В 2007 году в США был учрежден очередной ближневосточный think tank — «Проект по демократии на Ближнем Востоке» (The Project on Middle East Democracy, POMED), в рамках которого сплотились специалисты консервативного Джорджтауна и Института Ближнего Востока (The Middle East Institute, MEI) и «прогрессистских» Гарварда и Стэнфорда. «Связующим звеном» между ними стал член нью-йоркского Совета по внешней политике (Council on Foreign Relations, CFR) Марк Палмер (Mark Palmer), один из архитекторов «бархатных революций» в Восточной Европе в 1980-е годы. Вскоре появился максимально интересный специальный доклад POMED, называвшийся «Стратегия вовлечения политического ислама» (автор — Шади Хамид из катарского филиала Brookings Institution), в котором, в частности, говорилось: «Есть четыре основания для вовлечения исламистских партий:
1. Сбор информации: диалог с различными оппозиционными группами с целью оценки политических условий на месте;
2. Публичная дипломатия: смягчение существующих антизападных настроений;
3. Продвижение демократии: содействие более эффективному мирному противостоянию авторитарным режимам, содействие объединению групп разной идеологической окраски;
4. Интересы безопасности: вовлечение популярных исламских движений — способ предупредить замещение авторитарных режимов нежелательными силами; в случае свободных выборов исламисты получат максимальное преимущество, и к этому нужно готовиться заранее.
Процесс вовлечения может осуществляться параллельно на неофициальном и на публичном уровне».
Словом, к приходу «Братьев-мусульман» к власти США были полностью готовы и совершенно не воспринимали это как свое поражение. Весь фокус заключался в том, что «Братья-мусульмане» уже давно были частью американского проекта «глубинного государства» в Египте — еще со времен Гамаля Абдель Насера, пугавшего Запад «арабским социализмом» и объявившего «Братьям» войну на уничтожение. Именно тогда, со времен Насера, ЦРУ установило сначала тесные рабочие контакты, а затем развернуло полномасштабное сотрудничество и с египетским, и с сирийским филиалами «Братства».
Ветеран ЦРУ Майлс Коупленд (Miles Copeland), служебная биография которого была связана с Северной Африкой, в своих мемуарах рассказывал о том, что «Братья-мусульмане» с момента своего создания, то есть с 1928 года, были предметом конкурирующего интереса тайных служб разных государств, находящихся между собой во враждебных или конкурирующих отношениях: «Когда после покушения на Г. Насера — по одной из версий, организованного им самим — члены «Братства» подверглись допросам с пристрастием, и оказалось, что высшие структуры этой организации были насквозь пронизаны британскими, американскими, французскими и советскими спецслужбами, каждая из которых в зависимости от ситуации старалась или активизировать, или задавить различные группы в этом движении. Урок состоит в том, что фанатизм — не страховка от подкупа; напротив, эти два феномена благополучно сосуществуют».
Британские спецслужбы М. Коупленд называет в первую очередь. Это закономерно, учитывая не только длительный опыт британского колониализма, но и специфику британского разведывательного сообщества: преемственность, колоссальный опыт партнерства с идеологической элитой Востока, и наконец, стимулирование исламского радикализма как инструмента давления на правящие элиты.
Американское имперское строительство шло по следам, проложенным Лондоном, в том числе и в идеологических усилиях, обеспечивающих управляемость подконтрольных территорий. Создание и экспансия религиозно окрашенных сообществ, в том числе исламских движений, стали неотъемлемым направлением в «неформальном» секторе американской внешней политики. Частью этого направления оказались и «Братья-мусульмане», получившие от ЦРУ не только политические, но и финансовые возможности, в том числе через Банк международных кредитов и коммерции (The Bank of Crédit and Commerce International, BCCI), один из крупнейших финансовых институтов на службе ЦРУ, использовавшийся для отмывания денег, продажи оружия, наркоторговли, финансирования подрывных и диверсионных операций. Супругой Усамы бен Ладена стала сестра саудовского крупного бизнесмена Халеда бен Махфуза, владельца 20 % акций BCCI. «Братство» явилось ключевым звеном в цепи международных исламских фондов, организаций, обществ, а контроль над этим звеном и полную информацию о его деятельности получает Вашингтон. Вполне очевидно, что при таких связях у администрации Барака Обамы не было причин беспокоиться о том, что именно «Братья-мусульмане» придут к власти в Каире.
Египетская революция началась, как известно, 25 января 2011 года. Уже спустя три дня, 28 января, Центр ближневосточных исследований Института Брукингс (Brookings Institution) начал готовить общественное мнение Запада к победе «Братьев-мусульман» на парламентских выборах, допуская, что глава правительства также будет представителем этого движения: «Перспективы изменений в Египте ставят вопрос о старейшем и сильнейшем движении в стране — «Братья-мусульмане». Сможет ли Америка сотрудничать с Египтом, в котором ихваны — часть переходной (администрации) или даже правительство? Ответ состоит в том, что мы не будем навязывать египтянам решение. Каждый раз, когда мы так делали — от генералов во Вьетнаме до Хамида Карзая в Афганистане, мы сталкивались с реакцией отторжения… Египетские «Братья-мусульмане» отказались от насилия много лет назад, и это стало причиной нападок на них со стороны настоящих радикалов. Лидеры «Аль-Каиды» в начале своей карьеры были связаны с «Братьями-мусульманами», но отмежевались несколько десятилетий назад, считая их слишком умеренной организацией… Самым проблематичным вопросом между ихванами и Америкой является Израиль. Однако лидеры «Братьев-мусульман» понимают, что мирный договоре Израилем — краеугольный камень современной египетской внешней политики. Проблема скорее в электоральной массе, настроенной против Израиля. Однако Барак Обама и Хиллари Клинтон осознают все ставки и все деликатные проблемы. Америке не следует ни демонизировать, ни публично поддерживать «Братьев-мусульман».
Что, собственно, на публичном уровне и было сделано — администрация Белого дома восприняла приход к власти «Братьев-мусульман» как должное. Более того, соответствующая точка зрения была донесена и до основных центров египетского «глубинного государства», что обеспечило политическому крылу «Братства», во-первых, спокойные парламентские и президентские выборы (при наличии сильной оппозиции, которая вела себя в ходе выборов предельно вяло), а во-вторых, лояльность египетской армии, спецслужб и основных финансовых институтов, которые связаны с США весьма тесно.
Спустя несколько месяцев после избрания Мохаммеда Мурси на президентский пост последовало захватывающе откровенное интервью правому американскому телеканалу Fox News аналитика Госдепартамента Ласло Тота (Laszlo Toth): «С нашими новыми друзьями — «Братьями-мусульманами» Госдеп и американские спецслужбы работают уже год и сотрудничеством довольны… Когда-то это была экстремистская группировка, но они уже давно отказались от насилия, и у них очень широкая сеть контактов, проникающая даже в американские университеты. Завоевать их доверие было нелегко, но им было что нам предложить, когда мы наконец-то стали друзьями. «Братья-мусульмане» разделяют озабоченность Америки в области прав человека и демократического управления… Перестройка, как известно, вещь нелегкая, поэтому смена партнеров сопровождалась отсеиванием недостаточно гибко мыслящих сотрудников разведывательных органов и Госдепартамента США. Администрация Белого дома очень настаивала на этом, и пришлось отправить на пенсию тех, кто оказался не в состоянии рационально подойти к новым веяниям».
Откровения Ласло Тота были озвучены именно тогда, когда «Братья-мусульмане» вводили в Египте «полицию скромности», аналогичную той, что ходит по улицам Саудовской Аравии, убеждаясь, что женщины и мужчины одеты скромно и ведут себя в соответствии с нормами шариата. Тогда, когда при полной поддержке и одобрении египетской Партии справедливости было совершено не менее 20 нападений на гробницы исламских мистиков-суфиев, которых почитают в народе, но не признают «Братья-мусульмане». Тогда, когда, по словам коптского адвоката Наджиба Джибраила, «в некоторых районах в Египте христианская девушка не может выйти из дома после восьми вечера, потому что ее могут похитить. Но умеренные мусульмане должны беспокоиться даже больше нас, христиан». Вашингтон от души демонстрировал «широту души» и «понимание местной специфики», смело отметая идеологические догмы ради геополитических выгод. Ведь по условиям конфиденциальных договоренностей, в выработке которых лично участвовал глава ЦРУ Дэвид Петреус (David Petraeus), Египет должен был превратиться в центр «контролируемой США исламизации Ближнего Востока и Северной Африки». Кроме того, «Братья-мусульмане» брали на себя обязательство «свести на нет активность «Аль-Каиды» в регионе».
Но период сердечного согласия между «Братьями-мусульманами» и США продлился недолго. М. Мурси слишком уверовал в то, что нужен США, а следовательно, может проводить самостоятельную внешнюю политику, ориентироваться на Катар, к которому в Вашингтоне накопилось слишком много вопросов. Ход рассуждений на эту тему «Братьями-мусульманами» особо и не скрывался: «Египет слишком важен для США, чтобы допустить в нем нестабильность. Потому — давайте деньги, без предварительных условий и требований к нашей внешней и внутренней политике». Интересы же Вашингтона в Каире были предельно четко определены: во-первых, контроль над Суэцким каналом; во-вторых, военно-техническое сотрудничество и рынок оружия; в-третьих, соблюдение кэмп-дэвидских соглашений и обеспечение безопасности Израиля.
М. Мурси, пытаясь вести равноправный, как ему казалось, диалог с Вашингтоном, не понимал простой вещи: все эти интересы США обеспечивает в первую очередь египетская армия, и без контроля над ней «Братья-мусульмане» американцам просто неинтересны. Если те же саудиты или Катар могли давать Каиру деньги из «идеологических соображений», то Вашингтону финансировать излишне самостоятельных, а оттого и не особо надежных союзников нет никакого резона. И тогда «глубинному государству» была дана команда «валить Мурси».