дка пожала плечами:
– Мне все равно, – сказала она. – Но я сообщу Мирьям.
– Не волнуйтесь, мы сами сообщим. А что во второй комнате?
– Спальня.
Натаниэль заглянул в спальню.
– Я сейчас, – сказал он адвокату. – Еще несколько секунд, – он вошел во вторую комнатку. По сравнению с ней салон выглядел залом для торжеств. Кое-как протиснувшись между платяным шкафом и наспех застеленной кроватью, Розовски подошел к крохотной табуретке, видимо, служившей чем-то вроде туалетного столика. На столике лежала массажная щетка, тюбики с ночными кремами, еще какие-то женские ухищрения. Рядом с маленьким изящным зеркальцем стояла фотография в тонкой металлической рамке. Фотография изображала молодую женщину в вечернем туалете и с тщательно уложенной прической. Фоном служил праздничный стол и украшенная елка. Это был, пожалуй, первый предмет в квартире Головлевой, заинтересовавший Натаниэля. Он вернулся в салон с фотографией.
– Цвика, – он протянул адвокату фотографию, – там, на Ганей-Кайц была такая же фотография?
Адвокат внимательно рассматривал фотографию.
– Думаю, да, – сказал он. – Во всяком случае, очень похоже. Если и не та же самая, то делалась в тот же день.
– Вечер, – поправил Розовски.
– Да, вечер. Видите – стол, разукрашенная ель сзади.
– Новый год, – сказал Натаниэль.
– С чего вы взяли?
– Елка.
– Ах да… Нет, она говорила, что фотография была сделана в ее день рождения.
– Да? – Натаниэль коротко засмеялся. – Вот невезение. Я ей сочувствую.
– Почему?
– Плохо рождаться в дни праздников. Нет ощущения собственной уникальности.
– А что, это ощущение так необходимо? – спросил адвокат.
– Конечно, – серьезно ответил Натаниэль. – Каждый человек должен ощущать себя уникальным. Иначе очень тяжело жить, – он еще раз посмотрел на фотографию. – Красивая женщина. Верно?
– В жизни даже лучше, – сообщил адвокат. – несмотря на то, что я видел ее в обстановке… – он запнулся, коротко посмотрел на молчавшую Шошану.
Розовски положил фотографию на столик.
– Шошана, я хочу вам задать деликатный вопрос, – сказал он. – Вы позволите?
– Задавайте.
– Ваша соседка… Она производила впечатление легкомысленной женщины?
– Вовсе нет. А что вы имеете в виду?
– Ну, – Розовски сделал рукой неопределенный жест, – посещали ее мужчины или нет, случалось ли ей не ночевать дома?
– Я что, следила за ней, что ли? – возмущенно спросила Шошана. – За кого вы меня принимаете? – она поднялась с дивана. – Вы уже закончили свой осмотр?
– Успокойтесь, я просто хотел сказать: вы, безусловно, наблюдательный человек и умный, – поспешно заговорил Розовски. – И вы, конечно, в состоянии сделать правильный вывод о человеке, живущем рядом с вами, разве нет?
Выражение лица пожилой дамы смягчилось.
– Ну, допустим, – сказала она.
– Вот! – обрадованно произнес Натаниэль. – Вот и скажите нам, какой показалась вам ваша новая соседка?
Шошана задумалась. Натаниэль и Цвика выжидательно смотрели на нее.
– Замкнутой, – неожиданно заявила Шошана. – Никаких мужчин не водила, и вообще – целые дни просиживала дома. Я даже удивлялась: приехать в Израиль и никуда не ходить, ничего не посещать.
– Вот как? А родственники?
– Иногда приезжали, конечно. Собственно, не родственники, а родственница.
– Мирьям?
– Мирьям. Но не так часто. И ненадолго. Вообще, – сказала Шошана, – мне кажется, у нее что-то случилось.
– У кого? У Ларисы или у Мирьям? – спросил Натаниэль.
– У Ларисы, конечно, – ответила Шошана. – Такое впечатление, что у нее случилась какая-то неприятность. Незадолго до приезда… А может быть, она просто ожидала неприятности, – вдруг добавила она. – Знаете, как бывает? Предчувствие. Некоторые люди предвидят неприятности, которые могут с ними произойти. С ними или их близкими.
– Близкими? А что, у Мирьям какие-то неприятности?
– У Мирьям? – Шошана медленно покачала головой. – Не знаю, – сказала она с сомнением в голосе. – Может быть, мне так показалось, но… – она замолчала.
– Что вам показалось? – требовательно спросил адвокат. – Говорите, что именно?
Розовски предостерегающе глянул на него. Но Шошана, похоже, не обратила внимание на недопустимый тон.
– Мне кажется, – сказала она, – что у них случилась размолвка. Недавно. С неделю назад… Вот что, – Шошана словно спохватилась. – Раз уж вам разрешили осмотреть квартиру, так и быть, оставайтесь. Но мне некогда, – не дожидаясь реакции собеседников, она быстро скрылась за дверью.
– Да-а, – сказал после паузы Розовски. – Надо же – из всех бдительных пенсионерок нам досталась наименее разговорчивая… Собственно, смотреть больше нечего. Кухню и ванную, разве что…
– Вам удалось что-нибудь выяснить, Натаниэль? – нетерпеливо спросил адвокат. Взглянув на часы, он добавил: – Пора бы заехать к родственникам. Если вы все еще намерены встретиться с ними до встречи с госпожой Головлевой.
– Намерен, конечно намерен… – Натаниэль снова взял в руки фотографию. – Как вы думаете, родственники не будут возражать, если я возьму это на денек?
– Конечно, не будут. А для чего вы хотели осмотреть эту квартиру?
– Сам не знаю, – нехотя ответил Розовски. – Так, составить общее представление о том, в каких условиях живет ваша подопечная. Знаете, обстановка, в которой человек живет, помогает составить впечатление о нем самом.
– Составили?
– Я же говорю – в общих чертах… – Розовски прошелся по комнате – насколько это позволяли размеры комнаты и мебели. Остановившись у шкафа, он, все-таки, извлек из сумки папку с документами.
– Все-таки, вы что-то перепутали, Цвика, – сказал он. – Вот тут, в метрике, написано: день, месяц и год рождения 6 октября 1961 года. А вы говорите… – он кивнул на фотографию. – Там не день рождения, а Новый год.
– Может быть, – легко согласился Грузенберг. – Мы ведь беседовали через переводчика… А это что? – спросил он. – Что вы там рассматриваете?
– Договор, – ответил Натаниэль. – Договор об аренде квартиры. Странно… – он рассеянно взглянул на адвоката.
– Что странно?
– Что? Нет, ничего, это я так… – он положил договор в папку, а папку вернул на место.
– Думаю, нам здесь больше делать нечего, – Он еще раз окинул взгляом крохотную квартирку. – Пока, во всяком случае. Можем отправляться дальше.
8
Конечно, куда больше смысла было бы в обыске на месте преступления, то есть, в квартире Мееровича на Ганей-Кайц. Но попасть туда без разрешения Розовски не мог, а обращаться в полицию с просьбами в самом начале расследования Натаниэль не собирался.
По дороге в Рамат-Авив, где жили родственники Головлевой, Розовски поинтересовался:
– Кто занимается расследованием этого дела в полиции?
– Старший инспектор Алон и инспектор Шимшони. Вы с ними знакомы?
– Еще бы! – Натаниэль хмыкнул. – Закадычные друзья. И Ронен, и Дани… Боже мой, – вздохнул он, – я каждый день убеждаюсь в том, какая маленькая страна Израиль. Не проходит и месяца, чтобы я не наступил на мозоль кому-нибудь из бывших сослуживцев.
– Что вы хотите? – философски заметил адвокат. – Мир вообще маленький. Стоит мне приехать в Штаты, как в течение первых же часов на американской земле я носом к носу сталкиваюсь с двумя-тремя бывшими однокашниками.
– Это не весь мир маленький, – возразил Натаниэль. – Это наш еврейский мир маленький.
Они проезжали мимо железнодорожной станции, когда Розовски спросил:
– Вам не кажется, что для любящих родственников Шейгеры сняли госпоже Головлевой квартиру на достаточно большом удалении?
– Вы так думаете? – удивленно спросил Грузенберг. – Не знаю, мне это не приходило в голову. Вообще-то да, далеко. Но ничего подозрительного в этом я не вижу.
– Я и не говорю, что это подозрительно. Я просто отмечаю этот факт, – сказал Натаниэль.
– Даже любящие родители снимают своим детям жилье подальше от себя, – сказал Грузенберг.
– В основном, по инициативе детей.
– Неважно. Расстояние лишь укрепляет родственные связи.
– Да, возможно.
– И потом: молодая красивая женщина, одинокая…
– Кузина беспокоится о крепости семейного очага?
– Почему бы и нет? Это еще не причина для того, чтобы подозревать ее в преступных намерениях.
– Кого? – Натаниэль усмехнулся. – В деле две женщины.
– Три, – поправил его адвокат.
– А кто третья? – Натаниэль удивился. – Вы мне не говорили.
– Жена Мееровича. Вернее, уже вдова.
– Да-да, – Розовски похлопал себя по карманам. – В вашей машине можно курить?
Адвокат молча выдвинул пепельницу.
– Спасибо, – Розовски закурил. – Так что вы говорили о вдове?
– Далия Меерович. Не уверен, что она уже знает о случившемся. Ее сейчас нет в Израиле. Она путешествует по Европе.
– Вот как? Это точно?
– Не знаю. Так сказали в полиции. Ей попробуют сообщить о смерти мужа. Если узнают, в какой именно из европейских стран она находится в данный момент.
– А если нет?
– Тогда сообщат по возвращении, через семь дней.
Розовски погасил сигарету в пепельнице и сказал с некоторым раздражением:
– Честное слово, Цвика, вы меня удивляете. Вы излагаете суть дела в очень странной последовательности. Почему бы вам вообще не сообщить мне хоть какие-то подробности из жизни убитого? Или вас интересует только ваша клиентка?
Грузенберг хмыкнул.
– Я мог бы ответить и так, – сказал он. – В конце концов, я представляю ее интересы…
– Действительно, – буркнул Розовски. – Интересы покойного в настоящее время представляет «Хевра кадиша».
– …но, на самом деле, я просто несколько растерян, – продолжал адвокат. – Согласитесь, это очень странное дело.
– Да, мягко говоря, странное, – согласился Натаниэль. – Но, возможно, и очень простое. Ладно, сведения о покойном я постараюсь собрать самостоятельно. Вернемся к тому, о чем я говорил.
– А о чем вы говорили?