миленький: в шапочке и башмачках – и такой крохотный. На нем под ползунками был подгузник – знаете, старомодный, из махровой ткани. Сейчас такими уже не пользуются. Он застегивался на большую булавку. И меня осенило: я расстегнула булавку и надела на нее кольцо. Потом скрыла все в складках подгузника и натянула ползунки. – Она вздохнула. – Я так и не узнала, что стало с кольцом. Может, его нашли монашки. Или родители позже не захотели его хранить, чтобы ничего не напоминало о прошлом малыша.
Сердце Джаз сжалось от сочувствия.
– По-моему, Дженни, вы это здорово придумали, я вами восхищаюсь. Правда-правда.
– Я бы все отдала, лишь бы оставить мальчика себе, – Дженни всхлипнула. – Это была частичка Корина. Понимаете, я любила его. До сих пор люблю, хотя он умер сорок лет назад. Думаю о нем и о нашем малыше каждый божий день.
Джаз потянулась к Дженни, взяла за руку.
– Представить не могу, что вам пришлось пережить.
Дженни грустно кивнула:
– Да, ужас как тяжело пришлось, но я справилась. С трудом, – добавила она. – По крайней мере, у меня был Хью. Он ведь тоже любил Корина. Это нас объединяло.
– Понимаю, – Джаз кивнула. – Скажите, а откуда у вас взялось то кольцо?
– От Хью, – призналась Дженни. – Он пару раз приходил в монастырь, куда меня отослали. В последний раз незадолго до родов. Вынул кольцо из кармана и отдал мне на память о Корине. Наверное, он меня пожалел. – Дженни слабо улыбнулась: – Так мило с его стороны.
– Да, очень мило, – согласилась Джаз. – А вы рассказали Хью, что сделали с кольцом?
– Конечно, – Дженни кивнула. – Чтобы он не думал, будто я потеряла подарок. Хью тоже одобрил мое решение, сказал: это символический жест и не важно, что с кольцом случилось дальше. – На глаза Дженни навернулись слезы. – О господи, мне так его не хватает. Кроме Хью и моей лучшей подруги Мэдди, никто о ребеночке не знал.
– Хью, похоже, очень к вам проникся, – улыбнулась Джаз.
– Правда, – кивнула Дженни. – Даже оставил мне что-то в завещании, благослови его Господь, хотя из-за переполоха в школе я пока не доехала до Лондона и не знаю, что именно.
Помедлив, Джаз сказала:
– Дженни, вы слышали, кому завещано остальное имущество?
Та покачала головой:
– Нет.
– Так вот, Хью оставил все Себастьяну Фредериксу.
Дженни подняла брови:
– Воспитателю? Вот странно. Помнится, Хью говорил, что всегда недолюбливал Себастьяна, даже когда тот был ребенком. Они были как небо и земля, эти двое. Но хорошо дополняли друг друга во Флит-Хаусе.
– А что вы сами думаете о мистере Фредериксе, Дженни?
Та пожала плечами:
– Пожалуй, согласна с Хью. Мальчиком он всегда был малость хулиганистым, и Хью считал, что тот как воспитатель слишком часто прибегает к физическому наказанию. С другой стороны, вероятно, кое-кому из этих парнишек нужна сильная рука.
– Так вы не догадываетесь, с чего бы Хью оставлять все человеку, который ему никогда особенно не нравился?
Дженни покачала головой:
– Понятия не имею, инспектор. Если желаете знать мое мнение, все это кажется весьма странным, но не мне судить. Уверена, у Хью были на то причины. Он никогда и ничего не делал спонтанно, благослови его Господь.
– Да, я тоже слышала, что он был очень осмотрительным человеком. Интересно, что же заставило Хью изменить завещание в пользу Себастьяна?
– Ума не приложу.
– Если только… – Джаз осторожно подбирала слова. – Дженни, что, если Хью недавно увидел на ком-то нечто… некую… вещь, по которой опознал вашего усыновленного ребенка?
– Не пойму, куда вы клоните, инспектор, – Дженни явно растерялась. – Вы о чем?
– О кольце, Дженни, – негромко сказала Джаз.
– Том самом, которое я спрятала на ребеночке?
– Да.
Дженни молча села, уставившись на Джаз, а та продолжила:
– Ваш сын родился сорок лет назад?
– В этом году ему исполнилось бы сорок, – подтвердила Дженни.
– В каком месяце?
– В апреле. Четвертого апреля.
– Четвертого? – Джаз нахмурилась: – Вы уверены?
– Простите, инспектор, но уж такую дату я бы не забыла, правда?
– Нет, разумеется. Дженни, большое вам спасибо за помощь. – Джаз поднялась с дивана.
Дженни тоже встала и схватила ее за руку:
– Инспектор, не оставляйте меня вот так! Вам известно, кто мой сын, да? Пожалуйста, скажите. Пожалуйста!
Лицо бедной женщины выражало полное отчаяние.
– Дженни, я не имею права делиться непроверенными сведениями, – Джаз старалась говорить как можно мягче. – Дайте мне установить факты, и обещаю, вы узнаете первой. Возможно, речь о простом совпадении.
– Значит, Хью увидел человека подходящего возраста, и этот человек носил кольцо, которое я отдала своему ребенку?
– Таких колец, возможно, много…
– Нет! Кольца давали только прямым потомкам Конотов. Помнится, Хью говорил, что других просто не существует.
– Значит, кто-то мог сделать копию, – предположила Джаз.
– Но зачем? Для других людей оно ничего не значит, – Дженни покачала головой. – Нет, если бы Хью увидел это кольцо, он бы знал, настоящее оно или нет. О господи! – Дженни опустилась в кресло. – Я знаю, кто это, знаю, кто мой сын. Так вот почему Хью оставил ему все свои деньги, да? Потому что он был сыном Корина. И моим. Пожалуйста, скажите, Себастьян Фредерикс – мой ребенок? Да?
У нее начиналась истерика. Джаз взяла дрожащие руки Дженни в свои.
– Я пока не знаю. Правда. Себастьян действительно носит перстень-печатку – такой же, какой вчера вечером я видела у Эмили Конот. И он сказал, что его мать умерла всего несколько месяцев назад, то есть она вполне могла оставить кольцо по завещанию. Это объяснило бы, почему он начал носить его только недавно. И – да, странно, что Хью изменил завещание в пользу Себастьяна, но мы не должны строить предположений, пока не получим неопровержимое доказательство.
– Как я могу их не строить?! – Дженни вырвала руки из ладоней Джаз. – Я знала Себастьяна с тринадцати лет, и у меня никогда даже мысли не было, что он мой… – Она прикусила губу, не в силах произнести слово. – Если уж кто-то должен был догадаться, так это я, правда?
– С чего бы, Дженни? Пожалуйста, постарайтесь успокоиться. К счастью, я могу получить доказательство: леди Конот сохранила прядку волос Корина в детском альбоме. Если его волосы соответствуют волосам Себастьяна, мы будем точно знать, что это ваш ребенок.
– Я тоже, – пробормотала Дженни.
– Что тоже?
Дженни встала и подошла к серванту. Порылась в глубине выдвижного ящика, вытащила потрепанный коричневый конверт и подала Джаз.
– Вот. Взгляните.
Джаз достала содержимое конверта. Там лежал локон светло-золотистых волос и черно-белая фотография. При виде нечетких контуров младенца на глаза набежали слезы.
– Хью одолжил мне свой «Бокс-брауни»… вы и не помните, наверное, были у «Кодака» такие дешевые камеры… чтобы я могла сфотографировать своего ребенка, – объяснила Дженни. – Мне пришлось торопиться, поэтому качество ужасное. Помню, я обрыдалась, когда Хью отдал мне проявленный снимок, потому что малыша почти не видно.
– А это волосы младенца?
– Да. Я украдкой отстригла прядку.
– Дженни, пожалуйста, позвольте забрать их на время. Чем больше материала получат генетики для сравнения, тем больше у нас будет шансов получить неопровержимые доказательства.
– Да, конечно, возьмите.
– Спасибо. – Джаз сунула локон в целлофановый пакетик и положила в карман. – Мне пора. Огромное спасибо за помощь.
Джаз вышла из гостиной в прихожую. Дженни последовала за ней.
– Знаете, самое грустное, что я все эти годы хотела знать, что произошло с моим мальчиком, где он, кем стал, попытается ли меня найти. А теперь, может статься, мой сын – человек, который вырос у меня под носом, который мне не слишком нравился мальчиком и которого я недолюбливала, когда он вырос, – вздохнула Дженни. – Насмешка судьбы, да?
– Давайте просто подождем и посмотрим, что лабора…
– О господи! Господи боже! – Рука Дженни внезапно взлетела к губам.
– Что такое, Дженни? – испугалась Джаз.
– До меня вдруг дошло, почему вас интересует родство Себастьяна и Корина. Это из-за Чарли, да? Вы думаете, если Себастьян узнал, что он сын Корина, то захотел избавиться от Чарли и заявить права…
В дверь позвонили.
– О господи, сегодня здесь прямо-таки площадь Пикадилли! – воскликнула Дженни, открывая дверь. – Привет, Мэдди.
Джаз оказалась лицом к лицу с чопорной сестрой-хозяйкой Флит-Хауса.