Отношения между полицией и СМИ как не заладились с первого дня, так и пошли наперекосяк уже и в дальнейшем. Гейл Брайт, местный телерепортер ABC, каким-то образом успела узнать до всяких официальных сообщений, что следствие на Эндрю вывел красный пикап, чем утерла, конечно, нос конкурентам на перенасыщенном информационном рынке. На пресс-конференции, начавшейся в 16:30 по местному времени в день убийства Версаче, Брайт задала прямой вопрос шефу полиции Майами-Бич Ричарду Баррето, «не тот ли парень, которого повсюду разыскивает ФБР», и есть главный подозреваемый в убийстве Версаче. Но куда там… Баррето, седовласый, ростом под два метра, бравый на вид благодаря парадной форме борец с преступностью, отказался подтвердить не только то, что подозрения падают на Эндрю, но даже и сам факт существования красного пикапа, который как раз в тот момент провозили на эвакуаторе за окнами под прицелами телекамер. Нет так нет: с этого момента обе стороны — правоохранители и журналисты — строго придерживались принципа «табачок врозь» касательно имеющейся у них информации.
Для Майкла Бэнда, лично присутствовавшего на той пресс-конференции, лобовой вопрос Брайт, однако, означал одно: нас сливают. «Само то, что какая-то репортерша осведомлена настолько, чтобы задать столь точечный вопрос, мне лично послужил указанием, что от нас идет прямая утечка», — говорит он. Между тем полиция предупредила сотрудников о недопустимости огласки любой информации по делу Версаче под угрозой строжайших оргвыводов.
Именно в первые часы, когда полицейскому начальству было самое время бить тревогу и объявлять Эндрю в розыск по всем постам, оно предпочло игру в молчанку и вместо массированной облавы занялось тщательной «профессиональной подготовкой» опознания подозреваемого по фотографиям. Лейтенант Карлос Норьега вспоминает: «Как только мы установили, что это дело рук Кьюненена, нам нужно было снова собрать [отпущенных к тому времени] свидетелей на опознание его по фото». Но, если бы фотографии Эндрю стали показывать по всем каналам, это смазало бы картину опознания. Были и другие технические трудности, которые могли вызвать у правоохранителей последующие осложнения в суде. Фото Эндрю с листовки о его объявлении в розыск не подходило по формату: лицо там было дано слишком крупным планом по сравнению со стандартными фотографиями на документы похожих людей, которые имелись в распоряжении у полиции. «По закону, — говорит Норьега, — все фотографии должны быть идентичного размера и формата. Иначе защита успешно опротестует результаты опознания в суде на том основании, что фото обвиняемого выделялось из общего ряда». Подготовить удовлетворительный ряд фотографий удалось лишь ближе к вечеру. Но тут выяснилось, что главная свидетельница — очевидица убийства Мерсиха Колакович — бесследно исчезла, и ее саму впору объявлять в розыск, поскольку полиции она сообщила вымышленную фамилию Лилиан де Фео и чужой адрес. Кроме того, лицо Эндрю было настолько типичным для Майами-Бич, что одну из фотографий из сравнительного ряда пришлось забраковать, поскольку представленный на ней местный полицейский был похож на Эндрю как брат-близнец. Ну и вся эта подготовка оказалась проделанной втуне: никто из свидетелей Кьюненена не опознал.
Тем не менее Пол Скримшо был преисполнен решимости выдвинуть против Эндрю обвинение в убийстве Джанни Версаче. Пикап Уильяма Риза, как и «лексус» Ли Миглина до этого, был начинен десятками улик против него, начиная с водительского удостоверения Кьюненена и заканчивая техпаспортом на «лексус» в бардачке «шевроле» Риза. Гильзы с места убийства Версаче были идентичны гильзам с мест убийства Мэдсона и Риза. Правда, окончательного экспертного подтверждения того, что все трое были убиты из одного пистолета, еще нужно было дождаться из баллистической лаборатории ФБР в Вашингтоне, а оно будет получено лишь на следующий день. Улик против Эндрю, казалось Скримшо, более чем достаточно, но вскоре выяснилось, что в прокуратуре штата придерживаются иного мнения. «Майкл Бэнд, когда мы запросили у него ордер на основании косвенных улик через десять или двенадцать часов после убийства, заявил нам: „Не будет вам ни ордера, ни официального прокурорского обвинения от меня без пистолета или чистосердечного признания подозреваемого“».
«Я не хотел выдавать ордера на арест, у меня для этого не было оснований, — говорит Бэнд. — Самого пистолета у меня не было, было только заключение баллистической экспертизы, что это тот же пистолет. Откуда мне знать, может, он его давно скинул, а кто-то другой подобрал и использовал?» Скримшо был в ярости, чувствуя, что прокуратура вставляет расследованию палки в колеса из-за того, что Версаче был богат и знаменит, а прокуроры в таких случаях всегда всё тормозят. «Это создавало массу ненужного дополнительного давления на нас, — сетует он, — из-за их постоянного присутствия и желания всё делать по-своему». Скримшо, как следователь, не привык быть на побегушках у прокуратуры, а тут всё именно так и выходило. И, если со СМИ полиция жила в разном временнóм темпе, то с прокуратурой следователи, похоже, вовсе обитали в параллельных и никак не пересекающихся реальностях.
В законодательстве Флориды действуют два положения, работающих в пользу обвиняемых: право на судебное рассмотрение в ускоренном порядке в течение 180 дней и один из самых либеральных уголовно-процессуальных кодексов. Если бы прокуратура Флориды выдала ордер на арест Кьюненена, тот получил бы право требовать слушания его дела судом Флориды в ускоренном порядке до выдачи его властям других штатов. Более того, обвинение не сможет инкриминировать ему предыдущие преступления[99], а присяжных попросят принять во внимание то смягчающее обстоятельство, что обвиняемый был ранее не судим, и воздержаться от вынесения ему смертного приговора. Далее, его флоридские адвокаты будут иметь право давать отвод любым свидетелям обвинения из других штатов, зато сами получат полный доступ к полицейским отчетам по делу Кьюненена, имеющимся в этих штатах. Таким образом, его адвокаты сумеют максимально подготовиться к готовящимся прокуратурами других штатов обвинениям и сделают всё, чтобы развалить их в будущих судах.
Ближе к вечеру во вторник был выпущен второй пресс-релиз, где сообщалось, что готовится опознание подозреваемого по фотографии, и выражалась просьба к журналистам «с осторожностью подходить к огласке информации, которая может повредить ходу расследования». Последнее было криком в пустоту. Как говорит сержант Джордж Наварро: «СМИ — это же головорезы! Им всегда было плевать на дело». Главное — увлекательный сюжет. Наконец в 20:30 появился и третий за сутки пресс-релиз, в котором официально сообщалось о том, что всем было известно еще в первой половине дня: полицией разыскивается «Эндрю Кьюненен, 27 лет, белый, ростом 175–180 см, волосы тёмные, глаза карие. О Кьюненене известно, что он занимается мужской проституцией и обслуживает богатых клиентов. Разыскиваемый образован, хорошо одет и имеет высокую культуру речи. Кьюненен вооружен и очень опасен».
В ближайшие десять дней на всем протяжении Оушен-драйв гуляющих будет неотступно преследовать лицо Эндрю — с экрана множества телевизоров, установленных в бесчисленных уличных барах и кафе. Следы крови на ступенях крыльца особняка долго не смывали, а само крыльцо превратилось в подобие алтаря Версаче. Репортажи об Эндрю и Версаче на английском и испанском языках будут накатывать на Южный пляж с той же неумолимой регулярностью, что и океанические приливы. «Новостное кафе», куда Версаче ходил за журналами во время последней в его жизни утренней прогулки, было теперь оккупировано иностранными тележурналистами.
Семья
Вскрытие произвели в день убийства ближе к вечеру. По закону штата Флорида тело любого погибшего в результате насильственной смерти должно храниться в морге не менее 48 часов. Поскольку процедура аутопсии во Флориде предусматривает обязательную проверку на ВИЧ-инфекцию, неизбежно всплывала на поверхность столь тщательно скрываемая семьей убитого тайна, что Джанни Версаче был инфицирован. Но близкие Версаче не желали ждать 48 часов; они хотели как можно быстрее кремировать тело и вывезти прах на родину. Более того, они и с полицией общаться не желали до отъезда. «Они хотели, чтобы в обход формальностей тело им отдали сразу же, — рассказывает главный помощник генпрокурора штата Майкл Бэнд. — Обратились с этим ко мне. Я им жестко сказал: „Абсолютно исключено!“»
Аутопсию производила доктор Эмма Лю, миниатюрная китайская красавица: конский хвостик, губки бантиком, брови пагодами. В кабинете у нее на видном месте была выставлена диадема из папье-маше с какого-то конкурса с надписью «Королева сцены». Доктор Лю также впервые в своей карьере произвела вскрытие трупа горлицы с крыльца Версаче, так называемую пекопсию, сделав вывод, что «птичку убило срикошетировавшим осколком пули».
Вскрытие Версаче далось проще. «Несовместимые с жизнью повреждения головного мозга в результате двух пулевых ранений выстрелами с близкого расстояния», — гласило заключение. «Мы знали, что дело очень резонансное, — говорит доктор Лю, — и делали всё с максимальной тщательностью и строго по инструкциям». В организме Версаче, рассказывает она, были обнаружены следы рецептурных лекарств. Но «никаких опасных для жизни естественных патологий у него на тот момент не было».
Утром в среду тело Версаче было выдано семье из морга при похоронном доме Riverside Gordon на севере Майами. Этот неприметный морг при малоизвестном и тихом еврейском кладбище был выбран для проведения вскрытия во избежание шумихи, но это не помогло: папарацци к выдаче тела слетелись и туда.
Санто и Донателла Версаче прибыли в Майами накануне вечером частным самолетом в сопровождении телохранителя и держались стоически и отрешенно. После гибели брата они делали всё возможное, чтобы в прямом и переносном смысле дистанцироваться от Эндрю Кьюненена и расследования дела об убийстве Джанни. И сама семья, и ее публичные представители и адвокаты, съехавшиеся на виллу