Толик продолжал:
– Давайте не будем стесняться и воспользуемся опытом такой марки пива, как «Гиннес»! Они позиционировали свой портер как пиво, у которого пена дольше сохраняет форму и выдерживает вес небольшой монетки, не деформируясь. Этот признак будет сродни знаку качества, что должно защитить потребителей от покупки подделки. Помимо всего прочего, в серии этих роликов стоит цель заставить потребителя приобрести привычку покупать данную марку пива. Здесь можно использовать «доказательную» рекламу, как в предложенном мною варианте «D», – он ткнул указкой в один из плакатов. – Здесь эксплуатируется предполагаемый удовлетворительный предыдущий опыт покупателя в употреблении данной марки.
Заказчик был доволен, поэтому согласился оплатить еще одну серию роликов, над которой Анатолий трудился вкупе с другими сотрудниками агентства. Эти клипы для телевидения и постеры для объектов размещения наружной рекламы должны были стимулировать у лиц, информированных о пиве, устойчивое желание попробовать его, а впоследствии стать постоянными потребителями именно этой марки.
– Обязательно сделай напор на то, что оно стоит уплаченных за него денег, а то и дешевле, чем могло бы быть, и учти, что мы преследуем цель довести приверженность покупателей к употреблению данного товара до автоматизма, – объяснял Анатолий девушке, занимавшей соседний с Артемом кабинет. Кстати, сам мэтр из командировки до сих пор не вернулся, а придуманный им слоган для этой марки заменили на новый, предложенный Толиком.
Сам же дизайнер увлекся настолько, что мог среди ночи вскочить, побежать на кухню за крепким кофе, а потом до утра в зале, при включенном неярком свете лампы и телевизора, записывать идеи и предложения в купленном специально для подготовки пивного проекта блокноте в кожаной обложке.
Полина воспринимала такую его озабоченность проектом нормально. «Это лучше, чем вздрагивать от стонов и вскриков среди ночи», – рассуждала она. На карманном календарике оставалось все меньше дней до того срока, когда должны были начаться месячные, и она больше волновалась по этому поводу.
– Не знаю почему, но мне тревожно, – прижимаясь к любимому, широко открытыми глазами смотрящему в потолок, шептала она.
– Что же страшного может произойти? – спросил он, слегка сжав большим и указательным пальцами левой руки ее правый сосок, твердый, словно сыр, который они сегодня ели на ужин в итальянском ресторане.
– Я могу оказаться беременной, – ответила она, уткнувшись носом ему в выбритую подмышечную впадину, смазанную дезодорантом.
– И пусть, – отозвался он, переворачивая ее на спину.
Полина пришла на работу чуть раньше обычного. На этот раз они с Толей приехали вместе. Он поцеловал ее в лифте и поднялся выше на свой этаж. Она сияла, как любая женщина в пору любви. К тому же позвонила мама Толика сообщить о примирении с сестрой, о том, как отлично прошло день рождение племянницы, на которое ее пригласили.
– Мать говорит, что ей были рады, как самому дорогому гостю, – рассказывал Толик утром, сидя на переднем сиденье такси. – Еще бы, она отказалась в их пользу от своей доли в квартире, конечно, они рады. Теперь сестренке будет куда водить мужиков.
– Ты совсем о ней плохо отзываешься, – чистя ногти пилочкой, сидя на заднем сиденье авто, сказала Полина. – Хотя я ее не знаю.
– Узнаешь, когда поедем в Оренбург.
– А скоро? Я заявление на отпуск уже написала, жду твоей отмашки, – поинтересовалась женщина, волосы которой были выпрямлены парикмахерским утюгом, подаренным Толей, и прядями окрашены в темно-красный цвет. В сочетании с новой рубашкой и брюками смотрелась она свежо, но не по-детски, элегантно, но не высокомерно. Очень шло.
– Еще недельку точно будем в Москве, а потом поедем, – ответил дизайнер. – Я недорассказал. Так вот, ма, хоть и радостная, а голос все равно надломленный какой-то, словно плакала. Я понимаю, что тебе это знать не обязательно…
– Почему это?! – проследив взглядом за розовым лимузином, прокатившим по встречной полосе в сторону центра, возмутилась Полина.
– Потому что тебе не нужно расстраиваться лишний раз, я не хочу этого.
– А я хочу, чтобы ты мне все свои чувства описывал, все рассказывал. Для чего же тебе нужна жена, если не для этого. Если мы будем держать все в себе…
– Зачем в себе, – перебил Толик. – Есть службы психологической помощи, аналитики. На них всю грязь и надо выливать.
– Чушь! – махнув пилкой для ногтей, сказала она. – Зачем тогда близкий человек? Зачем жена? Чтобы было с кем трахаться и кому у плиты стоять, да убирать?! Нет! Поэтому в Америке в семьях проблемы! Они дома только спят, а все остальное время бабки заколачивают и не общаются, все психологам рассказывают.
– Я не был в Америке, но учту, – ответил дизайнер, поправив воротник шелковой рубашки с коротким рукавом, в которую был одет, отказавшись в связи с жарой от костюма. – Ты знаешь? Знаешь, Поль?!
– Что?!
Автомобиль подъезжал к зданию высотки, поэтому она убрала пилку в сумочку.
– Я тебя люблю. Ты для меня очень много значишь.
Полина краем глаза заметила, как водитель такси, всю дорогу уместно молчавший, сделал кислую мину, будто говоря: «Да ты, пацан, совсем с ума сошел, она же баба, а они все дуры и стервы», – но она не прореагировала, привстав, поцеловала жениха в макушку.
После всей этой романтики ее ждали суровые трудовые будни. Нужно было провести неучтенные основные средства организации, для чего пришлось обращаться в инвентаризационную службу. Пришлось узнавать рыночную стоимость имущества и перерыть кучу специализированных журналов, в поисках практических советов по осуществлению данных действий. На основании утвержденной формы документа она включила в бухгалтерский учет стоимость проводимого оборудования в состав внереализационных доходов. На это ушло все время до обеда.
В перерыв она позвонила Толе, телефон был отключен, следовательно, он опять с головой ушел в трудовые дела. «Значит, обедать буду одна», – подумала она, вздохнув, откинувшись на «крякнувшую» спинку стула.
– Девчонки, – окликнула она недавно влившихся в их отравленный капиталистическими нормами общежития коллектив двух бухгалтерш – Давайте пиццу закажем по телефону?
Позже, уплетая тонкую треугольную дольку, запивая ее чаем из цветков каркаде, она слушала болтовню девчонок. Одна из них, Жанна, рассказывала, как на выходных в каком-то центре духовного очищения выложила энную сумму за возможность увидеть собственную ауру.
– Я положила ладонь, ее обработали лучом, а потом вывели на монитор мое лицо и вокруг него свет. У меня он был зеленый. Это в состоянии покоя, когда я расслаблена и не волнуюсь, отдыхаю.
– Ты веришь во все это? – спросила ее подруга, специализировавшаяся на разрешении споров с налоговой инспекцией.
– Конечно, – всплеснув руками, ответила та. – Я даже видела, как в процессе работы моя аура распадается, словно на молекулы, и меняет цвет на красно-серый.
– Почему? – поинтересовалась Полина, слизнув кетчуп с нижней губы.
– Мне объяснили, что в процессе работы, особенно когда очень стараемся, мы вкладываем свою душу, энергию в результат труда, мы отдаем часть себя цели, к которой стремимся, поэтому аура распадается…
– То есть, – вставила девушка, специализирующаяся на спорах, – если сегодня я половину рабочего дня потратила на то, чтобы совместно с нашим адвокатом доказать в суде, что согласно гражданскому законодательству наша фирма по-прежнему вправе применять ту систему налогообложения, которую…
– Я поняла! Не надо мне фабулу своей деятельности излагать! – перебила ее Жанна, поставив кружку с чаем на коврик для мышки. – Да! Твоя аура тоже, скорее всего, распалась на части, а какая-то ее часть вообще могла уйти.
– Разве можно лишиться ауры? – спросила Полина, относящаяся к такого рода разговорам скептически, но допускающая возможность существования чего-то, неподвластного разумному толкованию и ее пониманию.
– Не просто так существуют легенды о продаже души дьяволу, – ответила Жанна. – Здесь есть какая-то взаимосвязь…
Раздумывать над столь важным вопросом, как продажа бессмертной души Люциферу, Полина не желала. Она поблагодарила девчонок за компанию и пошла в туалет. Умывшись, она поправила макияж, расчесала волосы. С большой радостью отметила, что красящий тоник не остается на зубьях расчески, а держится на волосах.
Она вернулась в кабинет и не узнала своего рабочего стола. Он был заставлен красивыми коробками, из которых поднимались невиданные ею цветы ярко-синего цвета с фиолетовыми крапинками.
– Тебе, – сказала Жанна, протянув конверт, на котором его почерком было выведено ее имя.
Сотрудницы бухгалтерии смотрели то на Полину, то на это цветочное великолепие во все глаза. Она виновато улыбнулась, мол: «Мне везет», села на стул и вскрыла конверт.
Толик был краток: «Я тебя люблю, жду у выхода в 18.10.
Твой будущий муж».
В этот вечер они поехали в ресторан восточной кухни, отведали «золотого» карпа, мисо и еще какую-то сладость, название которой, видимо, было создано для издевательства над русскоговорящим человеком, такое корявое. Она рассказала ему о теории рассеивания ауры, услышанной на обеде, но дизайнер лишь рассмеялся, принявшись вспоминать свой трудовой день, новые проекты агентства для музыкального телевидения, историю маркетинга компании «Reebok», кухню Италии и прочее-прочее-прочее. Он не хотел, чтобы информация о чем-то необычном, слетевшая с губ его невесты, проникла в его мозг, засела там и подорвала фундамент забора, которым он отгородился от тревожных мыслей. Он даже представил себе, как небольшая кучка размышлений о пугающей неизведанной действительности лежит на покрытом оболочкой сером веществе внутри черепной коробки, огороженная со всех сторон шлакоблоками его решимости жить спокойно и без тревог. На самом деле он исподволь понимал, что в его голове не горстка, не кучка, а в любую минуту готовая вырваться наружу, огороженная платиной, бурная полноводная река сомнений и желания докопаться до сути. Не хватало одного толчка.