В голове смешно всплыла из глубины памяти песенка, которую в детстве он слышал по телевизору в телеспектакле из жизни пионеров. Что-то вроде: «В городе Немухине, Тимухине, Катухине, тимухинцы-катухинцы…» Захотелось просто и без затей послать этого Тимухина и повесить трубку. Но имидж не позволял.
– Я вас слушаю внимательно, – лениво подтвердил на всякий случай Сергей. Он подготовился к тому, что некто Тимухин сейчас будет что-то просить. Как говаривал еще киношный граф Калиостро: «Люди делятся на тех, кому что-то нужно от меня, и тех, от кого что-то нужно мне. Мне от вас ничего не нужно». Вероятней всего, неизвестный Тимухин сейчас будет упрашивать о каком-нибудь содействии, требовавшем или искусных рук, или банально денег. Такие случаи уже бывали.
Но Сергей Кириллович не угадал.
– Сергей Кириллович, у меня есть к вам поручение. Важное в первую очередь для вас. И не беспокойтесь – ничего противозаконного. Кроме того, моя работа заранее оплачена.
– Да говорите вы, не темните!..
Сергей ничего не понимал и начинал сердиться.
– Дело в том, что мне не хотелось бы вас излишне волновать. Тем более, делать это по телефону, – упрямо рокотал собеседник, не переходя к сути.
Сергей быстро вспомнил, когда в последний раз видел мать. Чепуха, недавно от нее приехал. Не может быть…
– Благодарен вам за заботу обо мне, но давайте простимся, если вы не намерены переходить к самой проблеме. – Это было похоже на посылание на известные буквы. Только вежливое посылание.
– Сергей Кириллович, вы ведь разыскивали своего отца? Лет десять назад?…
– При чем здесь мой отец? – грубо перебил Сергей. При упоминании об отце он разволновался. За грудиной туго сжалась главная мышца организма. Сладко заныло в подвздошии в предвкушении волшебного: «Мальчик, твой папа жив, он любит тебя и ждет…»
– Сергей Кириллович, не могли бы мы встретиться лично? Речь при встрече пойдет о вашем отце.
– Он жив?… – Голос дрогнул, и вопрос вырвался криком. К черту имидж, сейчас ответ на этот вопрос был для Сергея самым важным.
– Пожалуйста, все при встрече.
– Но ведь он же не умер? – Голос сорвался на фальцет. Несколько лет назад Сергею Кирилловичу не вполне удачно удалили полип на голосовой связке, и теперь, особенно когда сильно волновался, в горле натягивалась какая-то струнка, и он начинал говорить высоко, почти фальцетом. Ненавидел этот свой голос и потому специально занимался с психотерапевтом, учился сохранять спокойствие по мудреной китайской методике. Обычно сохранять спокойствие удавалось…
Собеседник на том конце провода помолчал, вздохнул и укоризненно произнес:
– Сергей Кириллович! Я готов встретиться с вами в любое удобное вам время и в любом удобном месте.
Сергей растерялся. Он плохо представлял, где встречаются люди для бесед такого рода. Да еще вечером в выходной… Он знал, куда пригласить даму, где назначить обед деловому партнеру, где просто оттянуться с коллегами…
– Приезжайте ко мне домой, – предложил Сергей, сотни раз наслышанный о том, что бывает с доверчивыми обывателями, пускающими на ночь глядя в дом незнакомых мужчин. – Мой адрес…
– Не нужно, адрес я знаю. Я примерно так и полагал, что вы пригласите меня к себе. Когда вам будет удобно? Я в десяти минутах езды от вашего дома.
– Через десять минут и удобно. Жду вас.
– До встречи, – мягко произнес неведомый собеседник и положил трубку.
На Сергея накатили сомнения. Все было слишком внезапно, слишком неправдоподобно. Вспомнил, наконец, и об участи доверчивых домовладельцев, но было поздно. Можно было, конечно, просто не открыть дверь, но несерьезно это… Вспомнил Сергей и о Лоре, давно уже ворковавшей на кухне по мобильному. Говорить об отце в присутствии Лоры было выше его сил. Тем более что всего пять дней назад Лора перенесла под его чутким руководством операцию по увеличению лба и улучшению разреза глаз.
Сергей приоткрыл дверь на кухню.
– …Натуся, да она же все время врет!.. Прикинь, она сказала, что ей не нравится Мел Гибсон. Он же просто душка! Всем женщинам в мире, без исключения, нравится Мел Гибсон. Всем!.. А она просто дешевка и выскочка! Ну как, как может не нравиться Мел Гибсон?!
– Лорик, деточка, заканчивай разговор, – перебил Сергей, удивляясь мельком, какая разница – нравится или не нравится кому-то там Мел Гибсон, если ни одна из них никогда с ним не встретится. Мелу Гибсону точно все равно. Кстати, Сергею Мел Гибсон тоже не нравился…
Лора быстренько попрощалась, дала отбой и недовольно надула губки в сторону Сергея.
– Фу, как ненавижу, когда ты так говоришь!.. Как будто сейчас завизжишь…
Слова она манерно тянула, во всем пытаясь походить на Ренату Литвинову. Считала, что это очень стильно – быть Ренатой Литвиновой. Причина срыва голоса ее волновала много меньше, чем эстетика разговора.
– Лора, сегодня тебе придется переночевать у себя дома, у меня важная встреча. Извини.
Лора, которая уже порядком не ночевала по месту прописки, обосновавшись в Сережиной квартире, от незаслуженной обиды даже сморщила лоб, который, – как сама говорила, – нельзя морщить ни под каким предлогом.
– Масик, ну как же так?! Как я с таким лицом поеду к себе?! Меня же увидят люди!..
Выходило и впрямь похоже на Ренату. Но, если раньше это забавляло Сергея, то сейчас начало подспудно раздражать. Зачем нужна была вторая Рената Литвинова, если оригинал прекрасно справлялся со своей ролью, и дублер ей не требовался. Очень хотелось крикнуть: «Слушай, Рената недоделанная, собирай манатки и катись отсюда!» – но это было бы уже полной потерей имиджа.
Сергей вдохнул, задержал дыхание, начал мысленно повторять специальные сочетания цифр по своей китайской успокоительной методике. Лицо Лоры и впрямь пока было далеко до шедевра. Гематомы и послеоперационный отек не сошли, делая ее похожей на избитую у ларька пропойцу. Взглянув на Масика повнимательнее, Лора по выражению его лица безутешно поняла, что ночевать ей все же придется у себя.
– Масик, но ты ведь меня довезешь?…
– Нет, котенок, извини. Я вызову тебе такси. Человек вот-вот подъедет. Будь добра, собирайся быстрее…
Лорик торопилась не спеша, и звонок в дверь застал ее еще в квартире. Сергей открыл дверь, и на пороге возник породистый, лет шестидесяти мужчина в отличной дубленке и дорогом неброском галстуке, проглядывающем в вырезе мыском.
– Юрий Филиппович Тимухин, – представился он и с достоинством слегка поклонился. На губах его играла легкая улыбка. Та самая, редкая, мало кем освоенная, которая приличествует практически любому случаю. «Чеширский Кот», – прозвал его Сергей.
Сергей пригласил Тимухина в большую, неуютную, модернистскую прихожую, плод гениального замысла дизайнера, явно чуждого домоводству, где прихорашивалась напоследок Лора. С любопытством сороки Лора уставилась на Тимухина, без умолку щебеча о том, что не нужно обращать на нее внимание, она перенесла «пластическое оперативное вмешательство», все в скором времени будет идеально, потому что выполнено лично Сережей…
Тимухин, галантно целуя протянутую ему ручку, заверил, что все уже почти идеально и что Лора поразительно похожа на Ренату Литвинову. Сходство было сомнительным, но не заметить Лориных стараний по этой части было невозможно. Лора благодарно закатила глаза, и Сергей испугался, что сейчас ее никакими силами не выпроводишь. Она стреляла глазами в Сергея, молчаливо требуя немедленно познакомить с шикарным и загадочным Тимухиным, но Сергей решил быть хамом и не знакомить. Быстренько напялил на Лору шубу и выставил за дверь, поцеловав и заверив, что такси уже должно ждать внизу.
Тимухин, понимающе наблюдавший за скорыми проводами, как только за ней закрылась дверь, произнес:
– Ваш отец, Сергей Кириллович, жив и здоров соответственно своего возраста. Думаю, это основное, что вам хотелось бы услышать. Но знать об этом никто, кроме вас, не должен. Это в интересах вашего отца, а я являюсь его полномочным представителем в России.
Сергей прислонился спиной к дверному косяку, стоял и переваривал услышанное. Он получил подтверждение тому, на что тайно надеялся все эти годы. Жив его отец, его старик… И было ясно, что это именно отец нашел его, Сергея, а не наоборот. Но одновременно вскипела в душе и злость: где же ты был все это время, когда я так в тебе нуждался? В твоем мужском участии, твоем плече, твоем слове? Когда ходил в суконных ботинках и перелицованных брючатах, жрал макароны с маргарином? Почему тогда я был не нужен, а сейчас вдруг понадобился? Или на старости лет за тебя некому жевать стало?…
К своему огорчению, Сергей чувствовал, что, несмотря ни на что, будет жевать за отца. Во всяком случае, попробует.
– А теперь, с вашего позволения, я разденусь и пройду.
Тимухин снял дубленку, по-хозяйски повесил на причудливо изогнутый крючок вешалки и уверенно проследовал в гостиную. Сергей на автопилоте двинулся за ним. В голове роились вопросы: где он, что с ним, что ему необходимо, чем помочь? Но он молчал, ни в силах выбрать первый и стесняясь неизбежного фальцета.
Тимухин достал из-за пазухи диктофон, положил его на стол перед Сергеем, нажал на кнопку «Play» и неторопливо вышел на кухню.
После тихого шипения раздался голос, которого Сергей не слышал много-много лет. Голос отца. Того самого горячо любимого когда-то громко хохочущего, белозубого, черноволосого красавца, которого сам же позже и ненавидел, но всю жизнь ждал. С которым разговаривал в трудные минуты жизни, с которым советовался бессонными ночами, ради отчета перед которым работал упорно, как термит. С годами этот голос стал глуше, в нем появился чуть заметный акцент, как бывает у всех русских, много лет живущих за границей. Это был даже не акцент в словах, а в интонациях.
«Здравствуй, Сережа! Мой Серый.
Я прошу тебя сейчас только об одном: дослушай до конца, не выключай. Дослушай, а позже уже прими решение. Не наоборот.
Мне тяжело обращаться к тебе после стольких лет разлуки, ведь ты нынешний старше меня вчерашнего, того, что ты, может быть, еще помнишь. Что скрывать, я сильно виноват перед тобой. Перед тобой и мамой. Но перед тобой сильнее, потому что мама вольна была выбирать в своих решениях, а ты не волен. Я оставил тебя, ничего не объяснив, но на тот момент я не знал, как объяснить тебе происходящее. Думал, что позже непременно это сделаю. Но вот только „позже“ это случилось через столько лет. Я мог бы, конечно, и раньше, но смалодушничал, испугался тебя. Испугался, что ты в силу молодости, горячности не захочешь моей исповеди. Сейчас, когда и сам я стал заметно старше и, надеюсь, умней, я не уверен в правильности прошлых своих поступков, но на тот момент, поверь, искренне считал, что выбираю единственно приемлемый вариант.