– Ничего не получится, – ответил Костин. – Я был у прокурора, разговаривал со следователями, они стоят на своем – по делам назначены экспертизы, и в этом году они их приостанавливать не будут.
– Коллеги, – обратился к участникам совещания Балагуров, – до конца этого года осталось всего три недели, а у нас уже нет резервов. Что будем делать, если под Новый год посыплются тяжкие преступления?
– Раскрывать будем, – с легкой, едва уловимой ноткой раздражения ответил Костин.
«Какой вопрос – такой ответ, – похвалил про себя Павла Васильевича начальник ОУР. – Зачем наперед загадывать? В прошлом году под Новый год в районе спокойно было, а как будет в этом году, одному господу богу известно».
– Павел Васильевич, кто у нас обслуживает территорию улицы Волгоградской? – задал неожиданный вопрос начальник милиции.
– Инспектор уголовного розыска Стоянов, – ответил за Костина начальник розыска.
– Стоянов Сергей Степанович, капитан милиции, в должности инспектора ОУР четыре года, – зачитал по бумажке Балагуров. – Почему у нас на таком сложном участке работает инспектор, который в уголовном розыске без году неделя? У нас что, более опытных сотрудников нет?
– Николай Борисович, по цифрам район улицы Волгоградской едва ли не самый спокойный на нашей территории. Как бы там ни было, но Турист за порядком следит. Уличная преступность на Волгоградской ниже, чем в среднем по городу.
– Это по цифрам, а по существу? Больше половины преступлений на Волгоградской латентные. Потерпевшие боятся обращаться за помощью в милицию. На следующий год поставьте на этот участок более опытного инспектора. О, еще момент! Виктор Дмитриевич, вы, кажется, жаловались на недостаток спекулянтов в районе? Почему бы вам не заняться нелегальной торговлей водкой на Волгоградской?
– У-у-у! – протянул Леонов. – Чтобы «стояк»[7] накрыть, надо целую войсковую операцию разрабатывать. У водочных спекулянтов на каждую изъятую бутылку отговорка будет, а в квартиру к «Центровому» мы без санкции прокурора зайти не сможем.
– Всегда так! – повеселел Балагуров. – Как только начинаешь углубляться в какой-то вопрос, связанный с линией БХСС, так тут же появляются объективные причины, препятствующие раскрытию преступлений: то личного состава мало, то прокурор палки в колеса ставит.
– Николай Борисович, – вкрадчиво сказал Леонов, – процент раскрываемости преступлений не я придумал. Два спекулянта, задержанные на перепродаже кордовой нити, дадут процент ровно в два раза больше, чем полновесная бригада торговцев водкой. Если я сейчас сосредоточу все силы на «стояке», то кто показатели для райотдела делать будет?
– На перспективу надо мыслить! – ушел от прямого ответа Балагуров. – К вечеру подготовьте мне предложения по окончанию года.
После обеда Костин собрал у себя инспекторов уголовного розыска.
– Коллеги! Оставим словоблудие сами знаете для кого и приступим к делу. В двух словах я обрисую вам общественно-политическую обстановку в стране и у нас в районе. В ноябре месяце новый министр МВД потребовал от руководителей всех уровней полной отдачи в борьбе с преступностью. В переводе на человеческий язык это означает: «Процент раскрываемости преступлений – поднять, социалистическую законность – не нарушать!» Министр призывает нас раскрывать преступления в «белых перчатках», строго по нормам Уголовно-процессуального кодекса. Что сказать, из министерского кресла виднее, как нам надо работать.
– Наш министр, – вставил Абрамкин, – с нами не одних кровей. Он из КГБ, и мы для него всего лишь сборище негодяев, которым место за решеткой.
– Еще что скажешь? – строго посмотрел на начальника ОУР Костин. – Какой бы ни был наш министр, он от нас ничего незаконного не требует. Тебя бы на его место поставили, ты бы точно такие же приказы издавал.
– Павел Васильевич, виноват, ляпнул не подумавши.
– Обсудим конец года, – предложил Костин. – Для вас не секрет, что для нового начальника РОВД показатели следующего года принципиально важнее показателей этого года. Все провалы 1982 года будут списаны на прежнее руководство райотдела, а за процент раскрываемости в следующем году спросят уже с Балагурова. Нам надо приложить все усилия, чтобы в новый год перетащить минимум тяжких преступлений. Олег Гаврилович, две сто восьмых – на твоей совести. Как хочешь, так и раскрывай.
– У меня предложение, – живо отреагировал начальник розыска. – Давайте временно, до конца года, перераспределим обязанности. Всех опытных инспекторов бросим на нераскрытые преступления, а молодежью перекроем остальные участки работы.
– Полностью поддерживаю, – согласился Костин.
При перераспределении обязанностей Ефремову, в довесок к обслуживаемой им территории, добавили линию несовершеннолетних преступников.
– А как же замполит? – уточнил Игорь.
– Считай, что он уже на новой работе, – ответил Костин.
После совещания Абрамкин задержался у Павла Васильевича.
– Заметил я одну интересную вещь, – сказал начальник розыска. – Леонов и при старом начальнике милиции вел себя независимо, и над новым подтрунивает. Хорошо быть начальником БХСС!
– Ты бы на его месте недели не продержался, – возразил Костин. – Сейчас, в конце года, у Леонова начнется горячая пора: начальников много, а он – один. Сам прикинь, как ему вертеться надо: Балагурову к новогоднему застолью икру – достань, шоколадные конфеты – принеси, коньяк армянский – обеспечь и про колбасу с красной рыбой не забудь!
– Нам с барского стола что-нибудь перепадет?
– Как всегда – крохи. Но в этом году нам хоть что-то достанется. Балагуров – человек в городе новый, блатными еще не оброс. Вот у старого начальника друзей-приятелей было не счесть! И все прожорливые, как воронята в гнезде. Леонов, помнится, в конце прошлого года вообще работу забросил, целыми днями по базам да магазинам шнырял, дефицитные продукты выискивал.
– Павел Васильевич, черт с ним, с Леоновым, я о Ефремове поговорить хочу. Подходил ко мне Стадниченко из областного управления. У него есть верная информация, что в день убийства Бурлакова у его подъезда стоял некто Быков, несовершеннолетний.
– Ничего менять не будем! – отрезал Костин. – У Ефремова сейчас квартира наклевывается, так что работник из него, прямо скажем, никакой. Держи его на подхвате, а на раскрытие убийства Бурлакова брось самых опытных работников.
Вечером инспекторов собрал начальник ОУР.
– Политику партии на данном этапе все поняли? – спросил он. – Этот год можете смело закрывать с провальными показателями, а следующий – вытягивать будем.
– Олег Гаврилович, как нам с Бурлаковым быть? – озабоченно спросил Буторин.
– Работайте, раскрывайте. Займитесь Быковым.
– Уже занялись, – вставил Лукьянов. – Отпечаток пальца в квартире Бурлакова оставлен не Быковым, а другим лицом.
– Вот и ищите это лицо! – повысил голос начальник розыска. – Вы сыщики или сборище вахтеров с завода химволокна? Работайте, землю носом ройте, поднимите всю агентуру, пообещайте осведомителям, что мы за раскрытие Бурлакова простим им мелкие грешки. Активизируйтесь. До конца года время еще есть.
Ефремов, пока начальство совещалось и обсуждало его работоспособность, метался по городу. Перед обедом он встретился с ценным агентом и получил информацию о краже из квартиры доцента мединститута Логинова.
– Дело верное, – сказал агент. – Вещички с этой кражи сейчас у Маньки Облигации на хате. Если в ближайшие дни проведешь обыск, то всю их гоп-компанию раскрутишь.
– Кто такая эта Манька? – озадаченно спросил Ефремов. – Я раньше не слышал о ней.
– Маринка Шевелева, постельная подруга Коли Хромого.
– Погоди, а с чего это она Манькой стала?
– Кино смотреть надо! – засмеялся агент. – Коля Хромой напился как-то после удачного дела и говорит: «Марина, ты такая же тупая, как Манька Облигация». Все, дело сделано! Кликуха пошла в народ. Оно и правильно: Марин в нашем городе – пруд пруди, а Манька Облигация – одна. Вернее, две. Вторая – в кино, Высоцкому глазки строит.
К Ефросинье Ивановне Игорь смог заехать только поздно вечером. Вахтер на первом этаже не хотел пропускать инспектора к больной, но Ефремов быстро поставил его на место.
– Милиция! – Игорь сунул вахтеру под нос раскрытое служебное удостоверение.
– Время для свиданий уже закончилось…
– А мне какое дело? – перебил его инспектор и так посмотрел на вахтера, что страж кардиологического отделения сконфузился и поспешил ретироваться в свой закуток за гардеробом.
Ефросинья Ивановна встретила Ефремова с опухшими глазами.
– Я уже всплакнула, пока тебя ждала, – слабым голосом сказала она. – Меня же выписали сегодня, а домой забирать некому. Вот так бывает, Игореша, растишь детей, а под старость лет в больнице некому навестить.
– Завтра вы будете дома, – заверил старушку инспектор. – К обеду надо будет забрать выписку у лечащего врача и приготовить вещи.
– Выписка у меня на руках. Ты, может, сразу ее заберешь?
Игорь посмотрел на часы.
– Тетя Фрося, мне сегодня, ей-богу, некогда – конец года, начальство рвет и мечет. Завтра ждите меня примерно в час дня. Обед придется пропустить.
– Игореша, ты меня домой увези, а о еде не заботься. Дома я что-нибудь приготовлю.
Перед сном Ефремов открыл выписку из истории болезни Ефросиньи Ивановны.
– Что это? – недовольно спросила Жанна.
– Бабушку мою из больницы выписывают.
– Какую бабушку? – не поняла сожительница.
– Двоюродную. Я тебе не рассказывал о ней? Замечательнейшая старушка! Скоро я вас познакомлю… Заочно.
Последнее слово инспектор произнес одними губами, беззвучно. Время отпочковываться от Жанны еще не наступило.
Во вторник Игорь, как и обещал, перевез старушку домой. Весь следующий день он был как на иголках, нервничал, не находил себе места. Раз за разом прокручивал в уме предстоящую речь, подбирал нужные интонации. В четверг утром Ефремов почувствовал, что готов к решающей встрече с Ефросиньей Ивановной.