кье поужинать в бистро и там снова вытащил ее. Нет, не перечитывать, я и так знал ее наизусть.
В среду ночью мотор «делайе» впервые плавно заработал. Генрих Четвертый был рядом. Он сказал:
– Нужно еще раз все проверить, но, похоже, ты почти со всем справился.
Он, как и я, имел в виду перебои с выхлопом и положил руку на выход трубы. Я сказал:
– Если вопрос только в этом, я запросто все налажу.
Я заночевал в мастерской. Утром пришла Жюльетта и разбудила меня. Меня вызывали на новый пожар, куда именно, не знаю. Я позвонил и сказал, что не приеду. Я каждый день надеялся, что вернется Эль. Мне хотелось быть при этом дома.
Накануне я смотался в казарму, купил упаковку аспирина в аптеке, чтобы увидеть вблизи этого Филиппа, знакомого Эль. Ему сорок, примерно моего роста. Худой, она говорила, что ей нравятся худые мужчины. Похож на состарившегося студента, можно сказать, интеллектуала: говорит отрывисто, не глядя в глаза, явно застенчивый. Я сказал ему, что я муж Эль. Он уже знал. Я спросил, не видел ли он ее недавно. Он покачал головой. Сказал: «Простите» – и начал обслуживать клиентку. Я заметил, что его помощница, хмурая девица лет тридцати с короткой стрижкой, собралась уходить. Я подождал ее немного поодаль, на тротуаре. Стал ее расспрашивать, но ничего не добился – она только пригрозила, что вызовет полицию.
Потом я прошел мимо кинотеатра «Ле-Руаяль». Как уже сказал в самом начале, я посмотрел на афишу фильма Джерри Льюиса, который показывали в конце недели. Я видел, как к вечернему сеансу пришла Лулу-Лу. Она сказала, что завтра днем свободна, и я назначил ей встречу в четыре на выезде из города.
В захолустье, как у нас, новости разносятся быстро, мне не нужно было пускаться в долгие разговоры, она сразу поняла, на каком я свете. Сказала мне:
– Мой муж в Ницце. Пойдем ко мне.
Она живет в старом доме на дороге Пюже – Тенье. Она дала мне банку пива, мы поговорили. Она сказала:
– Эта девушка не для тебя. Я против нее ничего не имею, я с ней не знакома. Но ты же не знаешь, с какими мужчинами она водилась до того, как сюда переехала, ты вообще ничего о ней не знаешь.
Мы долго болтали, но крутились вокруг одних и тех же тем, из-за которых я лишился сна.
В какой-то момент, когда уже было выпито несколько банок, я полез ей под юбку, Лулу-Лу сидела напротив меня в кухне, я сказал какие-то глупости типа: «Как ты хорошо меня понимаешь», ну и в том же духе. Потом пошли в их спальню, и она начала раздеваться. Мне стало стыдно, когда она осталась голой – даже не могу объяснить почему, – мне показалось, это подло по отношению и к ней, и к Элиане. Я сказал:
– Прости.
Она проводила меня до двери. Перед тем как я ушел, сказала:
– Поговори с братом.
Я не понял, все это было от меня очень далеко. Когда он сказала «с братом», я подумал о Микки. Она добавила:
– С младшим. Если она уехала в среду двадцать восьмого, он знал об этом раньше тебя. Я видела их вместе днем возле городского бассейна.
Я передаю все очень точно. Я спросил с подозрением:
– Что ты хочешь этим сказать?
Она ответила:
– Ничего, кроме того, что видела их вместе, они стояли, прижавшись, в проходе за бассейном и выглядели очень грустными. Только и всего.
Я сказал:
– Ну ты и сука.
Я хотел ей врезать, но у меня дрожали руки. Мне казалось, что я и сам весь дрожу с головы до ног.
Я побежал к машине и вернулся в деревню. Ни Бу-Бу, ни матери дома не было. Я крикнул Коньяте:
– Где Бу-Бу?
Она не знала. Она сказала, пытаясь подняться из своего кресла:
– Господи, что с тобой, Флоримон?
Я хлопнул дверью, но она открыла ее за моей спиной и крикнула, пока я не успел дойти до машины во дворе:
– Ничего плохого Бу-Бу сделать не мог!
Я оглянулся, чтобы ей ответить, и понял, что она меня не слышит, что я все равно не докричусь до нее, и показал жестом, чтобы она шла назад и не волновалась. Я все еще дрожал – или мне казалось, что дрожу. Я никогда еще не чувствовал себя в таком состоянии.
Я не стал садиться в машину, пошел к Брошару. Когда я раздвинул занавеску из жемчужных бусин, солнечные лучи с улицы добрались до самой стойки. Я увидел Жоржа Массиня, а с ним компанию других парней, наверное, его шурины, не знаю. Я чувствовал, как ледяная рубашка липнет к телу. Я услышал, как кто-то сказал среди звяканья бусин:
– А вот и Пинг-Понг, жену ищет.
А может, и что-то другое. Но в том же духе. Я подошел к Мартине. Она сидела за столиком напротив своего нового кадра, которого склеила на свадьбе, того, что дал Бу-Бу напрокат стереосистему. Я спросил, не видела ли она Бу-Бу или, может, знает, где он. Она не знала. Она смотрела на меня удивленно и чуть испуганно. Мамаша Брошар что-то сказала, не помню что, я просто знаю, что она что-то говорила, не больше, – и я вернулся к Жоржу Массиню. Все, кто при этом присутствовал, подтвердят вам, что он не произнес ни слова и ничего не сделал, чтобы меня разозлить. Это правда. Возможно, они скажут, что я специально зашел к Брошару, потому что нарывался на ссору. А вот это неправда. Я не знал, что он там.
Я сказал Жоржу Массиню:
– Ну что, смеешься надо мной, что я так влип?
Он ответил:
– Послушай, Пинг-Понг, никто над тобой и не думает смеяться.
Я сказал, чтобы он не смел называть меня Пинг-Понгом. Он пожал плечами и отвернулся. Я сказал ему:
– Похоже, ты везде треплешь, что имел мою жену раньше, чем я?
Он в ярости посмотрел мне в лицо, раздувая ноздри. Он ответил, что не нужно путать порядок вещей и что это я отбил ее у него, а не наоборот. Он назвал ее Вот-та, а меня Пинг-Понгом. Я двинул ему кулаком в лицо. Я уже говорил, что драться – не в моей привычке и что в моей взрослой жизни это случилось впервые. Я не знаю приемов рукопашной, но взял весом и массой – Жорж Массинь отлетел назад с разбитыми губами. Но как только он поднялся на ноги, еще до того, как вмешались другие, он бросился на меня, а я снова инстинктивно его ударил, чтобы отбросить подальше.
Потом парни стали нас разнимать. У меня внутри была полная пустота, но сердце колотилось как бешеное. У Жоржа Массиня весь рот был в крови. Ему принесли со стойки салфетку, кто-то закричал, что у него выбиты зубы. Мамаша Брошар грозилась, что вызовет по телефону полицию. Жорж сказал «не надо», сказал, что я сумасшедший. Кровь стекала у него по подбородку на рубашку, он добавил:
– Вы разве не видите, что он потихоньку сходит с ума?
И тут, когда я уже собирался уходить, я почувствовал, что кто-то держит меня за руку, это был Бу-Бу. Я не заметил, как он появился.
Я посадил его в машину. Он вернулся с матерью из виноградника, а Коньята сказала ему, что я его искал. Я не хотел выяснять с ним отношения дома и повез на виноградник. Он в стороне от деревни, на крутом склоне над дорогой, и нужно взбираться к нему по тропинке.
В машине я спросил его:
– Это правда, что в прошлую среду ты стоял с Эль возле городского бассейна?
Он явно удивился, что я в курсе, но сказал, что правда. Опустив голову, добавил:
– Только ничего себе не придумывай.
И хотя он одного роста со мной, а может быть, даже выше, я всегда смотрел на него, как на ребенка. Я ответил ему:
– Я ничего не придумываю. Вот ты мне все и расскажи.
Он сел на пригорок возле нашего участка. Я стоял при свете вечернего солнца, и моя тень падала прямо на него. На нем были старые, слишком короткие полотняные брюки, он носит их на работу, рубашка в широкую сине-зеленую полоску. Прядь волос падала ему на один глаз. Он сказал мне:
– В прошлую среду я пытался ее удержать. Но оказалось невозможно.
Я спросил его:
– Но почему ты ничего не сказал мне, если знал, что она уезжает?
Он ответил:
– И это было невозможно.
Он откинул волосы со лба и посмотрел на меня. Он сказал мне:
– Она не хотела, чтобы я тебе говорил, а теперь, когда я увидел, что ты вытворяешь, я рад, что послушался. Она боялась и была права.
Он посмотрел мне прямо в лицо, подняв голову, в его глазах можно было прочесть грусть и вызов. Я спросил его:
– Что именно она не хотела, чтобы ты мне рассказал?
Он пожал плечами, потупился и не ответил.
Я сел рядом с ним. Я сказал:
– Бу-Бу, ты не можешь оставить меня вот так, в полном неведении.
Я сказал это очень спокойно, не поворачивая головы в его сторону. Он долго молчал. Растирал пальцами комок земли. Потом сказал:
– Она говорила со мной той ночью, когда ты ее избил. И на следующий день тоже. Ты помнишь слова Коньяты вечером на свадьбе? Это правда. Она зовет на помощь.
Я хотел от него только одного – чтобы он сказал мне, почему она ушла и куда именно, но я сидел, не двигаясь, и ждал. Я понимал: стоит мне задать лишний вопрос, и он вообще ничего больше не скажет. Я знаю Бу-Бу, я живу с ним всю жизнь. Он сказал:
– Поклянись мне, что, если я тебе расскажу, ты и шагу не сделаешь из деревни и будешь ждать, пока она не вернется.
Я поклялся нашей матерью. На самом деле я не очень-то собирался держать слово, это были пустые слова, но я поклялся.
Он сказал мне:
– Прошлым летом, когда она еще жила в Араме, она ходила днем на поляну в лесу, выше Брюске, иногда одна, иногда с компанией. Загорать. Как-то днем она пошла одна, появились двое мужчин, она не слышала, как они подошли, и они поймали ее.
У меня перехватило дыхание, но так как он замолчал, я спросил у него, что он имеет в виду, когда сказал, что ее поймали.
Он нервно дернул плечами и ответил, не глядя на меня:
– Я передаю ее слова. Но мне ей не пришлось объяснять. Они ее поймали.
После долгой паузы он продолжил:
– Два или три дня спустя они вернулись и стали рыскать вокруг дома. Она никому ничего не сказала, потому что они ее страшно напугали, да и в любом случае в их деревне ей все равно никто бы не поверил. Увидев их неподалеку, она пришла в ужас. Тогда она пошла в лес поговорить с ними.