О т в е т. Да, он живет совершенно уединенно. Моя супруга опекает его. Там, продукты принести, прачечная и так далее. Марина Ильинична водит машину, она не работает, ей это не трудно… Вы, я вижу, как-то скептически воспринимаете мои показания в отношении Нестерова? Напрасно. Но я на них настаиваю. Это мой гражданский долг. Потому что завтра преступление может повториться. И я могу оказаться его жертвой. То, что не удалось один раз, может получиться в следующий. Не со мной, так с кем-нибудь другим…
…Турецкий закрыл папку, заварил кофе, достал пакет с бутербродами. Вот-вот должен был появиться Грязнов, которого он вызвал телефонным звонком сразу после ухода Томилина. И действительно, дверь приотворилась, в проеме возник Вячеслав Иванович собственной персоной.
— Прямо к кофе, — обрадовался Александр. — Давай проходи, нечего косяк подпирать.
— Боже, какой аромат! Распространяется по всем этажам вашего славного ведомства. Где Ирина берет такой кофе?
— Это ты у нее спроси, — отмахнулся Турецкий, разливая кофе по чашечкам.
Грязнов извлек из кармана фляжку. На столе тут же возникли рюмки.
— Тебе в кофе или отдельно?
— Мне, Сашенька, отдельно, я за раздельное питание. Ну-с, что нам нынче ниспослано судьбой? Какой очередной бякой нагрузил тебя досточтимый дон Константин?
— Не меня одного. Не надейся в кустах отлежаться.
— Да уж. С вами не то что не отлежишься, даже не отсидишься.
— Ты не шути. Хирурги вон на себе никогда ничего не показывают.
— Лады, не буду. Давай тяпнем по рюмке и рассказывай, облегчи душу.
Они выпили. Слава принялся за бутерброды, Саша затянулся сигаретой, глотнул кофе и начал:
— Дело, как говорится, в следующем. В течение последнего времени — менее месяца — в нашем славном городе совершаются почти одинаковые покушения на двух чиновников из одной сферы деятельности. Одно из них с летальным исходом, другое…
Турецкий вводил Славу в курс дела, тот шумно глотал обжигающе горячий кофе, кивал.
— …Таким образом, на сегодня в нашем распоряжении один труп и один, как бы это выразиться…
— Несостоявшийся труп, — подсказал Грязнов.
— Вот именно. И этот «несостоявшийся» приходится каким-то кумом или сватом, или сыном свата нашему Генеральному.
— Что обеспечивает нам пристальный контроль со стороны начальства.
— Это точно. Я без тебя прочитал протокол допроса этого Литвинова. Какая-то дурацкая история.
— То есть?
— Ну представь: мужик выходит утром из квартиры, видит на стенке незапланированную коробку, вызывает техника из ЖЭКа, а тот тут же хвать ее — и давай обезвреживать. Что там было в этой коробке — это курам на смех. Пластид, запальное устройство, таймер в виде маленького будильничка. Взрыв был запрограммирован на девять утра. То есть наш взрывник, видимо, весьма стеснен в средствах, раз прибегнул к такому доморощенному типу взрывателя.
— Или не является строгим профи в этом деле.
— Возможно. Так вот, этот электротехник из ЖЭКа все перешерудил, пальцами своими измазал. Нет, ну где ты видел работников коммунальных служб, которые обезвреживают взрывные устройства?
— Я таких не видел, — признался Грязнов.
— А они есть! Почитай его показания свидетельские, — Турецкий протянул Вячеславу папку. — Джеймс Бонд мамин! Не навоевался в Афгане!
Слава зашелестел бумагами.
— Ха! Так здесь и справка медицинская к делу приобщена. Он еще и контуженный. Состоит на учете в психдиспансере!
— Вот именно! И спрос с него как с дитяти малого.
— Ну хорошо. А другой взрыв? Тот, что привел к «летательному» исходу? Там тоже будильник?
— Нет, там радиоуправляемое устройство. В качестве динамика использован радиопейджер. Взрыв произошел в момент, когда был набран соответствующий номер.
— То есть кто-то должен был видеть выходящую из дома жертву и «позвонить на бомбу»?
— Да.
— Соседей погибшего допрашивали?
— Да. Свидетельницей взрыва была одна женщина. Она выгуливала собаку. Томилин от нее ничего не добился. Но подробный поквартирный опрос еще не провели. Лето, отпуска, у Томилина народу мало. А там еще выходные наслоились.
— А что свидетельские показания?
— Самого Литвинова вот, возьми, почитай. Я пока с его женой разберусь.
Турецкий протянул Славе скрепленные степлером листки, два других пододвинул к себе.
— Ты сначала со своей разберись, — промычал вполголоса Слава, водружая на нос очки.
Александр сделал вид, что не расслышал.
Из протокола допроса Литвиновой М. И. (с применением звукозаписи).
В о п р о с. Марина Ильинична, расскажите, пожалуйста, что произошло в вашем доме девятнадцатого августа?
О т в е т. В то утро я провожала мужа на работу. Он вышел из квартиры, я закрыла за ним дверь. Вдруг он звонит, еще и минуты не прошло. Я думала, забыл что-нибудь. Открываю. Марат говорит: Мариша, мол, что это у нас за коробка висит? Где, спрашиваю. А он — за дверью. Я выхожу на площадку, вижу: слева от двери висит пластиковая коробочка.
В о п р о с. С какой стороны? Уточните, пожалуйста.
О т в е т. Слева. То есть если смотреть из квартиры, то справа. А если с площадки — то слева.
В о п р о с. Что было дальше?
О т в е т. Марат позвонил соседям. У нас еще две квартиры на площадке. Вышли соседи, Вера Григорьевна из пятнадцатой квартиры и Александр Степанович из четырнадцатой. Они тоже в недоумении: никто эту коробку не вешал. Тогда Марат позвонил электрику.
В о п р о с. А почему ваш супруг так заинтересовался этой коробкой? Что в ней особенного?
О т в е т. Что вы говорите такое, товарищ следователь?! Там же взрывчатка оказалась!
В о п р о с. Ваш супруг знал, что в коробке окажется взрывчатка?
О т в е т. Нет, конечно! Господь с вами! Но он… нервничал и ожидал чего-нибудь подобного. Его преследовали, ему угрожали. И потом, он услышал, что там, внутри, будто часы работали. Поэтому он проявил вполне понятную осторожность, может быть, даже подозрительность, которая в конечном счете спасла ему жизнь! А вы говорите!
В о п р о с. Я ничего не говорю. Я задаю вопросы. Откуда вам известно, что Марату Игоревичу угрожали?
О т в е т. Он мне сам рассказывал! И потом, нам звонили домой. Мужской голос. Часто трубку брала я и слышала эти угрозы. Звонки были почти ежедневными. Вернее, еженощными. Последний месяц почти каждую ночь, в три часа, как по будильнику.
В о п р о с. И что за звонки? Кто и что говорил?
О т в е т. Звонил мужской голос. И всегда одна и та же фраза: «Я тебя, Литвинов, в порошок сотру». Я очень хорошо помню эти слова.
В о п р о с. А что отвечал муж?
О т в е т. Ну… что его запугать не удастся. Что он выполняет свои служебные обязанности. И будет выполнять их впредь. Но он очень нервничал после этих звонков. Расстраивался. Очень, знаете ли, больно разочаровываться в людях. Тем более в тех, кого раньше уважал, перед кем испытывал пиетет.
В о п р о с. Вам известно, кто угрожал Марату Игоревичу?
О т в е т. Конечно, он всем этим со мной делился. Я его жена, это естественно. Ему угрожал Анатолий Иванович Нестеров. Это бывший преподаватель Марата, еще по институту. Это он обещал расправиться с Маратом! (Всхлипывает.)
В о п р о с. Не плачьте, пожалуйста, Марина Ильинична. Выпейте воды. Вот так. Скажите, вы лично знакомы с Анатолием Ивановичем Нестеровым?
О т в е т. Да, знакома. Мы встречались несколько раз на всяких официальных мероприятиях. Конференции, симпозиумы. После завершения работы обычно бывают банкеты. Марат всегда брал меня с собой. Я видела Нестерова. И голос его слышала. У него характерный такой голос, резкий. Так что по телефону я его узнавала. У меня болит сердце! Я так переволновалась за эти дни! Что вас еще интересует?
В о п р о с. Мы закончили. Распишитесь, пожалуйста, на каждом листке. И вот здесь, что с ваших слов записано верно. Ну вот и все. Спасибо.
Турецкий подошел к окну, глядя на снующих внизу людей. Какой-то неведомый антициклон прочно завис над Москвой, прожаривая столицу яркими солнечными лучами, создавая ощущение затянувшегося лета. «А лето — это маленькая жизнь», — как поется в одной симпатичной песенке. Вон сколько там, в мирной жизни под окном, прелестных женщин в легких разноцветных одеждах. Только у тебя, Турецкий, что зима, что лето — все одним цветом. Темно-серым. Преступление и наказание. Ладно, не ной! Как шутит кто-то из тех же бардов: взялся за грудь — говори что-нибудь!
— Надо бы на этого Литвинова посмотреть своими глазами. Да и с самим доктором Нестеровым тоже интересно увидеться.
Александр повернулся к Грязнову, который все изучал документы в папке по делу о взрывах.
— А почему тебя в первую очередь не интересует погибший Климович?
— Он меня, безусловно, тоже интересует. Но он нам, к сожалению, уже ничего не расскажет. А у Литвинова есть конкретные подозрения. От этого отмахиваться нельзя. Что же касается Климовича, направь туда своих оперативников, пусть прочешут все квартиры в доме погибшего и в близлежащих домах тоже. Время взрыва не такое уж раннее. Восемь утра — люди на работу идут. Кто-то мог во дворе находиться, да и из окон могли что-либо видеть. Надо порасспрашивать, поговорить со свидетелями покушения на Литвинова. А сам, пожалуй, съезжу к этому господину домой, познакомлюсь. И попытаю его по поводу Нестерова. Вот сейчас и позвоним болезному.
Саша отыскал в деле нужный телефон, набрал номер.
— Але, вас слушают, говорите, — раздался дежурно-любезный женский голос.
— Добрый день. Девушка, могу я связаться с Маратом Игоревичем?
— Здравствуйте. Кто его спрашивает?
Турецкий представился.
— Одну минуту. Я доложу. — Саша прямо-таки увидел, как секретарша «подобралась». Никакой дежурной любезности. Сплошная официальность.
Возникла пауза. Турецкий подмигнул Вячеславу. Тот понял мимику друга по-своему и налил в рюмки коньяк.
— Марат Игоревич? Здравствуйте. Вас беспокоит Турецкий Александр Борисович. Старший следователь Генеральной прокуратуры.