Через какое-то время тем не менее наличные у Эндрю начали иссякать, и Лайл, почуяв, что рискует лишиться выгодного клиента, решил вмешаться. «Дважды я сводил его еще с парой геев-проститутов», — рассказывает он, — чтобы помочь им скооперироваться в краже ювелирных изделий. Как говорит Лайл: «Проститутом-то он, конечно, был, но и перед кражей со взломом не останавливался, да и вообще срубал деньги на чем только мог. Он же специально целый день высиживал в гостинице, чтобы ночью тайком пойти на дело через черный ход. И чем он там только не промышлял. Крал в основном ювелирку: брюлики, „рыжьё“, всё, что в рюкзаке легко заныкать». Лайл до сих пор гордится перстнем с печаткой, полученным им от Эндрю в обмен на дозу крэка: «Снял его прямо с пальца и вручил мне в обмен на дозу ценой в двадцатку». Тем же маршрутом вскоре проследовали и дорогой плеер, и позолоченный бритвенный станок…
26 июня у потерпевшего по имени Робин Эвери неизвестный сдернул бумажник прямо из продуктовой тележки в супермаркете неподалеку от Normandy Plaza. Перед пропажей, по словам Эвери, рядом с ним отирался некто весьма похожий на Эндрю Кьюненена. Прежде чем потерпевший успел заблокировать украденные у него кредитные карты, некто похожий на Эндрю успел расплатиться ими за дорогие покупки в соседнем радиомагазине.
Роджер Фалин, владелец Normandy Plaza, лично дальше холла собственной гостиницы заглядывать не отваживается: «Я взял за правило не подниматься на этажи с номерами, дабы не давать повода для обвинений в причастности к чему бы то ни было. Только по настоянию и в сопровождении полиции, если что». Никто, кроме Ронни, не обращал на Эндрю никакого внимания, и жизнь его там протекала скудно и уныло. Прожив две недели с понедельной оплатой, Эндрю вечером спустился на ресепшен и сказал: «Мириам, так и не находится подходящая квартира. Давайте я буду платить вам помесячно». Тогда он вручила ему ключи от номера 322 с видом на море и предложила скидку до 650 долларов в месяц. Эндрю сказал: «Очень мило с вашей стороны».
За входной дверью в номере 322 имеется тесный коридорчик со стенным шкафом по левую руку, через который попадаешь в комнату с двуспальной кроватью под пестрым покрывалом с салатово-розовым цветочным принтом, персиками и васильками. Мебель выкрашена в самые аляповатые и несочетающиеся цвета, а дополняет картину ярко-зеленый половик. Шторный карниз погнут. В углу стоит телевизор, у противоположной стены — замызганная ржавая электроплита с крошечной духовкой, раковина и холодильник. Вид на море оценить не удалось — настолько грязными оказались окна. Крошечный санузел с душевой кабинкой выложен кафелем. В коридорах гостиницы чисто и пахнет хлоркой, но хрустальные люстры все побиты, и большинство лампочек в них давно перегорели.
В этом маленьком запущенном номере, куда он, как выяснилось, практически не пускал горничных, Эндрю окружил себя книгами с детальными описаниями миров своей мечты, в которые он всё еще надеялся в перспективе ускользнуть. В тусклом сумраке своего неопрятного убежища он читал биографии людей великой славы и богатства: Уильяма Пейли, Конде Наста, Слим Кейт[87]. Также там были «Как ирландцы спасли цивилизацию»[88] и дилогия Роберта Грейвза об императоре Клавдии[89], любимом историческом персонаже Эндрю еще со времен учебы в Епископской. Он читал сборник «Эссе об искусстве» Джона Апдайка[90], «Романтический бунт» Кеннета Кларка[91], другие книги по искусству и архитектуре и, наконец, биографию современного художника Фрэнсиса Бэкона[92], выбравшего в личной жизни нелегкую стезю пассивного партнера по жесткому садомазо.
К 7 июля прошло уже почти две недели, как Эндрю не на что было наведаться к Лайлу за дозой. Он был на грани отчаяния. Попробовал заложить золотую монету, украденную еще у Ли Миглина. Владелица ломбарда «Наличные на пляже» Вивиан Оливия предложила Эндрю 190 долларов, чем очень его огорчила. «Почему так мало даете, я же ее намного дороже покупал?» — жалобно заныл он. «Я ему объяснила принцип и смысл работы ломбардов, — вспоминает Оливия. — Потом я попросила какое-нибудь удостоверение личности, и он дал мне свой американский паспорт на имя Эндрю Ф. Кьюненена». На вопрос об адресе Эндрю ответил: «Коллинз-авеню, 6979, Normandy Plaza, комната 205». То есть вместо собственного номера 322 назвал номер Ронни. Оливия запомнила, что он был с двухдневной щетиной, бледный, в бейсболке и круглых очках. На квитанциях он расписался как Эндрю Кьюненен. «Проценты — девятнадцать долларов в месяц, — объяснила Оливия. — Три месяца пропустите — лишитесь залога». Эндрю заверил ее, что выкупит монету раньше.
Как и положено по закону, Оливия сделала копии паспорта Эндрю и анкеты-заявления с указанием его адреса в Normandy Plaza и отправила в полицию Майами-Бич. Там они и сгинули среди вороха бумаг.
Изыскивал ли Эндрю, будучи в бегах, иные способы добычи денег, кроме вышеописанных, — неясно. Джек Кэмпбелл, влиятельный и богатый владелец гей-бани в Майами-Бич, нанимающий моделей для порновидео и проводящий часть жизни в Сан-Диего, заявляет, что Эндрю, вероятно, пытался устроиться к нему на работу еще в Калифорнии. В мае Эндрю, у которого сохранилась его визитная карточка, наведался к Кэмпбеллу в гости в Коконат-гроув, в береговой части Майами. Эндрю был в бейсболке и с черным рюкзаком и никак не тянул на модель. Он даже стеснялся снять рубашку, чтобы сфотографироваться с голым торсом. Адреса на прощание Эндрю не оставил, сказал только: «Живу на Южном пляже, кочую с места на место, так что я сам с вами свяжусь».
Учитывая все те труды, которые Эндрю предпринимал для того, чтобы затаиться от полиции в Normandy Plaza, единственным объяснением неожиданного интереса к работе моделью может служить желание Эндрю выйти на клиентуру побогаче. Бар в Майами-Бич, где Эндрю бывал регулярно — вплоть до последних дней перед убийством Версаче, — назывался Boardwalk и был известным местом съема платных партнеров, расположенным в районе Северного пляжа. Туда приходят пожилые гомосексуалы, где к их услугам всегда широкий выбор полуобнаженных мальчиков, отжигающих танцы на «панели» — импровизированной деревянной сцене с «языком». Приглянувшимся танцорам папики суют купюры в трусы и уводят их с собой. Мики, один из барменов, говорит об Эндрю, что «это лицо примелькалось и запомнилось» ему на протяжении всего мая и начала июня. А вот на Южном пляже, по словам Бобби Гилмартина, вице-президента сети гостиниц Florida Hotel Network, прекрасно знающего местную специфику, таким, как Эндрю, ловить было нечего. «На Южном пляже для этого дела нужно быть двадцатилетним венесуэльцем с дизайнерской стрижкой на лобке».
Где он реально появлялся в южной части города, так это в популярной закусочной 11th Street Diner на углу Вашингтон-авеню и 11-й улицы. Там его запомнили очень хорошо. А самое смешное в выборе Эндрю заключается в том, что по другую сторону Вашингтон-авеню от этого кафе расположен полицейский департамент Майами-Бич, начальник и сотрудники которого только в этом заведении и обедают.
Гей, не гей — какая разница?
Во всех юрисдикциях, где Эндрю оставил кровавый след, правоохранители были убеждены, что с их территории он исчез с концами. «Мы знали, что он направляется на восток; потом поняли, что он двинулся к югу, — говорит Кевин Рикетт, глава оперативно-розыскной спецгруппы ФБР по поимке Кьюненена, базировавшейся в Миннеаполисе. — Мы ни разу не видели, чтобы он куда бы то ни было возвращался. И ни на одном месте он подолгу не задерживался, новыми знакомствами не обзаводился». Но как в такой ситуации было понять, где искать Эндрю?
Уильям Хагмайер, глава спецотдела ФБР по составлению психологических профилей особо опасных серийных преступников, лично снимавший в свое время признательные показания с Теда Банди, вспоминает, что в конце мая на рабочем совещании высказал предположение: «А ведь этот парень несется очертя голову по тому же маршруту, что и Банди; следующая остановка — Флорида». Банди в семидесятых, выехав с северо-запада, пересек страну, убивая своих жертв в Милуоки и Чикаго, а затем кровавым транзитом через Нью-Джерси, Вашингтон и Атланту прибыл во Флориду, где и закончил свой скорбный путь. «Предположение было из разряда безумных догадок, поскольку на тот момент мы даже не знали, были ли у него какие-то знакомства во Флориде, норы, где бы он мог там залечь на дно. Но ведь и у Банди никого во Флориде не было. Ему просто захотелось в теплые края». Интуиция Хагмайера не подвела, вот только никто к его догадке не прислушался. Психологов-криминалистов привлекли к делу лишь после убийства Уильяма Риза и сотрудничали с ними неохотно. Судя по документам ФБР, датированным 20 мая, отдел по борьбе с педофилией и серийными убийствами (CASKU) так и не получил запрошенных и «крайне важных для полной проработки характеристик убийцы» фотографий с мест преступления и из морга[93].
Объясняется это просто: ФБР следовало действовавшей служебной инструкции, которая предписывала не считаться с личностными качествами объявленного в розыск беглого преступника; к тому же и Кевин Рикетт, аналитического склада ума 31-летний гладколицый агент, внешне похожий скорее на аспиранта университета, чем на ищейку из ФБР, считал себя никак не глупее психологов. «Нам и так было ясно, что за тип этот Кьюненен, — безапелляционно заявляет Рикетт. — Мы сотни его приятелей допросили. И не нужен нам никакой отдел по составлению профилей для научного обоснования того, что искать его нужно по гей-барам, где такие, как он, привыкли зависать».