У Дикинсонов был сын, но он уже был подростком, когда Сэнди была еще маленькой девочкой, значит, это не он. И это — не сын Кэрейсов. Тот был маленький и плотный, но даже если б он стал таким высоким и сбросил свой детский жирок, то не смог бы превратиться в нечто, хоть отдаленно напоминающее Уилла Бейкера. И потом, он же Бейкер, а не Мейтленд и не Дикинсон. Насколько она помнит, никаких Бейкеров на Гаррисон-стрит не водилось. Равно как и на Уайтмор-авеню, куда они потом переехали.
— Мы никогда прежде не встречались, ведь так?
Его губы растянулись в лукавой усмешке.
— Так.
— Тогда я не совсем понимаю…
— У тебя на лице было написано, что тебя нужно срочно спасать.
— Что?
— Сознаюсь, я просто кое-что подслушал, поэтому и знаю, что тебя зовут Сэнди и что ты из Рочестера. Просто я увидел твое лицо, когда мистер Эд что-то там нес, и подумал, что не пристало такой красивой леди выслушивать всякую ахинею, и…
— Пришел мне на помощь.
— Ты простишь меня?
«Он назвал меня красивой, — с благодарностью подумала Сэнди. — Этот красавец, который мог бы снять себе любую женщину в баре, в том числе и этих цветущих тройняшек, пришел на помощь мне, женщине, которую отверг Ян».
— Что еще ты услышал?
— Что ты подыскиваешь хорошего адвоката по бракоразводным делам.
— Только не говори, что ты и есть такой адвокат.
— Нет-нет, — торопливо заверил он.
— Так чем же ты занимаешься, помимо того что спасаешь похищенных принцесс?
— Я — биржевой маклер. А ты — учительница.
— Кажется, об этом мы не говорили.
— Кажется, об этом было сказано еще до того, как ты вернулась за столик.
— Может, в мое отсутствие было сказано еще что-нибудь интересное?
— Поверь, пока ты не села за этот столик, ничего интересного там не происходило.
Сэнди улыбнулась. Он не только спас ее, но еще и пытается флиртовать. А она отвечает на флирт. Она, которую только несколько минут назад тошнило при одной мысли о свиданиях. И для этого потребовался один-единственный роковой мартини и красивое мужское лицо. А она, судя по всему, так же падка на красивую внешность, как и муж, с которым они скоро разведутся, причем не по-доброму.
Уилл похлопал по дверце красного «порше»:
— Не хочешь прокатиться?
«Если это сон, — думала Сэнди, — то самый лучший из всех, которые я видела за многие годы».
— Я не могу бросить своих друзей, — сказала она.
— Разумеется, можешь.
«Могу? — подумала Сэнди. — Неужели я и вправду могу вот так запросто сесть в машину к незнакомому человеку?» Сколько раз насчет этого предупреждала ее мать? Сколько раз предупреждала она своих собственных детей? Неужто ее как юную девчонку подкупил этот новенький сверкающий томатно-красный «порше»? Неужто она и вправду готова прокатиться с человеком, которого совершенно не знает, с человеком, с которым она, черт возьми, познакомилась в баре, когда он может оказаться маньяком? (А разве серийные убийцы когда-нибудь разъезжали на «порше»? Вряд ли. У Теда Банди, к примеру, был «фольксваген-жук», и потом, она где-то читала, что серийные убийцы предпочитают фургоны.) Единственное, что ей известно об Уилле Бейкере, так это его имя и профессия — если конечно, это его настоящие имя и профессия — и что он самый сексуальный мужчина из всех, которых она когда-либо видела. «Получите, доктор Кросби со своей Барби-клоном! Я, оказывается, не менее легкомысленна, чем вы». Неужели она поедет? Неужели поедет? Неужели?
— Я должна предупредить друзей.
— Почему бы тебе не позвонить им из машины?
И он открыл перед ней дверцу. Сэнди оглянулась на бар и послушно забралась внутрь.
14
Джон Вебер расхаживал взад-вперед перед своей патрульной машиной. Машина стояла на подъездной дорожке возле его дома, и серые облачка гари, поднимавшиеся из выхлопной трубы, как кольца дыма от зажженной сигареты, загрязняли чистый вечерний воздух. Куда подевалась Эмбер, черт ее побери? Сказала же, что только на одну минуту. Он посмотрел на часы. Прошло уже больше десяти минут. Чем она там занимается, черт возьми? «Дай девочке собраться, — прокричала с порога Полин, когда он просигналил в первый раз. — Она уже почти готова». Сколько ж ей надо времени, чтобы приготовиться? Она же на поминки собирается, а не на вечеринку. Во всяком случае, они назвали это всенощной. Якобы компания подростков хочет собраться, чтобы как-то по-своему почтить память Лианы — неужели целая неделя прошла, как обнаружили ее обезображенный труп? — петь песни под гитару, читать стихи и предаваться воспоминаниям. В общем, собраться в менее официальной и более интимной обстановке, чем была во время панихиды, устроенной ее родителями в среду.
Джону не хотелось отпускать Эмбер. Он говорил, что они не были с Лианой такими уж близкими подругами — ну да, играли вместе с прошлом году в «Скрипаче на крыше». Но Лиана была почти на два года старше, и они вращались в разных компаниях. И ведь вполне возможно, что ее убил кто-то из ее близкого окружения и что этот кто-то будет присутствовать там сегодня. Джон предпочел бы, чтобы Эмбер не ходила на эту проклятую всенощную, которую он счел совершенно неуместной и не вполне нормальной затеей.
— Для детей это способ как-то справиться со своим горем, — спорила с ним Полин.
— Наоборот, они только сильнее себя разбередят, — возражал Джон.
— Ты ничего не понимаешь, — автоматически последовал ответ Полин. В последнее время она на все его слова отвечала именно так: «Ты ничего не понимаешь».
Может, она и права? Может, он действительно ничего не понимает. Лично он всю жизнь справлялся с проблемами иначе: прилагал все усилия, чтобы как-то их разрешить, и потом уже не вспоминал о них. Ему не хотелось изо дня в день толочь воду в ступе, по сотне раз задавать одни и те же вопросы и отстаивать очевидное. (Хотя разве не этим они с помощниками занимались уже целую неделю?) Проблему надо сначала выявить, потом найти наиболее подходящее решение, а потом уже истребить ее, так быстро, насколько это физически возможно.
И потом, он подозревал, что помимо песен, стихов и воспоминаний там будут еще алкоголь и марихуана. Он же прекрасно помнит себя в этом возрасте. Все, чего ему хотелось, — это выпить пива, покурить травки и кого-нибудь трахнуть. И если для этого надо было пробренчать несколько нестройных аккордов на старой обшарпанной гитаре или прочесть пару приторных стишков, которые ему или совершенно не нравились, или смысла которых он не понимал, — да ради бога, если только подобные проявления мужской «чувствительности» помогут уговорить маленькую Дженну или Сью выскочить из своих узеньких джинсов. Нынешние парни ничем не отличаются от тогдашних. Да они во много раз хуже, черт бы их побрал!
Эмбер там не место. Учитывая, сколько она весит — точнее, не весит, — ей хватит пары глотков, чтобы чаша весов перевесилась и здравый смысл уступил место безрассудству. Шестнадцатилетними девушками очень легко манипулировать, тем более когда они вечно голодные и готовы с радостью повестись на то, ради чего они, собственно, и морят себя голодом. Джон уже видел, как его дочь уговаривают отпить у кого-нибудь пива или затянуться чьим-нибудь косяком. Вряд ли его дочь когда-либо употребляла наркотики, хотя сколько раз он сам лично слышал, как родители уверяли, что их дети в жизни не прикасались к наркотикам, а потом ловил этих же самых детей за раскуриванием марихуаны в парке или накачавшимися экстази в дискотеке.
Слава богу, она хотя бы еще девственница. Это уж точно, подумал он, просунувшись в открытое окно машины и снова посигналив. У нее нет бойфренда и никогда не было, и он очень этому рад, хотя Полин его радости не разделяет.
— У девушки в ее возрасте уже должен быть бойфренд, — уверенным тоном говорила она.
— Девушки в ее возрасте должны питаться, — парировал он.
Он уже не в первый раз размышлял над тем, каковы шансы, что на этой всенощной будет присутствовать убийца Лианы. Знал, что убийцы часто приходят на похороны своих жертв, что это дает им ощущение собственной власти и даже извращенное сексуальное удовлетворение. Поэтому он очень пристально наблюдал за теми, кто был на панихиде по Лиане, но народу пришло столько, что толпа не уместилась в церкви и часть высыпала на улицу. И хотя незнакомых лиц было множество, ни одно из них не возбудило у Джона подозрений. Так что следует признать, что за эту неделю они ни на дюйм не приблизились к убийце Лианы.
Шон Уилсон стал названивать каждый день, а в последнее время — по два, а то и по три раза на дню. «Маленькому замечательному мэру» так не терпелось, чтобы дело поскорее раскрыли и «его» город вернулся к нормальной жизни, что он уже начал активно вмешиваться в проводимое Джоном расследование.
— Чего вы от меня хотите, Шон? — спросил его шериф вчера днем, когда тот поймал его на выходе из кабинета. Все, кто наблюдал за их столкновением — а Джон заметил, что кое-кто из офицеров и весь технический персонал время от времени поглядывали на них во все время их подчас пылкой беседы, — с трудом сдерживали улыбку, потому что они представляли собой совершенно комичный контраст. Шон Уилсон был лет на десять моложе, на добрых пятьдесят фунтов легче и на целый фут ниже Джона Вебера. У него была целая шапка темно-каштановых волос в противоположность редеющей макушке Джона. На нем был опрятный модный оливковый костюм, на шерифе — старая помятая униформа. И если низкий от природы голос Джона почти полностью заглушал возбужденный фальцет мэра, то колкости, отпускаемые мэром, с треском разлетались в воздухе, как пули из пневматического пистолета. Джон изо всех сил пытался сохранить спокойствие и следил за руками, чтобы не придушить мэра за его звонкое, но тщедушное горло.
— Я хочу, чтобы вы как можно скорее расследовали убийство, — ответил мэр с таким видом, будто Джон с луны свалился, — и чтобы мой город наконец вернулся к нормальной жизни.
— Именно этим я и занимаюсь.