Пока их компания была сугубо частным предприятием, все свои дела Версаче держали в глубокой тайне. Несмотря на то что в соответствии с итальянскими законами компания Versace исправно публиковала финансовые декларации и проходила аудиторские проверки, проводившиеся итальянским подразделением крупнейшей международной бухгалтерской фирмы KPMG, слухи о причастности семьи Версаче к темным делам продолжали упорно циркулировать. Но, стоило этим слухам просочиться в печать, Версаче тут же подавали на опубликовавшее их издание в суд, что особенно хорошо срабатывало в Великобритании, где бремя доказательства возложено на СМИ, — в отличие от США, где защищаться должен потерпевший. В 1994 году, например, лондонская The Independent в воскресном выпуске полюбопытствовала относительно финансов Версаче: «Сколько же он реально продает? <…> Ведь если просуммировать, то цифры-то не сходятся», — и вынуждена была потом публиковать опровержения с извинениями и выплачивать Версаче внушительную компенсацию за моральный ущерб.
Чем ближе дело подходило к размещению акций, тем меньше звучало подобных назойливых вопросов. Даже старомодные финансовые фирмы типа Morgan Stanley в веселые восьмидесятые заметно снизили требовательность к партнерам, дабы не проиграть в ужесточившейся конкурентной борьбе. Тем не менее, чтобы успешно пройти смотрины у столь солидного инвестиционного банка, финансовая отчетность фирмы Версаче была подвергнута комплексной экспертизе. К тому же всего за два месяца до акционирования, в мае 1997 года, Санто Версаче получил полтора года условно за взятки итальянским налоговым чиновникам в 1990 и 1991 годах[95].
Несмотря на эту маленькую неприятность, всё шло по плану. «Итальянский коммерческий банк» со своей стороны провел проверку фирмы Версаче в Милане. Сид Рутберг, долгие годы освещавший финансовые аспекты модной индустрии в Woman’s Wear Daily, говорит, что аудиты в те дни проводились не особо тщательно: «Если кто-то из должностных лиц фирмы оказывался под арестом или судом, тогда, конечно, это вскрывалось, как и в случае арбитражного урегулирования каких-либо претензий. А вот откуда взялся первоначальный капитал, — подобными вопросами никто не задавался как не имеющими отношения к делу. Важно текущее положение дел в бизнесе, а в остальном — если только не выявится что-то уж совсем вопиющее — никто не озадачивался подтверждением источников доходов якобы от продаж или вопросами о фактическом местонахождении их производств. Скажем, получили они когда-то стартовый капитал из неблаговидных источников. Ну и что с того? Это никому не интересно».
Однако неприятные вопросы в отношении финансов Versace Group все не утихали. Не белыми ли нитками шиты цифры? Компания заявляла, что лишь 15 % ее доходов генерируется в США, стране с крупнейшей в мире экономикой. «Если твоя продукция не продается здесь, она не продается нигде! — сказал один ведущий обозреватель мира моды. — По другим владельцам крупных компаний сразу видно, что они ведут бизнес и много работают, но только не по Версаче». Из различных отчетов следовало также, что и азиатский рынок сбыта приносит Versace Group всего 13–25 % от общего объема продаж. Но были ли какие-то доказательства того, что оставшуюся львиную долю доходов Версаче приносят продажи в Европе, на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке, Латинской Америке и Канаде? Перед публичным акционированием выступавшие гарантами инвестиционные банки — нью-йоркский Morgan Stanley и миланский «Итальянский коммерческий банк» — обязаны были внимательно изучить источники доходов компании.
В первую очередь банкиры ознакомились с результатами аудита финансово-бухгалтерской отчетности, подготовленными итальянским подразделением KPMG. Источник, близкий к банковским структурам, проводившим предварительное обследование Versace Group, сообщает: «Они провели достаточно дотошный аудит балансовых документов и отчетов о продажах». Однако в инвестиционных банках, по информации из того же источника, обратили внимание на то, что «компания недополучает прибыль из-за бессистемного и даже безалаберного характера из бизнеса. <…> От-кутюр у них продается очень плохо. Что хорошо продается, так это джинсы, парфюмерия, сумки. А от-кутюр и не может хорошо продаваться, потому что рыночный сегмент крошечный, а цены завышены. На от-кутюр они смотрят как на маркетинговый инструмент, призванный создать Версаче громкое имя в мировых столицах моды».
Главную ответственность за анализ состояния дел Versace нес «Итальянский коммерческий банк», а американский банк-поручитель Morgan Stanley, по сведениям из достоверного источника, положился на результаты проверки, проведенной итальянскими коллегами и не выявившей у фирмы ни связей с мафией, ни фактов отмывания денег. В Morgan Stanley частных расследований не заказывали, ограничиваясь «многократными заверениями [итальянской стороны] о том, что в прошлом Джанни, возможно и водил знакомство с кое-какими гнусными типами, но компания к этому непричастна». Кроме того, сказали итальянские банкиры доверившимся им американским коллегам, «нет никаких свидетельств, что эти дружки когда-либо играли хоть какую-то роль в делах компании».
Подписав в Нью-Йорке все необходимые документы с Morgan Stanley, Джанни Версаче сразу же вылетел в Майами. Он всегда заявлял, что на Южный пляж прибывает исключительно для отдыха, но неизвестно, мог ли он себе когда-либо позволить по-настоящему расслабиться. На Версаче постоянно давил двойной груз: нужно было всегда и везде оставаться креативным и одновременно нести ответственность за слишком многих и за слишком многое. В конце концов, именно от него зависят и молодые бойцы его армии дизайнеров, и продавцы его бутиков по всему миру, и члены его семьи — все они в конечном счете кормятся за счет его идей и его фантазии. «Ни один крупный дом моды в мире не идентифицируется столь же тесно с личностью и образом жизни своего создателя и титульного дизайнера, как Versace», — отмечала Business Week. И вот Джанни Версаче предстояло превратить свою частную фирму в публичную акционерную компанию, чтобы реализовать свои мечты о завоевании новых мировых рынков. Он хотел стать первопроходцем среди итальянских модельеров и твердо вознамерился сделать свой бренд столь же узнаваемым во всем мире, как торговая марка какой-нибудь кока-колы. Просто поражает то упорство, с которым он добивался поставленной цели на фоне тщательно охраняемой страшной тайны его жизни: ни один человек ни в мире моды, ни в бизнесе даже не догадывался, что Джанни Версаче был ВИЧ-инфицированным.
Теперь же утечки столь шокирующей информации и подавно нельзя было допустить, поскольку последствия ее огласки для бизнеса были бы непредсказуемыми. Перспективу акционирования его компании это бы точно поставило под угрозу. Что стояло за непреклонным желанием Версаче развернуть свой бизнес в глобальных масштабах, в то время как его собственная жизнь была в такой опасности? Железные нервы? Алчность? Безрассудство? Поинтересовавшись у одного финансового аналитика, помешало ли бы известие о том, что Версаче ВИЧ-инфицирован, успешному размещению акций его компании на фондовых рынках, я услышала в ответ: «Спрашиваете! Можете себе представить ситуацию, что вам предлагают купить акции Диснея, но при этом добавляют: „Правда, сам Уолт смертельно болен и в любой момент может умереть…“ Много ли желающих найдется среди инвесторов? Кстати, почему-то этот интересный вопрос ни разу не становился предметом судебных слушаний».
Ни в каком другом бизнесе, вероятно, от имиджа одного-единственного человека не зависит столь многое, как в моде и дизайне. «Когда весь многомиллионный бизнес всецело зависит от творческих способностей одного модельера, тот просто обязан пребывать в добром здравии и хорошей форме», — писала Irish Times после смерти Версаче, прозорливо задаваясь вопросом о состоянии здоровья модельера на момент убийства и ссылаясь на пример другого итальянского модного дизайнера Франко Москино, умершего от СПИДа в 1994 году, о болезни которого до его смерти публике не сообщалось. Американский модельер Перри Эллис в 1986 году умер также от СПИДа, но общественность узнала о причинах тяжелой болезни лишь перед самой его кончиной, а на следующий год у его коллеги и соотечественника Уилли Смита ВИЧ-инфекцию как первопричину смертельного недуга, по словам его адвоката, и вовсе диагностировали лишь на смертном одре. «Слишком многое поставлено на кон, чтобы рисковать, скармливая потребителям какую-либо информацию, кроме строго отобранного нескончаемого потока диетических сведений, — писала Irish Times. — Джанни Версаче прекрасно знал об этом и на протяжении всей карьеры тщательно следил за тем, чтобы сторонние наблюдатели имели доступ лишь к его отретушированному образу».
Если успех бизнеса Версаче зависел от его личной креативности и посвященности в тайны ремесла, а значит, и от его работоспособности и состояния здоровья, то какая же злая ирония судьбы заключается в том, что физическое здоровье и финансовое благополучие самого Версаче было тесно увязано с его сексуальной жизнью: дизайнер, наряжавший женщин под уличных девок и призывавший весь мир этим восторгаться; бизнесмен, построивший свою империю на торговле сексом, сам он вынужден был украдкой покупать себе сексуальные утехи и держать свои истинные предпочтения в строжайшей тайне. Для всего мира Джанни и Антонио Д’Амико являли образчик хранящей глубокую верность друг другу моногамной гей-пары — именно этот имидж впоследствии будет использован для опровержения самой возможности того, что у Версаче могла быть связь с таким человеком, как Эндрю Кьюненен. Однако же в начале и середине девяностых годов Джейми Кордона, красивый колумбиец, работавший одно время дресс-контролером на входе в «Варшаву», регулярно приводил мальчиков к Версаче и Антонио Д’Амико по их просьбе. Иногда смотрины устраивались прямо в одном ближайших клубов, где кандидатов выстраивали в шеренгу, а Версаче их лично придирчиво осматривал; иногда Джейми сам выбирал подходящего проститута, но всегда всё делалось скрытно, и мальчики появлялись на вилле Версаче и исчезали оттуда исключительно через черный ход.