– Нет, конечно! – горячо запротестовала Руднева.
– Алёна Эдуардовна, скажите, пожалуйста, ваш театр и вы в последние несколько лет выезжали на гастроли в столицу соседней губернии? – Усольцев назвал город, из которого они прибыли.
– На моей памяти этого не случалось, – ответила актриса.
– А сами вы с мужем или одна никогда не ездили в этот город?
– Нет, никогда! – сердито ответила Руднева.
– Алёна Эдуардовна, извините, что мы вам досаждаем, – вежливо проговорил Усольцев, – но мы делаем это не по злому умыслу и не из любопытства.
– Я понимаю, – устало вздохнула Руднева. И тут же взволнованно спросила: – Вы не расскажете моему мужу обо всём этом? – Она сделала неопределённый знак рукой.
– О чём об этом? – уточнил старший лейтенант.
– О господи, – актриса заломила руки, – неужели не понятно? О моей фотографии, размещённой на сайте!
– Если вы её там не размещали, то чего вам бояться? – наивно спросил Горшков.
– Вы не понимаете! – отмахнулась от него Руднева.
«Шекспировские страсти», – подумал про себя Усольцев и заверил:
– В этом нет никакой надобности.
– А как её убрать с этого злополучного сайта?
– Не волнуйтесь. Это наша забота, – заверил её старший лейтенант.
– Но как я узнаю? – не успокаивалась актриса.
– Мы дадим вам ссылку.
– Да, ладно, спасибо.
– Но лично мой дружеский совет, Алёна Эдуардовна, не выходите вы на этот сайт со своего компьютера и другого устройства.
– Почему? – широко распахнула она глаза, но тотчас, хлопнув себя по лбу, проговорила: – Да, я поняла, спасибо.
– Ещё раз извините, Алёна Эдуардовна, мы больше вас не задерживаем. И спасибо за то, что согласились уделить нам время.
– Куда же я делась бы, – отмахнулась от обоих лейтенантов актриса и покинула кабинет директора.
Усольцев и Горшков дождались прихода Глеба Самуиловича и уточнили ещё и у него возможность гастролей театра в их городе.
Но Авербух с сожалением развёл руками:
– Увы, молодые люди, в вашем славном городе нашему театру гастролировать не доводилось. Но в будущем мы надеемся исправить эту оплошность. Так что ждите наш театр к себе в гости в ближайшие три года.
– Милости просим, – ответил Усольцев, и, распрощавшись с гостеприимным директором, оперативники покинули помещение театра.
Старший лейтенант сразу уткнулся в свой телефон.
– Костя, чего ты там ищешь?
– Хочу заказать билеты на автобус.
– Ты чего? – удивился Горшков. – Мы же на твоей машине!
– Шучу я, шучу! Смотрю, куда выезжал театр на гастроли в последние два года.
– Зачем?
– Может, были недалеко от нашего города.
– Они же сказали, – начал Горшков.
– Саша, – пафосно воскликнул Константин Усольцев, – что тебе завещали древние?
– Мне? Древние? – растерялся Горшков.
– Тебе, тебе.
– Не знаю, – пожал плечами лейтенант.
– Они завещали тебе: «Доверяй, но проверяй».
– Тоже мне завещание, – фыркнул Горшков. Спустя некоторое время он проговорил с досадой: – Мы так и не навестили тётку моего дружка.
– А он просил тебя наведаться к ней? – спросил Усольцев.
– Нет. Как он меня мог об этом просить, если я не сказал ему, что еду сюда.
– Тогда и не горюй.
– Я и не горюю, но как-то неудобно получилось.
Старший лейтенант в ответ только хмыкнул, подумав про себя о Горшкове: «Пацан ещё».
Через час они уже, сдав номера в гостинице, двинулись в сторону родного города. Где их с нетерпением и распростёртыми объятиями ждал следователь Кочубеев. Не совсем, конечно, с распростёртыми, но некоторое нетерпение у Кочубеева было, хоть он и скрывал его умело от окружающих.
Первым вопросом, который он задал вошедшим в его кабинет лейтенантам, был:
– Как съездили?
– Отлично! – выпалил Горшков.
Усольцев осадил младшего товарища взглядом – куда, мол, вперёд батьки в пекло.
Горшков несколько стушевался. А Усольцев доложил:
– Актрису, чья фотография размещена на сайте, зовут Алёна Эдуардовна Руднева. О том, кто разместил на сайте её фотографию, Руднева ни сном ни духом.
– И что, ей можно верить? – спросил Кочубеев.
– Думаю, что можно. Директор охарактеризовал её как порядочную женщину. Алёна Эдуардовна замужем за артистом того же театра, Игорем Борисовичем Снежновым. И, судя по реакции Рудневой на всю эту историю, её муж тот ещё Отелло. К тому же не думаете же вы, что Руднева ездила в наш город на съёмную квартиру, – позволил себе улыбнуться Усольцев.
– Ты прав, я так не думаю, – признался Кочубеев. – Огорчает меня то, что мы оказались в том месте, с которого начинали.
– Не совсем в том, – не согласился Усольцев, – нам просто нужно узнать, кто имел возможность воспользоваться фотографией Рудневой.
– Действуйте, – кивнул Кочубеев, – а я посмотрю, как вы разгрызёте крепкий орешек этой задачки.
– Разрешите идти?
– Минуточку. Так как экспертиза на съёмной квартире не обнаружила среди множества отпечатков ничьих пальчиков, кроме Лилии Вадимовны Арефьевой, я решил её задержать.
– Вы опасаетесь, что она сбежит? – спросил старший лейтенант.
– Кто её знает, – неопределённо отозвался полковник, – но если она посидит пока у нас, мне будет спокойнее.
– Но, Николай Егорович! У нас же совершенно нечего ей предъявить, кроме этих пальчиков. Она легко объяснит их наличие на съёмной квартире тем, что снимала она её на своё имя, чувствовала себя ответственной в какой-то мере за квартиру и время от времени заявлялась туда, чтобы посмотреть, всё ли спокойно и не натворила ли чего-нибудь её подопечная.
– Под подопечной ты имеешь в виду Анжелику?
– Да, женщину, которая так себя называла.
– Прекрасно! – театрально воскликнул полковник, а потом спросил вкрадчиво: – Ты только, Костя, скажи мне, где отпечатки пальцев этой самой Анжелики?
– Может, она носила кружевные перчатки? – вставил Горшков.
Кочубеев повернулся к лейтенанту и проговорил с иронией:
– Не зря, Саша, ты к миру театра приобщился. Молодец!
– Извините, Николай Егорович, – пробормотал, смутившись, Горшков.
Кочубеев не обратил внимания на лепет подчинённого и, обращаясь больше к Усольцеву, сказал:
– Мы предъявили фотографию с сайта и подлинную фотографию Арефьевой всем жильцам этого дома. Так вот, никто никогда не видел вместе Лилию Вадимовну и Анжелику одновременно.
– Мало ли…
– Я тебе больше скажу, – перебил старшего лейтенанта полковник, – никто вообще не видел входящей в квартиру или даже в подъезд Лилию Вадимовну. По-твоему, получается, что Арефьева в квартиру через форточку залетала.
– Ваша взяла, – развёл руками Усольцев. – Но обыск всё равно провести нужно.
– Не вопрос. Завтра и проведём, – ответил полковник и отпустил оперативников.
– Николай Егорович! Вроде бы один из её поклонников уверял, что может узнать Арефьеву по голосу. Вы не давали ему послушать запись её голоса?
– Давали, – отмахнулся Кочубеев, – толку никакого! Твердит, что голос похож, но со стопроцентной уверенностью он утверждать этого не может.
Когда на следующий день полиция пришла с обыском к Лилии Вадимовне Арефьевой, пенсионерка явно растерялась. Было видно, что ей даже в голову не приходило, что её могут всерьёз заподозрить в убийстве, совершённом кем-то на съёмной квартире, и тем более нагрянуть к ней с обыском.
– В чём дело? – испуганно бормотала она. – Вы не имеете права входить в мою квартиру против моей воли.
– Лилия Вадимовна, вам предъявлен ордер! – втолковывали ей.
– Но всё равно я против! – настаивала женщина.
– Баба-яга всегда против, – пошутил кто-то.
– Вы не имеете права, – заплакала женщина, – я буду жаловаться!
– Это ваше право, – ответил капитан Турусов и пригласил: – Понятые, пройдите сюда.
Арефьева бессильно опустилась на диван и, судорожно сжав руки, безмолвно следила за хозяйничающими в её квартире полицейскими.
Квартира у Лилии Вадимовны была большой по площади, кроме того, во всех трёх комнатах и в коридоре имелись антресоли, кладовые, всевозможные закрытые шкафчики и полки.
Неохотно, но пенсионерка выдала оперативникам ключи. Связка оказалась внушительной, один из оперативников присвистнул: «Ванька-ключник, злой разлучник…»
– Типун тебе на язык, – сказал капитан.
– Почему сразу типун, – обиделся оперативник.
– Потому что, если помнишь всю песню, участь Ваньки была незавидной.
– На что вы намекаете, товарищ капитан? На то, что Морозов стянул или попытался стянуть у неё ключи, – он кивнул в сторону Арефьевой, – а она его того? – Он чиркнул себе по горлу.
Турусов закатил глаза:
– Ни на что я не намекаю! Работайте!
Во время обыска у пенсионерки на антресолях был найден парик платинового цвета. Добротный парик из натуральных волос. «Такой не отличишь от собственных волос», – отметил про себя капитан. На туалетном столике в спальне стояли контейнеры с несколькими парами разноцветных линз. В ящике на кухне нашли старый телефон, капитан не сомневался, что он зарегистрирован на имя Марии Ивановны Переверзьевой.
– Что же вы от телефона не избавились? – спросил Турусов.
– Я не совершила ничего противозаконного, – ответила Арефьева.
– Как сказать…
На самом дне платяного шкафа были найдены изящные замшевые лодочки на небольшом каблуке. При ближайшем рассмотрении на одной из туфель было замечено крохотное пятнышко. Но утверждать что-либо без проведения экспертизы не представлялось возможным.
Допрашивал Арефьеву сам Кочубеев после того, как эксперты подтвердили наличие на замшевой туфельке капли крови, но принадлежала она, к большому сожалению полковника, не Морозову Евгению Юрьевичу, а неизвестной курице. Как она попала на туфли Арефьевой, непонятно. Зато было точно установлено, что сотовый телефон на самом деле оформлен на давно скончавшуюся Переверзьеву, чего, впрочем, сама Арефьева не отрицала с самого начала…