Осторожно, чтобы не разбудить Джона, она выбралась из постели, прошла в ванную, натянула халат и сунула ноги в тапочки. Сходила в туалет, помыла руки, умылась и почистила зубы.
Какие жуткие мешки под глазами, господи!
Она приблизила лицо к зеркалу. Новые морщины. Такое ощущение, что их становится больше буквально с каждым днем. Некоторые уже похожи на расселины в скалах. Кошмар. Взгляни правде в глаза, детка. Ты стареешь. Еще лет десять — и превратишься в морщинистую кошелку. Потом еще пару десятков — и будешь развалиной. А потом не успеешь оглянуться — и Люк с Фиби будут катить тебя, укрытую клетчатым пледом, пускающую слюни, с дыбом стоящими седыми волосами, в кресле-каталке по набережной.
Вот только…
Будут ли Люк и Фиби заботиться о них с Джоном? Захотят ли они брать на себя такую проблему? Ведь детям, кажется, полагается заботиться о престарелых родителях? Так устроена жизнь, разве нет? Как там было написано на наклейке на машине, которую она недавно видела… СВЕДИ С НИМИ СЧЕТЫ! ПРОЖИВИ СТОЛЬКО, ЧТОБЫ СТАТЬ ПРОБЛЕМОЙ ДЛЯ СВОИХ ДЕТЕЙ!
Она прикрыла за собой дверь спальни и включила свет в коридоре. Дверь детской была закрыта, дверь запасной спальни тоже. Обычно в это время они были уже на ногах.
Но сегодня утром все было тихо.
Ступеньки под ногами страшно скрипели, и Наоми старалась ступать как можно осторожнее, чтобы Джон не проснулся. Мимоходом окинув взглядом прихожую, она ощутила легкое беспокойство. Цепочка на входной двери была не накинута — неужели они забыли это сделать вчера вечером? Странно. Надо будет обязательно сказать об этом Джону. Сейчас они должны быть осторожны, как никогда.
Что-то еще не так. Как будто чего-то не хватает. Она остановилась и еще раз, уже более внимательно, осмотрела прихожую. Вешалка. Вроде бы на ней меньше одежды, чем обычно. Где пальтишки детей? Она взглянула на подставку для обуви. В ряду ботинок и сапог зияла прореха. Не хватало голубых резиновых сапожек Люка и красных Фиби.
Ее сердце сжалось. Неужели они пошли гулять? В такой час, в непроглядной темноте, в эту жуткую погоду?
Она открыла тяжелую дубовую дверь и, морщась от ледяного ветра и летевших в лицо капель дождя, вгляделась в темноту.
И замерла.
Что-то лежало на земле, прямо напротив крыльца. Мешок, или животное, или что-то еще.
Дрожь пробежала у нее по спине. Она отступила, посмотрела на щиток с выключателями и нажала на красную кнопку.
Вспыхнули сразу все лампы, кроме одной. Это был не мешок и не животное. На дорожке лежало тело мужчины. Рядом с ним валялся пистолет.
Она отпрянула, захлопнула дверь, трясущимися руками накинула цепочку и бросилась наверх. Задыхаясь, взлетела по ступенькам, рванула дверь спальни и включила свет:
— Джон! Джон, проснись скорее, ради бога! Там кто-то лежит! Возле дома! Человек! Мертвый или без сознания, я не знаю! И пистолет. Там пистолет!
Она кинулась в детскую и распахнула дверь. Даже не зажигая света, она увидела, что в комнате никого нет. Запасная спальня тоже была пуста.
Джон вышел в коридор, в халате и с ружьем в руках.
— Где? Где возле дома?
От ужаса она начала заикаться:
— П-п-п-парадная дверь. Я не могу найти Люка и Фиби.
— Звони в полицию. Нет! Нажми тревожную кнопку, быстрее. Рядом с кроватью. Они сразу приедут.
— Осторожно, Джон!
— Где он?
— На дорожке перед крыльцом. Перед парадной дверью. Я не знаю, где Люк и Фиби, — дрожащим голосом повторила она. — Может быть, они снаружи.
— Тревожная кнопка, — приказал Джон. Потом снял ружье с предохранителя и стал медленно спускаться вниз.
Наоми подбежала к кровати и нажала красную тревожную кнопку. И в доме, и снаружи тут же заголосила сигнализация. Она схватила телефон. Слава богу, линия работает. Есть сигнал. Она попыталась набрать 999, но руки дрожали так сильно, что пальцы не попадали по кнопкам. В первый раз она ошиблась. Во второй раз в трубке раздались длинные гудки.
— Господи, да скорее же! Кто-нибудь, возьмите трубку, пожалуйста! Пожалуйста!
Наконец оператор ответил.
— Полицию! — крикнула Наоми. Ее соединили. — МУЖЧИНА! ПИСТОЛЕТ! ПОЖАЛУЙСТА, СКОРЕЕ! ПРИЕЗЖАЙТЕ! — бессвязно прокричала она.
Через секунду, овладев собой, она сумела назвать адрес, повесила трубку и снова бросилась вниз. Джон стоял у окна в прихожей. Она промчалась мимо него, в гостиную.
— ЛЮК! ФИБИ!
Никого.
Наоми вернулась в прихожую и через плечо Джона испуганно посмотрела на неподвижную мокрую фигуру на гравии. На нем была вязаная шапка и длинная куртка с капюшоном; голова повернута в сторону, так что лица не видно. На какую-то секунду Наоми засомневалась: может, она преувеличила опасность? Может, это просто бродяга? Похож ли он на бродягу?
Но бродяга с пистолетом?..
— Я не могу найти Люка и Фиби, — снова сказала она.
Но Джон уже открывал дверь.
— Ради бога, осторожнее! Погоди! Сейчас приедет полиция.
— Эй! — позвал Джон. — Эй! Вы меня слышите?
— Джон, подожди!
Он ступил за порог, держа ружье наперевес, не снимая палец со спускового крючка, стараясь одновременно держать в поле зрения и ярко освещенную подъездную дорожку, и лужайку. Он сделал несколько осторожных шагов, направляя ружье то вправо, то влево, то снова целясь в мужчину. Ветер развевал полы его халата. Наоми последовала за ним.
Они подошли к нему почти вплотную. Черная шапка, черная куртка, черные штаны и черные ботинки. Молодой, не больше тридцати, подумала Наоми. Джон нагнулся, поднял пистолет и отдал его Наоми.
Он был тяжелый, мокрый и холодный, и ее передернуло от отвращения. Она посмотрела по сторонам и снова перевела взгляд на незнакомца.
— Эй! — сказал Джон.
Наоми присела на корточки и заглянула ему в лицо. Только сейчас она заметила маленькую дырочку у него во лбу, прямо над правым глазом. В ране запеклась кровь, дождь так и не смог ее размыть. Кожа вокруг посинела.
Она взвизгнула и на коленях переползла на другую сторону. Дыра в затылке, волосы вокруг опалены. Спекшаяся кровь.
— Его застрелили. — Судорожно припоминая хоть что-нибудь из курса первой помощи, что им преподавали в школе, она схватила его за руку, отогнула кожаную перчатку и прижала пальцы к его запястью. Рука была, как ни странно, теплая.
Она попыталась определить, есть ли пульс, но так и не смогла. Он вдруг открыл глаза.
Ее сердце едва не выскочило из груди.
Он вращал глазами и, кажется, не видел ничего вокруг.
— Где мои дети? — спросила Наоми. — Вы меня слышите? Где мои дети? Ради бога, скажите, где мои дети?
Он никак не отреагировал. Глазные яблоки все так же вращались.
— Где мои дети? — закричала Наоми. Она не верила своим глазам — как он может быть жив с двумя дырками в голове?
Его рот приоткрылся. Закрылся. Снова приоткрылся и снова закрылся, как у рыбы, выброшенной на берег.
— Мои дети! Где МОИ ДЕТИ?!
— Лара, — еле слышно прошептал он. — Лара…
— Кто вы? — спросил Джон. — Пожалуйста, скажите, кто вы?
— Лара, — повторил он. Его голос был тише ветра, но в нем явно слышался американский акцент.
— Где мои дети? — Наоми почувствовала отчаяние.
— Позвони в скорую, — сказал Джон. — Нужно вызвать скорую…
Его перебил вой сирены.
— Лара, — выдохнул незнакомец. Он вдруг уставился в какую-то точку в пространстве, словно увидел перед собой свою Лару, но тут же его взгляд снова стал отрешенным.
98
Голубые огни вспыхивали и гасли где-то вдали, но казалось, расстояние между ними и домом совсем не уменьшается. Завывала сирена, но отчего-то звук тоже не приближался. Может быть, это не к нам, а к кому-то еще, мелькнуло в голове у Наоми. Может, они вообще никогда не приедут. Спотыкаясь, она подбежала к краю лужайки, без остановки выкрикивая имена детей, вглядываясь в кусты, в тени, в темные, пустые поля.
В тьму, поглотившую ее детей.
Сирена, кажется, зазвучала немного ближе, и Наоми вдруг испугалась, что дети там, на дороге, а полиция в спешке и в темноте не сумеет их заметить. Увязая в грязи размокшими тапочками и хватаясь за ограду, чтобы не упасть, она выбралась на дорогу и отчаянно замахала фонариком. Она не замечала ни холода, ни проливного дождя.
— ЛЮК! ФИБИ! ЛЮК! ФИБИ!
Впереди показались мигалки. Два мощных голубых луча пронзили темноту. Машина была в конце дороги, но приближалась с невероятной скоростью. Наоми, продолжая сигналить фонариком, отступила на обочину. Халат зацепился за колючий куст, но она не обратила на это внимания.
Машина показалась из-за поворота, и она замерла, не в силах сдвинуться с места, словно кролик, пойманный светом фар. Автомобиль поравнялся с ней. Синие всполохи света падали то на капот, то на лицо женщины-офицера, сидящей на переднем сиденье. Стекло опустилось. Из салона пахнуло пластмассой, жаром и влагой. Затрещала рация, и мужчина-водитель проговорил что-то в ответ. Женщина внимательно оглядела Наоми.
— Там… человек… нужна скорая… — задыхаясь, выговорила Наоми и махнула в сторону дома. — Вы не видели детей? Там, на дороге… Двоих детей.
— Он вооружен? — Женщина-офицер посмотрела на нее встревоженно. — Там у кого-то оружие?
— Его застрелили, — ответила Наоми. — Там мужчина… там, около дома. Его застрелили. Мои дети! Я не могу найти детей.
— С вами все в порядке? Вы не хотите сесть в машину? — спросила женщина.
— Я ищу своих детей.
— Мы вернемся к вам через пару минут, — пообещала она.
Автомобиль резко тронулся с места — из-под колес полетел гравий, — промчался мимо загона для телят и остановился возле дома. Вспыхнули тормозные огни. Наоми увидела, как распахнулись обе двери, водительская и пассажирская, и полицейские выбрались наружу.
Она отвернулась и побежала дальше по дороге, освещая путь фонариком. Тапочки то и дело сваливались с ног, она наступила в глубокую лужу и потеряла их обе, вернулась, нащупала их, снова надела. Ее горло уже саднило от крика.