– Я её поймал, гадюку! – закричал он. – Не стреляйте! Я свой! Тащите ремни, кляп!
– Надо было тебя все-таки порешить, – прохрипела террористка, которую бывший напарник начал душить. С трудом разжав его пальцы, Антона оттащили. Но Курицын успел нокаутировать Карину.
– Молодец! – похвалил контр-адмирал. – Хотя малость переборщил.
– Ненавижу зло во всех его проявлениях, – быстро ответил тот. – Да здравствует российский флот и демократия во всем мире!
На другом фланге перестрелка продолжалась чуть дольше и ожесточеннее. Салман с Аязом вырвались на корму, но попали под перекрестный огонь, поскольку опытный полковник Костяная Нога, разделив свою армию на две группы, зашел к террористам с тыла. А тут ещё им на помощь подоспел кинорежиссер Микитчик с "люгером" и принялся стрелять по кавказцам из-за пароходной трубы. Чувствуя, что можно лишиться не только головы, но и ушей, за которые Аллах вытягивает на небо правоверных, Салман и Аяз, бросив оружие, сдались.
Всех пленных заперли в самом надежном и изолированном месте на пароходе – в сауне, поставив часовым бармена. Взбудораженные победители сошлись в солярии.
– Расслабляться нельзя, – остудил пыл своих соратников Костяная Нога. – Где-то прячется Шавкут.
– И этот… Чарский, – напомнил Курицын. – Он снова сбежал.
– Нет ещё одной террористки, – сказал Вахрушин.
– Придется разбиться на двойки и обыскать каждый закуток, – произнес Костяная Нога. – За работу, господа-товарищи.
– Слушаюсь, мон дженераль, – ответила за всех банкирша. И добавила: Когда мы выберемся из этой передряги, я подарю вам новый протез и небольшой загородный домик.
– А я – пластинку со своими песнями, – пообещал Дивов.
– Тогда уж и я сниму вас в каком-нибудь фильме, – вставил Микитчик.
– А почему бы вообще не поставить картину о том, что произошло на "Коломбине"? – сказал контр-адмирал. – И сценарий писать не надо. И актеров подбирать.
– Но мы ещё не знаем, чем все это кончится, – ответил кинорежиссер. Тут возможны любые варианты.
– Хотелось бы, чтобы финал был счастливым, – подала голос Катенька Флюгова.
– А это уж, детка, как сложится, – заметил капитан Гога.
– Каждый получит то, что он заслужил, – поставил точку в дискуссии Костяная Нога.
Больше всего в жизни Шавкут боялся змей, поэтому не смел пошевелиться до тех пор, пока ноги сами не стали подгибаться и он не рухнул на пол, застыв в ещё большем ужасе и ожидая неминуемых ядовитых укусов. Но безобидные ужики и перегрелись от страха не меньше его, а потому забились во все возможные щели. Шавкут приподнял голову, рыгнул от ярости и с размаху вышиб дверь в коридор.
– Убью! – потрясая кулаками, завопил он на весь пароход. На этот крик из каюты Шиншиловых выскочил Гибралтаров и, позабыв, что у него в руках автомат, бросился наутек.
– Стой, шайтан, черная душа! – помчался вдогонку Шавкут, разбросав по дороге чету Шиншиловых, которые тоже выбежали в коридор. Минуту назад Петр Петрович успел признаться Гибралтарову, что видел безделушку в волосах цыганки, а Сарра вспомнила, что спрятала бриллиант накануне ночью в соседней каюте, в кармане чьего-то плаща.
Первой очнулась Глаша, на которую нервно-паралитический газ оказал кратковременное воздействие, поскольку она успела мысленно отключить жизненно важные центры. Затем, при помощи ворожбы и гимнастики йогов, она привела в чувство Захира Мезари. Вывела его в проветриваемое помещение между нижней и верхней палубами, где размещалась пароходная прачечная с сушилкой.
– Кто-то украл камень, – сказала Глаша.
– Судьба некоторых бриллиантов впечатляет не менее, чем история всего человечества, – мудро заметил пуштун. – Не горюй. Он не принесет вору удачи и счастья. А мне достаточно и того, что теперь у меня есть ты.
В это время в прачечную влетел Гибралтаров с безумными выпученными глазами. Увидев цыганку, он дико закричал и вытянул скрюченные пальцы, на одном из которых сверкал перстень старинного пуштунского рода:
– Отдай "Глорию", ведьма!
А следом с ужасающим рыком ввалился Шавкут, растопыривая руки, словно хотел слиться в смертельном объятии со всеми, кто тут был.
Флюгов решил все-таки развязать телохранителей. Сдернув полоску скотча с губ Коки, он спросил:
– Если я вас освобожу, пойдете ко мне служить? Лукомскому вы больше не понадобитесь. Меня нужно немедленно отправить в Москву и запереть в банке.
– Будем стеречь как зеницу ока хоть в банке, хоть в деревянном ящике, – ответил тот.
Флюгов распутал узлы. Мика тотчас же вытащил из заднего кармана леску и, набросив её на шею банкиру, начал душить.
– Вот и делай… людям… добро… – захрипел Флюгов, пытаясь вырваться. Кока выдал ему пару ударов по ребрам.
В это время в каюту вошли Второв и Скоромордова, но телохранители были настолько поглощены работой на своего нового хозяина, что даже не заметили их.
– По-моему, они ведут себя как-то странно, – заметила Капитолина Захаровна, принюхиваясь. – А кто-то уже наделал в штаны.
– Может быть, я чего-то не понимаю, но одному из них не хватает воздуха, – согласился Второв. – А кислородных подушек на пароходе конечно же нет.
– Отстань! – огрызнулся Мика, когда его похлопали по плечу.
– Придется провести воспитательную работу, – вздохнула Скоромордова.
Охранники, оставив Флюгова, бросились на противников. Через пять секунд Кока и Мика вновь заняли горизонтальное положение, на сей раз надолго, и стали похожи на два слабодышащих полена. Банкир сорвал с шеи леску и опустился рядом, красный, как ненавистное ему знамя.
– Вы пришли… вовремя, – прохрипел он.
– А я полагаю, что рановато, – отозвался Второв. – Оружие в трюме ваше?
– Мое… и Лукомского, – сознался Флюгов.
– Ладно, об этом мы поговорим в другом месте, – сказала Скоромордова. – Где он?
– Там! – Банкир кивнул в сторону соседней комнаты.
– Если они очнутся и снова начнут душить, позови нас, – сказал Второв, потрепав Флюгова по щеке.
Скоромордова вошла в кабинет Лукомского первой.
– Отлично, все, кто мне нужен, – здесь, – с удовлетворением произнесла она. – Ну-с, приступим. Что с молодым человеком?
– Ему неожиданно стало плохо, – пояснила Алиса, показывая на кирпич. Штукатурка сыпется.
Достав из кармана небольшой приборчик, Скоромордова повернулась к Второву и сказала:
– Вас я уже проверила и убедилась, что вы не имеете к микропленке никакого отношения. Но вот эти двое, – она посмотрела на Полужанскую и Лукомского, – вызывали у нас особое подозрение. Господин Лукомский часто бывал в американском посольстве. Девушка также имела связи с иностранцами из спецслужб. К тому же они состоят в интимных отношениях.
– Что вы тут балаган устраиваете? – не слишком смело возмутился Лукомский.
– Вы имеете право молчать, так что воспользуйтесь им, – продолжила Скоромордова. – Дело в том, что наш сотрудник успел нанести на микропленку особый состав, частотное излучение которого сохраняется на теле человека, если он имел с ней контакт. Даже если микропленка была изолирована в футляре. Сейчас вы это сами увидите – прибор выдаст звуковой сигнал. Но чтобы убедиться в чистоте эксперимента, для начала проверим вас. Руки! Она повернулась к мадам Ле Чанг.
Та испуганно моргнула и выставила вперед ладони. Приборчик безмолвствовал.
– Теперь вы, милочка, – сказала Капитолина Захаровна.
Алиса также прошла проверку успешно. Скоромордова поднесла прибор к рукам Лукомского, и тотчас же раздалось пипиканье.
– Я… меня попросили… просто передать часы, – замялся Лукомский, побледнев.
Скоромордова дотронулась прибором до руки Полужанской. Раздался все тот же звук.
– Вы оба арестованы, – объявила Скоромордова.
– Она здесь ни при чем, – сказал Лукомский.
– Об этом вы также будете рассказывать в другом месте. Времени для объяснений вам хватит. Значит, микропленка была спрятана в часах? Где они?
– Украли, – выдохнула Полужанская.
– Придется проверить прибором всех пассажиров. Начнем с этого.
Скоромордова склонилась над Гаговым, дотронувшись до его руки. Пальцы киллера неожиданно сжались в кулак и мощный удар отбросил подполковника ФСБ к стене.
Вслед за Шавкутом в прачечную вбежали ещё двое – Вахрушин и Костяная Нога, которые обыскивали пароход в этом квадрате. Изрыгая проклятия, террорист набросился на Гибралтарова, вцепившегося в цыганку. Пуштун пытался оторвать её от фокусника, а когда увидел на пальце фокусника свой родовой перстень, силы его утроились. Драка разгорелась настолько нешуточная, что стиральные машины заработали сами собой, а включившаяся сушилка загудела, как идущий на посадку авиалайнер. Костяная Нога повис на Шавкуте, но тот, разметав всех, вырвался из прачечной и умчался.
– Ушел, – тяжело дыша, проговорил Вахрушин. – Стар я все-таки стал для петушиных боев.
– Ничего, ты дрался, как настоящий матрос, – утешил его Костяная Нога, пытаясь разнять продолжавших вести локальную войну Гибралтарова и Мезари.
– Честно говоря, – вздохнул Вахрушин, оттащив обоих за шиворот, – я никогда не служил на флоте. А форму контр-адмирала купил на рынке. Но море притягивало меня с детства. Жаль, жизнь прошла даром…
– Кто знает, какой главный дар ещё ждет впереди? – возразила ему цыганка. – Может быть, и в конце вашего жизненного пути засияет утренняя звезда…
Сорвав с Гибралтарова перстень, пуштун торжествующе надел его на свой палец.
– Как же вы его упустили? – спросила Скоромордова, придя в себя.
– Он и меня оглушил, – признался Второв, прикладывая кирпич к голове. – Необычайно сильный экземпляр. И хорошо бегает на задних лапах. Его место в клетке.
– Сначала надо поймать, – вставил Лукомский. – Вы знаете, что его подослали меня убить?
– Догадываюсь, – ответила Скоромордова. – Может, подождем, пока он выполнит заказ, а потом поймаем?
– Я понимаю, куда вы клоните, – согласился Второв. – Лукомский наймет лучших адвокатов, и все обвинения отлетят от него, как потревоженные мухи о