Дамы промолчали. Все вместе прошли к полке, на которой была выставлена парфюмерия, понравившаяся Полине.
– Я отказалась от ванили в пользу белой акации, – сказала она, протягивая ему бутылек в виде бабочки с розово-белой крышечкой.
Он откупорил флакон. Его обоняние улавливало тонкий, словно нить шелкопряда, запах, вызывавший ассоциации с зимой, снегом, что вполне подходило к стоявшей снаружи жаркой погоде.
– Возьмем! – кивнул он.
– А ваша невеста обратила внимание на тальк из той же серии, посмотрите, – как бы невзначай предложила консультант, улыбаясь. Потом одернула задравшийся край синей юбки и сжала губы, освежая помаду.
– И его берем, – сказал Толик, махнув рукой, поворачиваясь лицом к Полине: – Ты ведь согласна.
Она подпрыгнула, хлопнула в ладоши, затем наклонилась, обняв его за шею. Он обвил правую руку вокруг ее талии, прижался губами к ее лбу. Продавщицы поглядывали на блондинку с плохо скрываемой завистью.
Толя расплатился, взял пакет с веревочными сине-оранжевыми ручками и нарисованными на упаковке тигровыми лилиями. Внутри лежали четыре коробочки, завернутые в тонкую целлофановую пленку. Две предназначались Полине, в третьем лежал мужской парфюм, а в четвертом подарок для мамы, производства Франции.
– Я жалею, – прижимаясь к его плечу щекой, сказала женщина, – что с нами не было Саши. Он бы убедился, что можно вкладывать душу даже в продажу косметики.
– Ты про «синюю юбку», с вытатуированной улыбкой? – уточнил Толик, проводив взглядом переливающийся на солнце отполированный, черный «Фольксваген», проехавший мимо пары по трассе.
– Да, с улыбкой она пересаливала, но ее познания меня убедили, – говорила Полина, смотря под ноги. – В любое дело можно вложить любовь, свое «я». Даже занимаясь выписыванием накладных и актов на списание материальных средств, можно…
– Быть творцом, – вставил он и рассмеялся, но, увидев, как она надула губки, изменился в лице, добавив: – Ты абсолютно права. Многим людям свойственно работать, как говорят, с душой, и бухгалтера не исключение.
– Вот именно!
В те самые минуты, когда Анатолий и Полина выбирали духи в дорогом салоне, в парке «Зауральная роща» двое студентов Государственного аграрного университета отошли от столика в кафе помочиться. Они прошли под сгорбленными ветками деревьев, примяли траву.
– Я с этой шмарой, Олей, отойду. Невтерпеж, – поливая светло-желтой струей толстый ствол тополя, произнес один из парней. Он был стрижен под расческу, одет в майку без рукавов, в джинсы, на левый бицепс была нанесена татуировка в виде колючей проволоки с вплетенными в нее листками, похожими на клевер.
– Что, шершавого загнать? – бросив завистливый взгляд на товарища, спросил другой. – Как ты их цепляешь? Пара пива, чекушка водки, и они ведутся.
– Моя слава идет впереди меня, – мотнув головой вниз, на зажатый в правой ладони член, ответил тот и стряхнул капли. – Я пер ее подружку, Ира вроде. Та, бли буду, растрепала.
– Если мы тоже сговоримся, то уйдем, – убирая в трусы свое среднестатистическое мужское достоинство, произнес студент и застигнул ширинку.
Они вышли обратно к задворкам летнего кафе. Обошли одноэтажное, сложенное из кирпича здание. Девчонки, изрядно захмелевшие, перебрасывались шутками с мужчиной, хлопочущим над шашлыком у мангала, от которого прямо в небо поднимался столб дыма.
– А вот и наши мальчики, – водя подушечкой указательного пальца по круглому горлышку бутылки пива, пропела одна.
Это была Ольга. Ее когда-то обесцвеченные волосы отросли, показав всем истинный черный цвет. Это придавало девушке неряшливый вид. Тонкие губы были накрашены толстым слоем ярко-красной помады, обведены такого же цвета карандашом, отчего казались толще. Накрашенные ресницы выглядели как накладные. На переносице красовалось несколько веснушек.
– Оль, давай пройдемся, поговорим, – предложил парень с татуировкой. Он встал в метре от столика. Большим пальцем правой руки он зацепился за петлю пояса джинсов, а остальными хлопал себя по ноге.
Девушка переглянулась с подругой так, что стало понятно, – они предвидели такое развитие событий. Поэтому Оля, ничего не говоря, встала, не забыв прихватить с собой сумочку и опустошенную наполовину бутылку.
– Мы вас тут подождем, – присаживаясь на ее место, заговорщически глядя на товарища, предупредил второй студент.
Парочка, чуть пошатываясь, побрела в сторону моста, мимо людей, мимо велосипедистов. Он положил ей руку на плечи, она вздохнула, посмотрела на Урал. На другом берегу плескались отдыхающие горожане. Проходя под мостом, девушка сказала:
– Мне Люба рассказывала о тебе…
«Точно, Люба, а не Ира. Люба с большими дойками», – осоловело взглянув на девчонку, подумал студент.
– Ты ее помнишь?
– Конечно, – кивнул он, прижимая ее поближе к себе. – Как она?
Они вышли на дорогу. Две колеи с потрескавшейся на дне засохшей грязью уводили в гущу деревьев. Прохожие стали встречаться реже.
– Она пришла в норму, – ответила Ольга. – Она месяц не могла отойти от того раза.
– Ты так смотришь на меня, словно я в чем-то виноват, – запустив ей в волосы пятерню, чуть сжав пальцы в кулак, произнес он.
– Вряд ли ты виноват в том, что владеешь таким агрегатом, – рассмеялась девчонка и без тени смущения раскрытой левой ладонью схватила парня за пах.
Он развернулся к ней лицом, обхватил руками и прижал к осине, зеленевшей у дорожки. Она увернулась от поцелуя, отпихнула его.
– Не тут! Пойдем туда! – ткнув рукой, сжимавшей бутылку, сказала она.
– А ты с характером, мне такие нравятся.
– А ты с яйцами, – рассмеялась Ольга, удаляясь с дорожки в сторону чащи, буйно зеленевшей.
– Значит, Любашке не понравилось? – пробираясь за ней следом, спросил татуированный и отодвинул в сторону упругую ветку.
Ольга не ответила, скрывшись за разросшимся кустом, покрытым мелкими ребристыми листочками. Он слышал только, как хрустнула ветка под ее ногами. «С характером!» – подумал он и улыбнулся, нащупывая в заднем кармане джинсов упаковку презервативов.
Минуя куст, он увидел ее. Она стояла на краю небольшой полянки, пересекаемой нешироким оврагом, в который Ольга и заглядывала. Одновременно он почувствовал жуткую вонь. Задержав дыхание, он подошел ближе, увидел ее лицо. Оля плотно сжала алеющие губы, а щеки раздувала словно лягушка, собирающаяся квакнуть.
– Что с тобой? – спросил он и втянул ноздрями воздух, чуть не одурев от смрада.
В кронах деревьев щебетали птицы, а солнечные лучи, если поднять голову вверх, как бы играли, путаясь в листве над поляной. Ольга выронила бутылку и зажала нос освободившейся рукой. В то же мгновение она разжала губы и вдохнула, не отрывая глаз от того, что лежало в овраге.
– Зажми нос, а то блеванешь, – предложила она татуированному, но было поздно. Не выдержав зловония, парень сделал несколько шагов назад к дороге, уперся плечом в ствол дерева. Его вырвало.
Потревоженные мухи взвились, открывая обзору полуголое мужское тело. Ольга набрала воздуха, подула перед собой, чтобы отпугнуть насекомых. Они, жужжа, метнулись в сторону, а потом опустились вниз, скрывая липкую, белесо-зеленую кожу, с торчащим в области шеи горлышком бутылки зеленого стекла. Ольга посмотрела на лежащую около ее ног бутылку, в которой еще было пиво. «Такая же», – решила она и… рассмеялась.
Татуированный обтер рот, подбородок тыльной стороной правой ладони, посмотрел назад, на хохочущую девчонку. Она на полусогнутых ногах, упираясь в живот руками, стояла над оврагом. Вокруг нее жужжала туча мух. Он с новой силой почувствовал смрад и побежал к дороге, царапая руки, рассекая кожу на лице и плечах о ветки, острые сучки. Иногда, когда он задирал голову вверх к скрытому зеленью небу, его слепили солнечные лучи. Он припал на колено, наступив в ямку, и услышал голос Ольги. Он не верил, что слышит это, но она действительно сквозь смех кричала:
– Через жизнь с любовью! Ха-ха-ха! Через жизнь с любовью! Через жизнь с любовью!
Татуированный, встав с колена, вдохнул свежего воздуха. Посмотрел на сочившуюся кровью длинную рану на правом плече. Ольга все смеялась, но тише. Он оглянулся, раздумывая, что делать дальше, глубоко вдыхая. Когда она снова крикнула: «Через жизнь с любовью!» – он снял с пояса мобильный телефон, набрал «02».
После того как долгие объяснения с дежурным милиционером были закончены, он оглянулся и, вздрогнув, выронил телефон. Ольга стояла в метре позади него, ее губы иногда расползались в улыбке, из горла вырывался звук: «хагы-хагы».
– Я думала, что ты сбежал, – произнесла она каким-то бесцветным голосом. – Оставил меня одну с этим трупаком и мухами… Через жизнь с любовью, твою мать! – после этого она сплюнула, затем сжала губы и надула щеки, словно лягушка. Так она сдерживала позывы к рвоте.
– Ты дура! – заорал татуированный, схватив ее за волосы, смотря прямо в ее мутные глаза. С его губ со словами слетали капельки слюны. – Какая любовь? Ты дура?! Дура!
– Отпусти меня, козел, – сжав левой рукой хозяйство парня, выплюнула она.
Он взвыл, разжав пальцы, выпуская ее двухцветные волосы, сгибаясь пополам. Она посмотрела на него сверху вниз и сказала:
– Его горлышком от пивной бутылки прирезали. «Krugger» называется.
Толик с Полиной возвращались домой пешком. Несмотря на беспощадно припекавшее солнце, хотелось еще погулять. Они шли по пыльной обочине, мимо проносились автомобили, иногда проезжали, громыхая всем корпусом, троллейбусы. Воздух был сухой, поэтому дышали не глубоко, мелкими «глотками», и разговаривали:
– Посмотри туда, – предложил Толик, указав левой рукой, свободной от подарочных пакетов, в сторону сгрудившегося вдоль дороги частного сектора.
Полина повернула голову, прекратив разглядывать кустарно выполненную вывеску парикмахерской, висевшую на стене высотного дома, мимо которого они проходили. В направлении, указанном Толиком, сверкал в золотых лучах золотой крест церкви, возвышаясь над окружившими его домами. Остов соседнего купола был окружен строительными лесами, словно переломанная шея больного поддерживающей конструкцией.