Так мы и сделали, впрочем, держась на почтительном расстоянии от продавца. Мне удалось разглядеть содержимое его багажника: там были пакеты с одеждой разных цветов, но никаких часов я не заметила. Но как бы там ни было, поездка не пропала даром, о чем я и сообщила Ричарду уже за рулем. И был один существенный плюс: если мы разделаемся с «часовым» делом, мы, пожалуй, сможем заинтересовать «Серджио Таччини» сообщением о том, что кое-кто взял их продукцию за образец для подражания. Но как же мне понравились рубашки! Никогда раньше не приходилось сталкиваться с подделкой одежды известных фирм, хотя я много об этом слышала.
Я поделилась своими чувствами с Ричардом; своим ответом он окончательно сбил меня с толку:
– Но одеждой торгуют очень много где! Я видел в клубах. Ну ладно, в любом случае хорошо, что ты вычислила фальшивку. Я рад за великого сыщика, гордость Лондона и всей Англии!
– Манчестера, – машинально поправила я. Но Ричард то ли не услышал, то ли не обратил внимания.
– Слушай, а что ты сегодня делаешь? – поинтересовался он.
– Боюсь, буду занята до позднего вечера. А что?
– Да так, просто интересно.
– Баркли, отвечай сейчас же. А не то устрою уборку у тебя в кабинете.
– Нет! Только не это, умоляю! – закричал Ричард. – Просто мне посчастливилось достать билет на матч в Олд-Трэффорде. Его нужно еще выкупить. Но если бы ты была свободна, я бы лучше позвал тебя в кино…
Я оценила приносимую мне жертву. Господи, он все-таки меня любит! Притормозив у светофора, я потянулась к нему, нежно обняла и поцеловала.
– Люблю тебя больше всех на свете, – призналась я, трогаясь с места.
– Что ж… Тогда высади меня вон у того паба пожалуйста. Я скажу ребятам, что мне не нужен билет.
Ну как я могла отказаться?
Файлы с историей болезни Мойры показались мне на редкость занимательным чтением. В первом поле, «кто направил», значилось, что Мойру привел в «Чайку» некий чернокожий человек, сделавший пожертвование в пятьсот фунтов и представивший Мойру как свою бывшую сотрудницу, которой в настоящее время нужна помощь. Выходило, что Кий был добрее и лучше, чем хотел казаться. И это объясняло, почему он потребовал именно пятьсот фунтов за информацию.
Итак, Мойра попала в клинику, будучи законченной наркоманкой, и все же она сознавала, что «Чайка» – ее единственный шанс спастись. Мойра стала образцовой пациенткой. Она выбрала самый трудный путь, очищая организм от наркотиков с помощью минимальных доз метадона. Пережив ломку, Мойра оказалась удивительно дружелюбной, отзывчивой женщиной, она с удовольствием принимала участие в сеансах групповой терапии, выполняла все указания и сама помогала лечить других больных. После месяца пребывания в «Чайке» она выписалась, но еще долго приходила на дополнительные сеансы. Ее не послали в реабилитационный центр; еще в клинике Мойра очень сблизилась с женщиной по имени Мэгги Росситер, которая, согласно записям, работала в социальной службе городского совета Лидса и некоторое время была добровольной помощницей в «Чайке», и после выписки Мойра переехала жить к ней.
Такой поворот событий меня несколько удивил, но все прояснял отчет доктора Бриггса, психиатра из «Чайки». В отчете говорилось, что Мэгги и Мойра сначала просто очень подружились, а после стали любовницами. Доктор Бриггс считал, что установление таких отношений свидетельствует о том, что Мойра совершенно излечилась от пристрастия к героину.
«Джетт будет в восторге», – подумала я, выписывая для себя адрес этой самой Мэгги Росситер. Я и раньше слышала, да и Джетт наверняка тоже, что многие бывшие проститутки находят счастье с женщинами, а не с мужчинами. В общем-то, я их понимаю. Если в жизни тебе встречались только клиенты да сутенеры, наверное, с женщиной тебе будет лучше. Но как Джетт отреагирует на такое известие о своей бывшей возлюбленной?..
Пересилив себя, я позвонила в Колкатт, что бы сделать отчет, но нарвалась на Глорию, которая радостно сообщила, что Джетта нет дома. Нет, она не знает, где его можно найти. Да, к вечеру он должен вернуться. Я почувствовала что-то вроде облегчения – почему-то я была уверена, что стоит ему узнать, что у меня есть адрес Мойры, как он ринется к ней вместе со мной. А этого никак не следовало допускать – так можно все только испортить. На эмоциях далеко не уедешь.
Я написала отчет и послала его по факсу Глории. Потом я скопировала файлы из «Чайки» на диск, где уже хранилась вся информация Джетта и выключила компьютер.
В офисе было непривычно тихо. Я была одна во всем здании – народ из остальных офисов дав но разошелся по домам, свято соблюдая заповедь об отдыхе с вечера пятницы до понедельника. Я заперла за собой двери и спустилась вниз. К счастью, в соседнем «Палас-Театре» еще не за кончился спектакль и на улицу не вывалилась толпа театралов. Обычно в субботу вечером с нашей улицы просто невозможно уехать. Поэтому сегодня я была без машины. К тому же пройтись по улице пешком всегда приятно и полезно… Так я думала, пока не полил дождь.
Я свернула на Верхнюю Брук-стрит и поплелась домой под потоками воды. Когда добралась, меня можно было выжимать. К счастью, некому было это делать – Ричарда не было дома. Я на скоро приняла душ и задумалась, во что лучше одеться для визита к Мэгги Росситер. В результате некоторых размышлений я остановилась на паре «левисов» и бежевой шерстяной водолазке. Мне хотелось выглядеть поскромнее, чтобы с самого начала не вызвать у Мэгги никакой неприязни. Одевшись, я зашла в кухню и соорудила на скорую руку ужин, который запила бокалом водки с соком. В общем-то, я особенно не торопилась: мне хотелось приехать к Мэгги где-нибудь между половиной седьмого и семью, чтобы наверняка застать их с Мойрой дома, и времени было еще достаточно.
Только вот оказалось, что расчеты мои полетели к чертям.
Я легко нашла по адресу дом Мэгги – небольшой, аккуратный кирпичный домик с террасой, стоящий на тихой улочке в миле от большого шоссе. Припарковавшись, я взглянула на окна, и у меня екнуло сердце: ни в одном не горел свет. Не на шутку испугавшись, я поднялась на крыльцо и постучала. Разумеется, никто не ответил.
У крыльца примостился пушистый котенок, который, завидев меня, принялся тереться о мои ноги. Я наклонилась к нему и погладила.
– Хоть бы ты мне сказал, куда они девались… – безнадежно пробормотала я.
– В рабочий клуб «Дарсетт», – ответил незнакомый мужской голос. Я чуть не потеряла равновесие от неожиданности, но удержалась, поднялась на ноги и взглянула туда, откуда слышался голос. У ворот стоял темноволосый мужчина с продуктовой сумкой.
– Что, простите?
– Это вы меня простите, – отозвался мужчина, слегка улыбнувшись.
Удивительные у него были глаза. За такие глаза можно простить неожиданный испуг.
– Я говорю, Мойра и Мэгги ушли в клуб «Дарсетт». Вы ведь их хотели видеть?
– Да-да. Я думала, они сегодня будут дома. Ну ничего, зайду в другой раз.
– Вы их знакомая? – спросил мужчина.
– Знакомая знакомых. – Я наконец спустилась с крыльца. – Знаю Мэгги по клинике «Чайка».
– Меня зовут Гэвин, – представился мой собеседник. – Я их сосед. Мы думали сегодня пойти вместе, но к нам неожиданно пришли гости. Но ничего, я думаю, мы еще не раз услышим Мойру, она же не в последний раз сегодня выступает.
Я не верила своим ушам. Мойра выступает?!
– Я не знала, что у нее выступление именно сегодня, – сказала я, стараясь не выдать своего изумления.
– Ну да, сегодня же у нее первый настоящий вечер! Вот увидите, ее еще ждет успех! Уж я-то знаю, я слышал, как она репетирует.
– Да, конечно. Спасибо вам, Гэвин. Я тогда за еду еще как-нибудь.
Гэвин ушел, а я снова села в машину и развернула атлас города.
Да… Клуб «Дарсетт» был расположен милях в двадцати от этого места. Но ничего не поделаешь, нужно ехать.
Даже двойная плата за услуги не компенсируют вечер, проведенный в «Дарсетте», – это я поняла уже через три минуты после того, как вошла в клуб.
Это был самый что ни на есть рабочий клуб, и хотя я ни разу до этого не была в рабочих клубах, я немедленно поняла, что «Дарсетт» – типичный.
У входа в отвратительную бетонную коробку, в которой и помещался «Дарсетт», стояли старенькие «Кортины» и «Датсуны», среди которых я и припарковалась. И тут же начались сложности.
Во-первых, женщина не имеет права быть членом рабочего клуба, поэтому женщин без сопровождения мужчин в «Дарсетт» попросту не пускали. Охранник у входа – мрачная личность, похожая на немытого шахтера, – совершенно не проникся моими просьбами впустить меня, музыкального продюсера, послушать Мойру. И даже моя визитка, на которой красуется название агентства «Мортенсен и Брэнниган», но предусмотрительно не указано, что это за агентство, оставила эту мрачную личность полностью равно душной.
Я принялась его уламывать, и наконец охранник сдался, торжественно проинформировав меня, что в клубе мне не позволят заказывать алкогольные напитки.
А вот это было действительно неприятно. Как впрочем, и все остальное в «Дарсетте». Мертвецки пьяной здесь еще можно было бы находиться, но сидеть в клубе трезвой и видеть весь этот кошмар, – это было выше моих сил…
У барной стойки сияли огни, которые заволакивал густой табачный дым. Дым просто стоял в воздухе, и сквозь него с трудом просматривались круглые столики, за которыми хохотали веселые компании. Там были и мужчины, и женщины. Они смеялись так заразительно, что и мне передалось всеобщее веселое настроение, и стало не так противно, как вначале.
На сцене у дальней стены трое музыкантов – ударник, клавишник и гитарист – вяло исполняли «Девушку из Ипанемы». Их никто не слушал. Я оглядела зал в поисках Мэгги, но не заметила ни одной женщины без мужчины. Неужели Мэгги здесь нет?.. Я огляделась еще раз, внимательней, и наконец заметила ее.
Мэгги стояла в тени у входа в зал. Она была одна, и это выделяло ее из всех посетителей. Впрочем, она отличалась от всех еще и одеждой. На всех женщинах буквально сверкали нарядные платья и туфли, Мэгги же была одета в простые брюки и рубашку, и на лице ее не было заметно косметики. Мэгги была ростом примерно с меня, волосы кудрявые, с проседью, полная, но не расплывшаяся, а скорее крепко сбитая.