У ларька, предлагающего в основном алкоголь и пиво, выстроилась очередь. Один из мужчин посмотрел на красочный плакат со слоганом: «Заведи нового друга!» «Надо попробовать», – подумал он, сжимая в мозолистой руке деньги.
За окном еще было светло, когда они подъезжали к Оренбургу. Проплывали грязные домишки, виднелись высотки, проскользило изображение Ленина в профиль, вроде бы вылитое из гипса, и они въехали под мост.
– Совсем скоро станция, – сказала Жанна.
Казах, подсевший к ним на одной из станций, уже вышел в тамбур, вместе со своим огромным багажом. Пара не торопилась.
– Нас не оставят, куда торопиться, – гладя ладонь любимой, сказал Толя.
– Я вообще не понимаю людей, которые спешат выйти из поезда, – сказала Жанна. – Купе – это, пожалуй, единственное место в мире, где я могу хорошо выспаться. Особенно здорово ехать на большие расстояния. Делать нечего, вид за окном утомляет, соседи надоели, а пить водку нет ни сил, ни желания, тогда ты ложишься и спишь – спишь – спишь.
– А мне дома спать нравится, – вставила Полина, считывая непонятные номера и серии, написанные на цистернах грузового состава, мимо которого проходил их поезд: «34562 РО», «34634 РО», «34723 ЮН»…
– Вас будут встречать? – спросила журналистка, поправив кудри.
– Вряд ли, – мотнул головой Толя. – Сами доедем.
– Если за мной приедут, то можно вас подбросить, – предложила она. – Мне ехать в Степной. Это такой район в Оренбурге, застроенный большей частью высотками, – пояснила она Полине. – По пути бы высадили вас на Пролетарской, а там пешком недалеко. Дом же около ментовки, да?
– Да, – кивнул Толя, вспоминая, как лучше добраться до дома родителей.
– Ну, сейчас встанем, – констатировала Жанна, наблюдая, как толпа встречающих мечется по перрону, как проплывает пропускной пункт на пригородные поезда, новый вокзал, здание старого вокзала, напоминающее лицо старой актрисы, с которого куском отвалился толстый слой театрального грима, выставив на всеобщее обозрение ее морщинистую кожу и нелепый макияж.
Звук тормозов, покачивание вагона, дверь купе самопроизвольно поехала вбок, потом вернулась на прежнее место. За окном промелькнули мужчины в форме милиционеров, люди, одетые в кислотно-оранжевые спецовки, у некоторых в руках были молоточки, другие инструменты. Еще раз скрип. Качнулись еще раз. Поезд встал.
– Приехали! – выдохнула Жанна.
Она наклонилась, взяла свой чемодан за ручку, подняла его.
– Давай я помогу, – предложил Толик, дорожная сумка у которого висела через правое плечо.
– Не возражаю, – согласилась женщина. – Надоело мне таскаться с этим «арбузом». Он сам тяжелый, так еще вещи в нем нелегкие.
– Что у тебя там? – почувствовав вес груза, спросил мужчина. – Гантели, гири?
– Книги недорого купила на Арбате у старухи какой-то. Про магию, душу. Я в последнее время интересуюсь такими вещами, – идя впереди к тамбуру, принялась рассказывать журналистка. – Про судьбу хочу все знать, о карме.
– Я слышала, что можно увидеть цвет кармы? – громко произнесла Полина, замыкавшая процессию троих людей, шедших по вагону самыми последними.
– Да, – обрадовавшись тем, что разговор поддерживают, закивала Жанна, а ее руки-птицы вспорхнули вверх, жестикулируя. – Можно и цвет увидеть и узнать, как жизнь лучше прожить. У нас есть филиал исследовательского центра, который проводит такие тесты…
– За деньги! – вставил Толик, ощущавший, как натянулись мышцы спины и шеи от веса чемодана и сумки, которую он старался удобнее повернуть, чтобы протиснуться между водонагревателем и дверью в купе проводников.
– Бесплатно ничего хорошего не получишь, – ответила журналистка, махнув правой ладонью и ударившись ею о красный стоп-кран. – Черт! Больно! Кстати, сейчас моя карма могла изменить цвет на более агрессивный. Я вычитала это вчера, когда в тамбуре курила.
– Это под вечер?! А мы тебя потеряли, думали, в ресторан пошла, – сказала Полина, шагая следом за ними.
– Оооо! Учения о судьбе так интересны. Многие верят, что ее можно изменить и что высшие силы посылают нам знаки, подсказывающие, как лучше поступить…
«Знаки», – это слово загорелось в голове Толика красной неоновой лампой, но он не хотел думать на эту тему, не хотел погружаться в таинственное, окружавшее его, несмотря на все старания не замечать странного.
– Можно поговорить на другую тему, Жанн? – перебил он журналистку. – Видишь кого-нибудь из знакомых, мы не откажемся, если нас подвезут.
Они стояли на перроне, вдыхая воздух с характерным привокзальным запахом.
– Никого нет! – осмотревшись, сказала женщина. – Стой! – вскрикнула она так, что идущая по асфальту старушка вздрогнула и, выронив сумку, оглянулась. – Мы телефонами не обменялись, – обратилась она к Полине.
– А, – выдохнула та, – сейчас. Толь, оставь наши координаты.
– Конечно, – поставив чемодан на перрон, сняв сумку с плеча, кивнул мужчина.
Он присел, раскрыл боковой карман дорожного баула, порылся там, достав наружу небольшой целлофановый пакетик, внутри которого лежали картонные прямоугольнички.
– Визитки, – развела руками Полина. – Без них теперь никуда. Правда, у меня нет, лишь у Толика. Но у нас общий домашний телефон, звони.
– И у меня нет визиток, – ответила Жанна, всматриваясь вперед, в толпу, стекающуюся к выходу в город. – Хотя нужно заказать. Я же с разными людьми общаюсь, часто приходится оставлять телефон, кстати, мой…
Она продиктовала свой номер, потом достала из заднего кармана блокнотик с ручкой, вырвала листок, записала цифры, протянула бумагу Полине. Анатолий выпрямился, отдал журналистке визитку.
– Вот, – сказал он. – Тут сотовый, домашний в Москве, в Оренбурге и еще рабочий. Я тоже иногда с людьми общаюсь, правда, не в таком количестве, как ты.
– Ты дизайнер рекламного агентства, – прочитала Жанна, убрала визитку в блокнотик, прицепила к нему ручку и спрятала все в карман.
– Раз там написано, значит, так и есть…
Он не хотел говорить ей о том, чем занимается. Сам не знал почему, но подспудно ощущал, что это повлечет долгие и малоприятные для него разговоры, скорее напоминающие перекапывание старого кладбища совковой лопатой. Поэтому, когда с боку раздался громкий выкрик: «Жаннка, мы тут!» – он вздохнул с облегчением.
– Привееет! – запрыгала на месте журналистка, замахав правой рукой. Ее кудряшки подскакивали вверх-вниз, словно пружинки.
– Мы не опоздали?! – спеша к подруге, орал здоровенный детина с топорщащимися кисточками усов.
– Опоздали! – крикнула она в ответ, потом повернулась к паре и сказала: – Это сотрудник нашей газеты, отличный фотограф, художник. Если вы договоритесь, чтобы вас зарегистрировали в Оренбурге, то позвоните мне, а я его попрошу сделать вам свадебные снимки. Будет просто отличное качество. Правда, в нашем загсе заставляют платить стороннему фотографу, но ничего, будет больше хороших снимков…
– Жаннка, ты как добралась, где твой чемодан? – подойдя, спросил газетчик.
– Отлично добралась. Вот мой чемодан. А это мои новые знакомые: Анатолий, он дизайнер рекламной фирмы, и Полина, она… – журналистка вопросительно посмотрела на женщину.
– Бухгалтер, – протягивая руку мужчине, ответила та.
– Москвичка? – взяв ладонь, поднеся ее к губам, сказал фотограф. – Сразу видно.
– Они собираются пожениться, а еще у них будет… Что-то я разболталась. Бери мой багаж, и пошли, хочу домой, в ванную. Чуешь, как воняет? Это вагон и тамбур такие, жуть, – говорила она.
И вся процессия двинулась к выходу с перрона: впереди здоровяк с «арбузом», следом Жанна, Толик и Полина шли рука об руку чуть позади.
– Кстати, мы можем подбросить их до Невельской? – поинтересовалась женщина у коллеги.
– Хоть до дома, – поворачивая голову назад, бросил мужчина, тряхнув чемоданом. – Вы к нам надолго?
– На месяц или меньше, – ответил Толик, который испытывал двойственные чувства в отношении не скрываемого фотографом восхищения его невестой.
– У нас погода должна быть хорошая, приходите к нам в редакцию, – произнес здоровяк, задев боком какого-то пьяницу, стоявшего у витого черного забора, отгораживающего перрон от привокзальной площади, заставленной автомобилями, полной народа разной масти.
– Возможно, как-нибудь, – отозвался Толик.
Полина молча шла рядом, рассматривая незнакомый город. Галантный жест фотографа вызвал у нее мысль, что здесь живут культурные люди. Услышав ругань каких-то женщин в длинных грязных юбках, заметив, как грубо здоровяк отпихнул незнакомого прохожего, она поняла, что это просто город, каких много. Она смотрела на Толика. В его лице что-то изменилось. Оно стало серьезнее, чуть высокомернее. «Наверное, когда б Ломоносов вернулся на малую родину, то у него было бы такое же лицо», – подумала она и улыбнулась. Толя заметил это и шепотом спросил, наклонившись к самому уху:
– Ты чего? – обдал ее мятным дыханием, защекотавшим кожу.
– Просто настроение хорошее, – ответила она, погладив его по бицепсу.
– Я тебя хочу, – прошептал он еще тише, но она расслышала, несмотря на царивший вокруг шум и громкую трескотню Жанны, идущей впереди. Журналистка рассказывала о похоронах подруги:
– Очень мрачно. Кладбище там совсем другое, не как наш «Пентагон», или старое. Хотя наше кладбище вообще архаично…
– Я тебя тоже хочу, – прошептала Полина, прикоснувшись губами к мочке его уха. – Может, сперва в гостиницу? Мама захочет с тобой поболтать, да и я с ней хочу пообщаться. Да мне и неудобно будет.
– Согласен, – не раздумывая, ответил Толик. – Жанн! Жанн!
– Что?! – оглянулась та. Они уже подошли к синим «Жигулям», видимо принадлежавшим фотографу.
– Мы не поедем, я хочу показать невесте Советскую, набережную Урала, – соврал Толя.
– Скоро ночь. Какая набережная? – отозвался здоровяк.
– Во! – указав пальцем на коллегу, кивнула журналистка. – Он и то понимает, а ты словно не здесь вырос.