Губы Согарда растянулись в широкой ухмылке.
— Все смешнее и смешнее! — сказал он, качая головой.
— Почему не производили вскрытие?
— Мы были на войне. В Афганистане. Если бы вы видели, что осталось от этого человека…
— На войне тоже есть правила.
Он по-прежнему улыбался.
— Так думают те, кто остается здесь, — негромко произнес он ровным голосом. — Полагаю, чтобы спокойно спать по ночам. Но вы не волнуйтесь. — Он подмигнул ей. — Мы не станем беспокоить вас правдой.
— Вы являетесь гражданином Дании. Закон…
— Перк покончил жизнь самоубийством, — оборвал ее Согард. — Или… — Он помолчал. — Или по какой-то причине решил позабавиться с самодельным взрывным устройством. Или сам его делал, кто знает? Он служил в группе контрразведки. Ходили слухи, что у него начались проблемы с головой. Такое случается. Сначала никто ничего не замечает, а потом бывает слишком поздно. Я не знаю, о чем он думал. Это не мое дело.
— Он был спецназовцем?
— Вы прекрасно понимаете, что на этот вопрос я не отвечу. По-моему, это самоубийство. Но точно мы никогда не узнаем. Ради его семьи…
— Не трудитесь. Мы скоро откроем гроб, и, скорее всего, он окажется пустым. Пока еще не поздно, вы успеете помочь себе, рассказав правду.
Он молчал несколько секунд. Что-то в его глазах насторожило Лунд.
— Вы хотите выкопать его? Вы ненормальная.
В дверь заглянул Странге.
— Лунд, — сказал он. — Нам нужно вернуться на кладбище.
Гроб перенесли в одно из подсобных строений при церкви. Дежурным патологоанатомом оказался тот самый бородач, с которым она работала по делу Бирк-Ларсен. Это он дал ей рецепт сидра из шведских яблок, который ей так и не пригодился.
— Привет, Лунд, — просиял он. — Рад тебя видеть.
Гроб стоял на деревянных козлах посреди помещения, вокруг толпились оперативники и криминалисты, топча комья земли, осыпавшиеся с него. Крышку сняли, и содержимое открылось взорам присутствующих.
— Белый мужчина. Возраст — пожалуй, около тридцати. Бедренная кость указывает на рост примерно метр восемьдесят. Его порядком потрепало. Да, на взрыв очень похоже. Почти ничего не уцелело. Помню, когда я работал на Балканах…
— Нет, — сказала Лунд. — У вас нет никаких доказательств, что это Мёллер.
— Согласен, нужны еще кое-какие анализы.
— Это не он! Вместо него могли положить совсем другой труп. Вскрытие не проводилось, свидетельства о смерти нет…
— Что это? — проговорил Странге, показывая на кусочек ткани между костями и разлагающейся плотью.
Один из экспертов вытащил обрывок материи защитного цвета. Он обогрел по краям, обтрепался, но на темном фоне еще можно было разглядеть несколько цифр и букв: «369045–9 Пер К.».
— Это ничего не значит! — отмахнулась Лунд. — Необходимо сделать анализ ДНК. И что у него с зубами?
Прямо голыми руками она полезла в гроб, и патологоанатому пришлось прикрикнуть на нее, чтобы она не прикасалась к телу. Ее взгляд заметался по помещению с такой скоростью, что она не сразу смогла сфокусировать его. Пока не заметила Брикса и хорошо знакомое ей выражение его лица.
— Не может быть, что это Мёллер, — стояла она на своем. — Согард и капеллан не хотели, чтобы родные смотрели на тело. И откуда Рабен мог знать имя человека, погибшего три месяца назад?
Брикс ничего не говорил. Странге тоже молчал. Патологоанатом внимательно рассматривал свои ботинки.
— Я же не сошла с ума! — воскликнула Лунд, и голос ее сорвался на визг.
Добрую минуту стояла тишина. В открытую дверь пристройки Лунд видела, что Ханна Мёллер по-прежнему стоит у входа.
— Подготовьте отчет об анализах как можно скорее, — распорядился наконец Брикс. — И пусть будет поменьше шума. Мы и так стали посмешищем.
— Брикс!
Он всегда умел заставить ее замолчать одним взглядом. Лицо с резкими чертами оставалось неподвижным.
— Мы возвращаемся в управление, — сказал он. — Вы двое можете поехать в моей машине.
Время сказки на ночь. Йонас сидел на диване, прислонившись к ее плечу, и слушал истории о воюющих драконах. Ее слабые попытки шутить не веселили его. Наконец книжка закончилась. Луиза погладила сына по каштановым волосам, потянулась за одеялом.
— Пора спать. Скоро будет готова твоя новая комната, там будет очень красиво. Ты рад?
Он посмотрел на нее, и Луиза оказалась бессильна перед его чистым взглядом. Обмануть ребенка очень трудно. Да и жестоко.
— Почему они все ищут папу?
— Это такая игра. — Но иногда нужно обманывать, думала она. Особенно когда сам не знаешь правды. — Он играет в прятки — так же, как ты в детском садике.
Мальчик лег головой на подушку. Он спал на этом диване уже почти год, с тех пор, как они вернулись в Рюванген со съемной квартиры — Луиза больше не могла платить за нее, сестринского жалованья не хватало. Ничего, скоро у него будет своя кровать.
— Он сделал что-то плохое?
— Нет. Они просто хотят его найти. А когда найдут, мы снова будем ходить к нему в гости.
Его бело-голубая пижамка становилась ему мала. Нужно покупать новую. Расходы, расходы… Снова просить у отца она не хотела. Эта неопределенность угнетала их всех, так продолжаться больше не могло.
— Тебе понравился самокат, который подарил майор Согард? Завтра пойдешь на нем кататься?
Йонас нахмурился и ничего не ответил.
— Ну, спокойной ночи, сынок, — прошептала Луиза, поцеловала его теплый лобик и подоткнула с боков одеяло.
В кухне сидел отец. Он был в походной форме и высоких ботинках и жевал бутерброд, проглядывая разложенные на столе газеты.
— Полиция нашла священника, — заговорил он, подняв на нее глаза. — Он сказал, что Йенс увез его в лес, угрожая оружием.
Она с тревогой приложила палец к губам и торопливо прикрыла плотнее дверь в комнату, где засыпал Йонас.
— С Торпе все в порядке, — добавил Ярнвиг. — Йенс только ударил его пару раз, а пистолетом лишь пугал.
— Зачем он это сделал?
Отец посмотрел на нее так же, как в детстве, когда она была непослушным подростком и не понимала того, что казалось ему очевидным.
— Потому что он болен. Пойми это. Ладно, я вернулся, чтобы проверить, как вы тут. Лучше, если вы с Йонасом какое-то время не будете покидать расположение части. До тех пор, пока его не задержат.
Он вытащил из кармана берет, надел.
— Это приказ? — спросила она с сарказмом.
— Это просьба отца. Я беспокоюсь о тебе. И о Йонасе…
— Я хочу наконец знать, что происходит, папа! Мюг, Грюнер, Томсен, та женщина-адвокат. Украденная взрывчатка. Вас с Согардом постоянно вызывают на допросы.
— Ничего не происходит.
— А теперь еще Торпе со своими небылицами. Я не верю ни единому слову.
— Ты никому не веришь, — тихо сказал он. — В этом вся проблема. Идет обычное полицейское расследование…
— Нет! — Ее громкий крик мог разбудить Йонаса, но она уже не сдерживалась. — Это неправда. Йенс мне говорил. В Афганистане случилось что-то ужасное. И все, что сейчас происходит, как-то связано с этим…
Ярнвиг молча стоял в дверном проеме.
— Скажи мне, — взмолилась она.
— Тебе не нужно этого знать.
— Скажи!
— Погибло трое бойцов.
— Дело не в этом.
— Трое бойцов погибли из-за ошибки Йенса. Он был их командиром. Он принял неверное решение. Я бы тоже переживал в такой ситуации, как любой из нас.
— Значит, все из-за этого? Он просто чувствует себя виноватым?
— Пора тебе понять, что ты не знаешь своего мужа по-настоящему. Он не…
— Что? Не тот зять, о котором ты мечтал? Всего лишь обычный солдат, а не офицер, с которым ты мог бы выпивать за одним столом?
— Есть вещи, о которых я не имею права говорить…
— Или не смеешь?
Она повернулась к нему спиной, посмотрела на пирамиду из коробок, приготовленных к переезду в подвал, где так прилежно работал в свое свободное время Согард. Рюванген — это тюрьма, пусть и приятная по большей части. А ее обитатели заняты тем, что строят стены все выше и выше.
— Я думаю, тебе лучше уйти, — отчеканила Луиза Рабен.
Ярнвиг рассердился на нее. Это случалось нечасто. Он вернулся в кухню, взял ее за плечи, заставил посмотреть ему в глаза.
— Однажды ты ударил маму, и она ушла от тебя, — сказала Луиза медленно и нарочито спокойно. — Я поступлю так же.
— Я был хорошим мужем! И не по собственной воле уехал воевать через месяц после твоего рождения.
— Тогда не было войны. Кстати, Йенс тоже уехал не по собственной воле. Его послал туда ты.
— Нет! У него был выбор. Он пошел добровольцем.
Нахлынули воспоминания: прощание со слезами на глазах, крошечный Йонас в коляске, чувство одиночества, растущее в душе.
— Он хотел поехать, Луиза. Он умолял меня. И умолял не говорить тебе.
— Ты лжешь.
— Говори обо мне что хочешь, но только не это. — Он убрал руки с ее плеч. — Я никогда тебе не лгал. Йенс хотел уехать. Я пытался его переубедить, но он и слышать ничего не желал. Он сказал, что это… его долг.
Закипали слезы, а она всегда ненавидела их.
— Йенс совсем не тот человек, за которого ты его принимаешь… — сказал он и, вынув носовой платок из кармана, протянул ей.
— Пожалуйста, уходи, прошу тебя.
Он по-прежнему стоял напротив.
— Уходи отсюда! — крикнула она.
Когда Торстен Ярнвиг вышел, Луиза оглянулась. У двери, разделяющей комнаты, стоял Йонас. Она так и знала, что увидит его там. Такой был период в их жизни.
Перемирие с Россингом продлилось недолго. Около девяти часов вечера министр обороны позвонил Буку и потребовал объяснений, почему полиция эксгумирует тело офицера, убитого два года назад.
— В Дании одиннадцать тысяч полицейских, — ответил Бук. — Признаюсь, я не могу сказать вам, чем занят каждый из них в данный момент.
После такого ответа взаимное недовольство только нарастало, и разговор быстро завершился. Затем Бук попытался рассуждать логически — так же, как рассуждал, когда решал, будут ли продаваться произведенные его фермой молоко, свинина и яйца. Для начала нужно было определить, что им известно.