В исследовании была сделана попытка обобщить различные типы совладающего поведения в виде перечня для самопроверки (Список способов совладания – Ways of coping checklist, WCC). Но я считаю, что он недостаточно отражает реальный опыт, поведение пострадавших и стереотипы их мышления, так как не учитывает уникальности их конкретной ситуации.
В рамках моих собственных исследований, которые не претендуют на какие-либо научные выводы, я в основном опиралась на углубленные интервью. При этом я хотела узнать об убеждениях и ожиданиях жертвы инцеста по отношению к самой себе, к другим и к жизни в целом. Эти установки, приобретенные в ходе раннего жизненного опыта, повлияли на более поздний жизненный опыт и оказались под его влиянием – происходил взаимный двусторонний процесс, определяющий то, как человек перерабатывал травмирующие жизненные обстоятельства.
В этих интервью я ориентировалась на модель, разработанную в ходе исследований травмы. Предполагается, что убеждения и ценностные представления жертв сексуальной эксплуатации сильно пострадали на одном или нескольких из пяти уровней. Эти уровни соответствуют пяти этапам развития, которые мы проходим один за другим, и были выделены в соответствии с этапами созревания в теориях психологии развития. Из работ Эриксона и Пиаже мы знаем об этапах развития, которое человек должен пройти, чтобы сформировать свою идентичность и достичь зрелости. Здесь я лишь кратко перечислю восемь жизненных периодов по Эриксону: базовое доверие, автономия, инициативность, осмысленный труд, идентичность, близость, креативность, целостность. При этом у людей, переживших тяжелые травмы, прежде всего, нарушены следующие пять этапов:
1) безопасность (security);
2) доверие (trust);
3) власть, контроль (power);
4) оценивание, система ценностей (esteem);
5) способность к близости (intimacy).
Эти уровни могут служить ориентирами для того, что человек переживает в отношениях с собой и своим окружением. Объясню подробнее, как конкретно это происходит[87].
На первом уровне развития, имеющем отношение к безопасности, речь идет о том, может ли человек приобрести уверенность в способности защитить себя от травм, утрат или ущерба. Если эта уверенность не развита, возникает представление, что человек беспомощен перед превратностями судьбы. Это, например, может вести к избеганию опасных ситуаций из страха, что встреча с тем, чего боишься, неизбежна. Однако недостаток способности защищаться может также вести к тому, что пострадавший снова и снова обнаруживает себя в опасных ситуациях, например, в роли жертвы и приходит к убеждению, что он – изначально неудачник. Пережившие в детстве сексуальное насилие, вероятно, формируют убеждение, что люди злы и что от них невозможно защититься. Это может нам объяснить, почему такие женщины не защищаются, когда позднее сталкиваются в браке с насилием со стороны своих мужей.
Второй уровень связан с доверием. Чувство базового доверия есть только у тех людей, которые знают, что всегда могут положиться на родителей или родственников, опираться на себя и свое восприятие и адекватно оценивать ситуации. Сюда же относится доверие к другим людям, непременная предпосылка способности человека быть в отношениях. Люди, не уверенные в себе и не принимающие решений, пострадали на этом уровне. Психологически это проявляется как состояния тревоги и страха, сверхбдительность и нерешительность. Доверие женщин, которые детьми подверглись сексуальному насилию в семье, было полностью обмануто, и нередко они больше никогда никому не доверяют, впадают в изоляцию и вынуждены жить с мощной тревогой в связи с брошенностью, гневом и разочарованием.
На третьем уровне речь идет о способности контролировать свои чувства, мысли и свое поведение. Травмы привели к утрате контроля, к чувству бессильной покорности. Психологически это означает ощущение тщетности усилий, пассивность, капитуляцию и депрессию. Опасность такой установки сознания особенно возрастает, если человек пытается доказать правильность своих убеждений через саморазрушительное поведение. В сфере отношений такая позиция проявляется в том, что женщина чувствует себя беспомощной по отношению к мужчинам и, возможно, приходит к выводу, что мужчины – сильные, а женщины – слабые, что мужчины постоянно ее используют, ведь всегда есть кто-то другой, кто контролирует ее жизнь, а она не чувствует, что может это делать сама.
Четвертый уровень – ценностная сфера – имеет отношение к чувству собственного достоинства, к самосознанию. Сюда же относится ощущение того, что человека уважают и воспринимают всерьез. Сексуальная эксплуатация в детстве наносит этой сфере наибольший ущерб. Дети часто считают насилие доказательством того, что они злые, настолько плохие люди, что не заслуживают ничего лучшего; что они навечно отвратительны и ничтожны, прежде всего, недостойны быть любимыми. Ранее я уже говорила, что часто дети присваивают негативное отношение к себе, с которым им пришлось столкнуться в отношениях с другими людьми. Я также упоминала о психологических последствиях таких убеждений – это чувство вины и стыда, депрессивность, аутоагрессия, диссоциация и т. д. С другой стороны, чувство недостойности обратно проецируется на окружение, и на межличностном уровне происходит обесценивание других, часто в сочетании с презрением, с последующей горечью или цинизмом.
Пятый уровень – близость – связан со способностью человека переживать подлинную привязанность в партнерских отношениях, а также со способностью быть одному, не испытывая при этом одиночества, с умением себя утешить и восстановить свое душевное спокойствие. Тяжелые травмы, в том числе инцест, препятствуют этому. Вместо покоя внутри переживается пустота, вместо поиска близости происходит ее избегание. Сексуальность не приносит счастья и привязанности, а разрушает и разделяет. Воплощение смысла в другом человеке кажется невозможным, внутри царят отчаяние, одиночество и бессмысленность.
Сферы, которые я описала здесь по отдельности, на самом деле взаимосвязаны. Эти приблизительные категории охватывают широкое разнообразие и диапазон человеческих реакций. Эти категории являются вспомогательным средством, приближающим меня к мировоззрению и самопониманию моих клиентов и клиенток. Если в терапевтической работе мне стало понятнее, как моя визави воспринимает и оценивает себя и других, то мы сможем вместе попытаться сформулировать цели терапии. Каждый из тех, кто осмелился сделать хоть шаг к терапии, уже давно занят попытками овладеть своей жизненной ситуацией, как-то переработать мрак и тяжесть своего прошлого или настоящего. Очень важно признать ценность всех этих попыток, даже если они на первый взгляд кажутся патологическим поведением. Модель, представленная здесь, может способствовать процессу более точного истолкования совладающего поведения клиентки.
В комнате моего брата опущены шторы. На улице светит солнце, люди идут по своим каждодневным делам. А внутри… Я лежу на кровати моего брата, меня больше нет. Нет, еще какая-то каша, замешана под давлением бесчисленных рук. Руки везде. Не вырваться, они делают с моим телом, что захотят. Я больше не человек, а вещь, которую используют, лишь для того чтобы… я только «некто»… Занимать как можно меньше места, забиться в самый дальний угол собственного бытия. Ох, я совсем ничего не могу сделать, заключенная в темницу, задавленная многоруким, скользким, отвратительным Молохом. Решетка рук делает возможной это делать, не дает никакой возможности сбежать. Он оскверняет мой живот, трется везде. Жжет, я задыхаюсь. Ничего не поделать. Нет выхода, только перестать жить до тех пор, пока все не закончится.
Проиллюстрирую это с помощью примеров. Логика может быть такой: все, что происходит со мной, я стараюсь привести в соответствие с моими взглядами на жизнь и упорядочиваю это в соответствии с описанными пятью категориями. Мой опыт на «входе» либо согласуется с моими убеждениями, либо то, что происходит, расходится с тем, во что я верю. Если я убеждена, что мой отец – любящий и честный человек, который никогда не обидит беспомощного ребенка, но стала свидетелем его жестокого и злонамеренного поведения, то моя система ценностей расшатывается и я должна справляться с этой противоречивой картиной. Например, я могу просто вытеснить свои переживания или убедить себя, что своему восприятию нельзя доверять, ведь это неправда, потому что не может быть правдой. Или я наделяю своего отца правом так себя вести, потому что жертва это заслужила, она плохая, а отец хороший, и он прав. Чтобы согласовать внешнее событие с внутренней системой ценностей, происходит ценностный переворот. Ребенок становится отупевшим и беспомощным при сексуальном насилии со стороны отца. Затем, вероятно, в момент наибольшего страдания и невыносимой тревоги выход обнаруживается в том, чтобы после ценностного переворота подчинить свою волю преступнику, полностью предать себя и забыться, преображая внешнюю реальность через идентификацию с агрессором и находясь в своего рода трансовом состоянии.
Еще один вид совладающего поведения – диссоциативная защита. При этом переживаемый опыт не ставит под сомнение существующие убеждения, но ребенок пытается отделиться от своих эмоций. Вряд ли, конечно, у него сохраняется вера в любящих и защищающих родителей, но это иногда возможно ценой тяжелых психотических эпизодов или расщепления личности.
Таким образом, у каждой копинг-стратегии, у каждой попытки совладания с ситуацией есть свои преимущества и недостатки. В терапии мы имеем дело с тем, чтобы выявить все механизмы, имевшие важное значение для выживания, и рассмотреть, насколько они теперь мешают жить. В конечном счете в терапии речь идет о чем-то большем, чем выживание, ее цель состоит в том, чтобы «перерасти» выживание и начать жить. Для этого необходима гибкость по отношению к «схемам», которые я представила здесь, то есть так называемая «растяжка» (stretching)