» Ирана. Оптимальным местом такого присутствия был признан полуостров Мангышлак, где расположены стратегический порт Актау и крупные месторождения нефти и газа. К слову, 53 из 58 добывающих предприятия в казахстанском секторе Каспия сегодня являются совместными с американскими компаниями.
Итак, успешность «Шторма» предусматривала создание военной базы в Казахстане, и над этой проблемой американские политики начали методично работать. Естественно, что после 2001 года эта работа была активизирована, и к ней подключилось целое созвездие американских аналитических центров.
Нужно отметить, что в вопросе военного сотрудничества Казахстан стремительно шел навстречу США. Во время визита в Казахстан в апреле 2002 года Дональда Рамсфелда казахстанское военно-политическое руководство дало понять главе Пентагона, что оно заинтересовано в развитии тесных связей с США. Казахстанский министр обороны Мухтар Алтынбаев заявил тогда, что Астана готова предоставить в распоряжение сил натовской коалиции три казахские военные базы. Была достигнута договоренность о направлении представителей казахских вооруженных сил в штаб-квартиру коалиционных сил в США. Однако было одно «но»: при всей готовности к углублению партнерства казахская сторона давала понять, что Астана будет сотрудничать также с Россией и Китаем, не отдавая предпочтения в своих отношениях ни одному из трех партнеров. Как выяснилось чуть позже, эти заявления казахской стороны носили характер ни к чему не обязывающей вежливости в отношении Москвы и Пекина, но когда заходит речь о собственных стратегических интересах, Вашингтон перестает понимать необходимость реверансов и политкорректности, расценивая все неоднозначное как признак нелояльности.
Подобная «дипломатичность» могла дорого обойтись Нурсултану Назарбаеву и его команде. Примерно до 2004–2005 годов основным методом достижения базовых условий «Шторма над Каспием», то есть создания военной базы США в Казахстане, считалось свержение Н. Назарбаева в ходе «цветной революции», волна которых прошла в это время на постсоветском пространстве. Сценарий революции для Астаны уже писал Брюс Джексон (Bruce Jackson), офицер военной разведки в отставке, основатель Комитета США по расширению НАТО; его отец Уильям Джексон был одним из основателей и заместителем директора ЦРУ. Казахская «революция» готовилась в рамках совместного проекта Фонда Маршалла в Европе и Фонда Папандреу.
Однако группа аналитиков, сформированная в 2004 году в рамках Национального комитета по американской внешней политике (The National Committee on American Foreign Policy) с привлечением возможностей Фонда Эйзенхауэра, выдала другие рекомендации: не переворот, а углубление сотрудничества с существующим режимом Н. Назарбаева. Результаты исследований группы доказывали, что «за разговорами о многовекторности, о приверженности к союзному с Россией единому государству скрываются устремления казахской политической элиты играть в глазах остального мира особую роль в центральноазиатских процессах… готовность выступать модератором западных интересов в регионе в обмен на признание высокого международного статуса Казахстана и поддержку его стремлений к доминированию в Центральной Азии».
Собственно, группа предложила Вашингтону видение Казахстана как умеренного, светского и прозападного государства. В американской стратегии, по мнению членов группы, Казахстан должен был стать моделью для стран Центральной Азии и других мусульманских государств.
Эти выводы активно поддержала Элизабет Джонс (Elizabeth Jones), бывший заместитель госсекретаря по вопросам Европы и Евразии и, кроме того, специальный советник по Каспийскому региону и бывший посол США в Казахстане. Кстати, с сентября 2005 года она стала исполнительным вице-президентом лоббистской фирмы АРСО Worldwide, которая добивалась поддержки американскими политиками компании ЮКОС в ее конфликте с российскими госструктурами.
Но главное в политической карьере Элизабет Джонс то, что она наряду с Ричардом Перлом, Ричардом Холбруком и самим Диком Чейни входит в неформальную группу сторонников вышеупомянутого проекта «Новый американский век», работающую над «переформатированием» постсоветской Средней Азии. Естественно, ее предложения по Казахстану и стали определяющими для американской внешней политики. Результатом явились отказ от смены правящей элиты Казахстана и установка на закрепление существующей модели управления. Сама Э. Джонс с 2005 года начала активно заниматься имиджевыми программами поддержки президента Н. Назарбаева. Так, например, благодаря усилиям как самой Э. Джонс, так и ее группы, в сентябре 2006 года в ходе визита президента Казахстана Н. Назарбаева в США вопросы демократии и прав человека в ходе переговоров с администрацией Белого дома не поднимались. Группа активно поддерживала избрание Казахстана председателем ОБСЕ в 2010 году, а в начале 2013-го стала одним из основных инициатором идеи проведения в казахском городе Алма-Ата двух раундов переговоров группы в формате «пять плюс один» с Ираном.
И ведь сработало! 30 марта 2009 года на встрече с послом США президент Н. Назарбаев в закрытом порядке предложил Вашингтону создать «логистическую базу» в Актау: «Мы можем быть очень полезны для вас, для интересов безопасности и стабильности в регионе. Мы можем быть базой для логистической поддержки по Афганистану».
Интересно, что стороны изначально пытались скрыть истинное положение дел. Посол Ричард Хоугланд (Richard Hoagland) писал в телеграмме Госдепартаменту 24 июля 2009 года: «Посольство США в Астане будет работать над этим вопросом с уполномоченными министерствами в Астане. Если это даст плоды, то нам не следует называть данный объект базой, потому что это создаст впечатление присутствия военного персонала США… нам следует использовать термины «логистический объект» или «склад для контейнеров», чтобы все поняли, что США не размещает там своих военных, если это предложение обретет форму».
В обмен на свой «особый статус» в глазах Запада Нурсултан Назарбаев пошел на нарушение им же подписанного соглашения глав государств «прикаспийской пятерки» о недопущении в каспийской акватории любого военного присутствия некаспийских стран.
В апреле 2013 года, после переговоров с помощником госсекретаря США по делам Южной и Центральной Азии Робертом Блейком (Robert Blake), стороны решили, что скрывать приготовления по поводу открытия «логистического центра» больше нет смысла, и Н. Назарбаев официально объявил о планах Астаны в отношении этого проекта на конференции министров иностранных дел Стамбульского процесса по Афганистану.
«Многовекторность», которой так кичились казахские политические элиты, обернулась односторонней ориентацией на Запад, Астана выполнила команду «равнение на НАТО». Создание военной базы дает Вашингтону и его союзникам по блоку возможность выхода на самые уязвимые точки России — Дагестан, Калмыкию и Астраханскую область. Замыкается кольцо вокруг Ирана. «Шторм над Каспием» из абстрактной разработки превращается в реальность.
Но история на этом не заканчивается. По сообщениям СМИ, США уже дали понять Туркменистану свою заинтересованность в использовании крупного местного порта Туркменбаши (бывший Красноводск) для «афганского миротворчества». Именно там когда-то находилась база военно-морского флота СССР на Каспии. Пока что Туркменистан, апеллируя к своему нейтральному статусу, смог уклониться от такого проекта. Но на каждый Туркменистан найдется своя Элизабет Джонс, не так ли?
При всем многообразии задач, которые Вашингтон решает в ходе большой игры на просторах Средней Азии, основными все же являются две: во-первых, создание дополнительного плацдарма для возможного противодействия Китаю; во-вторых, неозвучиваемое, тщательно скрываемое — столкнуть в этом регионе двух своих основных геополитических соперников Москву и Пекин с третьим, не менее опасным конкурентом — исламом. Поэтому глава о Средней Азии требует рассмотрения китайского фактора.
По оценкам большинства экспертов, через 10–15 лет китайская экономика станет самой большой в мире. Учитывая, что оборонный бюджет Поднебесной увеличивается примерно на 10 % каждый год, Пекин сможет вкладывать больше средств в военную технику и инфраструктуру и, следовательно, составить серьезную конкуренцию США. По словам профессора международных отношений Гарвардского университета Стивена Уолта (Stephen Walt): «Китай похож на все предыдущие сверхдержавы, включая и США, его концепция жизненно важных национальных интересов будет расширяться с ростом экономической и военной мощи, и Поднебесная неизбежно начнет играть мускулами в стремлении защитить и раздвинуть сферы своего влияния… Пекин и Вашингтон станут соревноваться в области обеспечения безопасности, что может обернуться весьма серьезными последствиями для западного сообщества».
Чего больше в этой оценке — алармизма или же объективности, сказать пока трудно. Но США уже приступили к закладке в Средней Азии мины для «Красного дракона». Начинкой этой мины должна стать гремучая смесь из уйгурского сепаратизма и исламского радикализма, а местом взрыва — Синьцзян-Уйгурский автономный район (СУАР) КНР. Уйгуры по вероисповеданию — сунниты, крупнейший тюркский народ, и второй после хуэй (дунгане) мусульманский этнос в Китае; основная территория расселения — северо-западная часть КНР (Восточный Туркестан или СУАР) и приграничные районы Казахстана и Киргизии; точная численность неизвестна, указываются разные цифры — до нескольких десятков миллионов человек; крупная уйгурская диаспора существует в Турции и в Саудовской Аравии, уйгурские общины имеются во многих западных странах.
Сегодня «уйгурская проблема» становится весьма важным рычагом давления на КНР, которым готовы воспользоваться США и НАТО во всем азиатско-тихоокеанском регионе. С одной стороны, многочисленная уйгурская диаспора (около 400 тысяч человек), проживающая сегодня на территории Казахстана, Киргизии и Узбекистана, является инструментом весьма эффективного давления на политические элиты этих республик. На территории постсоветской Средней Азии уйгуры активно пытаются закрепиться если не во властных структурах, то хотя бы в сфере частного бизнеса, и тем самым нарушают устоявшуюся клановую систему перераспределения сфер влияния.