Что касается второй стратегической цели США, то, безусловно, Вашингтон надеялся создать выгодный в геополитическом плане плацдарм в столь важном ближневосточном регионе, рядом со своими давними противниками Сирией и Ираном, неподалеку от Пакистана, Афганистана и Центральной Азии и под боком у стратегического в мировом масштабе Персидского залива. Плацдарм вроде бы создали, но новый союзник оказался не таким послушным, как ожидалось. Постепенно он стал выполнять лишь те инструкции своего патрона, которые устраивали его самого. Сказались как внутренняя сила мощнейшей цивилизации, называемой Ирак (Междуречье, Месопотамия, Вавилония и т. д.), и свое понятие родины, так и влияние другого центра силы, находящегося под боком и к тому же прошедшего близкую, во многом общую историю. Речь идет, разумеется, о шиитском Иране, в котором были созданы и долгое время базировались многие из ныне действующих на политической арене Ирака шиитских движений. И новые власти Ирака пытаются занимать свою позицию и по отношению к войне на юге Ливана в 2006 году, и по вопросам приобретения военной техники не в странах НАТО, и, наконец, сейчас — по сирийскому кризису. Вместо того чтобы поддерживать сирийскую оппозицию, ведущую непримиримую борьбу с правительством Башара Асада, чему всячески содействуют США, Великобритания, Франция и другие страны НАТО, Багдад рассматривает этот конфликт с позиции верховенства международного права и принципа соблюдения добрососедских отношений, подчеркнуто старается держаться в стороне и не дает свободу рук «Аль-Каиде», рвущейся использовать иракскую территорию для вмешательства в сирийские дела. Имеются и другие примеры, свидетельствующие о желании Ирака играть независимую роль на региональной и международной арене.
Почему у США не получилось добиться максимально желаемого результата? В немалой степени это становится более понятным, если посмотреть на то, как американцы с союзниками вели себя в Ираке.
После окончания войны вся полнота власти — законодательной, судебной и исполнительной — принадлежала американской оккупационной администрации под руководством «проконсула» Пола Бремера (Paul Bremer), которая отменяла и принимала законы, смешала и назначала, определяла все и вся. И гигантские суммы в тот период ушли «куда следует». Бремер, кстати, резвился на своем посту около года и при первой же возможности, не дожидаясь окончания назначенного срока, в темном костюме и светлых замшевых ботинках рванул домой в вертолете, прекрасно понимая, что за исчезнувшие деньги в особо крупных размерах — приводятся цифры в 20 и более млрд долларов США — придется как-то отвечать. На родине ему быстро дали высшую награду США и сразу после этого постарались о нем забыть. Наверное, посчитав, что копаться в этом деле все равно что играть в американский футбол на минном поле, но неизмеримо опаснее.
Уже летом 2004 года оккупационные власти назначили премьер-министром «нового свободного Ирака» Айяда Алауи, человека сложной судьбы и не менее противоречивых воззрений: сперва сторонника, а затем противника БААС, шиита, которого единоверцы прогнали из мавзолея имама Али Бен Аби Талиба в Неджефе при помощи сандалий. Новый кабинет проработал всего год, однако кое в чем преуспел: разогнал более 140 тысяч профессиональных военных из сильнейшей в прошлом армии в регионе, внушительный корпус врачей, инженеров, ученых, квалифицированных специалистов, чья единственная вина состояла в членстве в партии БААС. Айяда Алауи на премьерском посту сменил другой шиит, представитель партии «Даава» Ибрагим Джаафари. Его попытки проводить в ряде моментов собственную, ориентированную на национальные интересы страны линию не понравились американским оккупантам, и в апреле 2006 года премьер-министром Ирака стал представитель другого крыла партии «Даава» — Нури Малики. Он удерживался у власти, не меняя кардинально линию развития страны и установившийся баланс сил. Выборы 2010 года его блок не выиграл, однако Н. Малики оставался у власти, в том числе и благодаря внешней поддержке.
Между тем сотни тысяч прежде достойных и уважаемых людей вынужденно покидали места обитания, превращаясь в беженцев и «перемещенных лиц» в собственной стране. Почти 1,5 млн иракцев (большинство — христиане) бежали в Сирию. Иракское общество на глазах все больше скудело, теряло свою уникальную мультикультуру, превращалось в бледное сообщество индивидуумов без больших надежд на будущее. Эти процессы, являющиеся прямым следствием вмешательства НАТО, к сожалению, продолжаются и поныне.
За считаные недели оккупационные власти сумели добиться в Ираке появления абсолютно нового феномена — жители страны стали делиться по конфессионально-этническому признаку: шииты тянулись к шиитам, сунниты — к своим единоверцам, курды держались подчеркнуто обособленно еще со времени войны 1991 года и уверенно двигались по пути укрепления своей автономии. В этих условиях не оказалось места для многочисленных небольших по численности, но важных по своему вкладу в иракскую цивилизацию групп: христиан различного толка, зороастрийцев, а также туркоманов, ассирийцев, армян и других. А ведь при всех предыдущих режимах, сколь бы диктаторскими они ни были, иракцы интересовались вероисповеданием или национальностью своего ближнего в последнюю очередь, порой годами не зная, «кто был кем». Теперь же люди вынужденно бросали свои дома и перебирались под бок к родственникам и единоверцам. Этот процесс привел к тому, что в Багдаде, Басре и других местах практически не осталось смешанных кварталов, которых ранее было множество. Тем не менее в центральной части Ирака, где до сих пор проживает значительное число смешанных суннитско-шиитских племен арабов, в том числе бедуинов, долгие годы имело место значительное число смешанных браков, что в нынешних условиях просто трудно себе представить. Остается удивляться, что страна до сих пор окончательно не рассыпалась на обособленные автономии, анклавы и кантоны.
Демократические выборы, проводимые в Ираке с 2005 года, лишь подтверждают тенденцию на размежевание: шииты голосуют за своих и неизменно получают большинство в парламенте и правительстве, курды выбирают курдов, плюс к тому у них есть собственный региональный парламент, а сунниты отдают свои голоса кандидатам-суннитам, неизменно оставаясь в меньшинстве и все больше погружаясь в глухую оппозицию. Похоже, что выхода из этого заколдованного круга пока не видно, и Ирак ожидают в будущем немалые потрясения и возможные изменения — не исключено, что и в государственном устройстве. И все это дело рук «освободителей» из НАТО, вломившихся в чужой дом, не спрашивая разрешения, и делавших все по-своему разумению.
Параллельно этим процессам в стране расширялось оппозиционное движение, принимавшее все более резкие, вооруженные формы. Почти по всей стране, в особенности в крупных ее городах, ежедневно проводились акции, подрывы армейских колонн англосаксов и местных силовиков. Оккупационные войска несли растущие потери, утрачивая инициативу, и были вынуждены укрыться в стенах своих укрепрайонов, заниматься исключительно патрулированием и «зачистками по наводке», еще больше раздражая население. В какой-то момент американцы и англичане перестали чувствовать себя безопасно даже на собственных базах, в так называемой «зеленой зоне» Багдада. Автор, проработав в Багдаде в те сложные времена без малого четыре года, множество раз наблюдал акции иракского сопротивления и испытывал на себе и коллегах его удары в силу того, что цели, к сожалению, не всегда тщательно выбирались.
Влияние вооруженного сопротивления чувствовалось повсеместно. Американцы находились в полном тупике, не понимая сути создавшегося положения и не видя выхода из него. Дж. Буш и его администрация подвергались жесткой критике со всех сторон за неспособность справиться с иракской вооруженной оппозицией, выбраться из иракской ловушки, и особенно резкой — за то, что территория Ирака в краткие сроки превратилась в базу для «Аль-Каиды», вплоть до появления там лагерей для подготовки боевиков-исламистов. Ктому же американцы так до конца и не сумели наладить отношения с шиитским сообществом, наиболее многочисленным в стране, члены которого со стабильным недоверием взирали на творимые американцами деяния.
Администрацию Джорджа Буша в этих условиях на время спас генерал армии США Дэвид Петреус (David Petraeus), кстати, ставший позже, в 2011 году, шефом ЦРУ, а затем бесславно ушедший в отставку. Он предложил единовременно увеличить численность американских солдат в Ираке на 20 тысяч опытных военнослужащих и не только разместить их в наиболее опасных точках, но и задействовать в акциях по подавлению наиболее активных отрядов оппозиции, снабдив всей необходимой техникой и средствами обеспечения, а также попробовать через ЦРУ договориться с повстанцами-суннитами и попытаться обратить их против «Аль-Каиды». Для начала Д. Петреус публично передал большие чемоданы с американскими деньгами суннитам в ряде районов на западе Ирака. Созданные племенные формирования во главе с неким Абу Ришей (до 80 тысяч человек) американцами рассматривались как составная часть силовых структур страны, что не вызвало удовольствия у премьера Н. Малики, которому эти люди ни в коей мере не подчинялись. Формально они были приняты в состав МВД и даже имели соответствующее жалованье в качестве суннитской милиции. Получив оружие и звонкие названия типа «Сыны Ирака» и «Фронт пробуждения», они достаточно быстро выбили боевиков «Аль-Каиды» из западных районов Ирака, закрыв на время эту проблему (невольно приходит на ум известный циник У. Черчилль, говоривший, что «арабов купить нельзя, но можно взять в аренду»). Пока хватало денег, эти люди вели себя вполне прилично, во всяком случае к концу 2008 года атаки на войска США и их объекты почти прекратились.
Все это позволило американцам перейти к решению главной задачи и выполнению второй части плана Д. Петреуса — эвакуации войск из Ирака. Уносить ноги пришлось, поскольку иракский вопрос вызывал все большее недовольство в американском общественном мнении, становился составной частью внутренней политики США и все более походил на печальную историю с Вьетнамом тридцатилетней давности, в том числе по человеческим потерям и финансовым расходам.