А за сеньории и фьефы с родовыми дворянами все больше и больше боролись должностные дворяне и буржуа, прежде всего чиновные буржуа. Разорение сельского дворянства продолжалось, хотя конъюнктура в царствование Генриха IV была благоприятной. Земельная рента, арендная плата, сеньориальная рента, шампар, пожалованная десятина росли. Для поместья Ревиль-сюр-Бреш в области Бове, площадью 95 га, арендная плата поднялась с 1586 к 1611 г. с 27 мюидов зерна до 31 мюида, из которых две трети выплачивались «хлебом» (bled), а треть овсом, и на этом уровне она сохранилась до 1622 г. В поместье Ла-Тур арендная плата поднялась с 12 мюидов «хлеба» в 1599 г. до 16 мюидов в 1608 г. и до 17 в 1628 г. Это были не изолированные случаи. Арендная плата в денежном выражении возрастала так же. Сеньория Катенуа была сдана в аренду в 1603 г. за 1300 ливров, в 1610 г. за 1400, а в 1642 г. за 2100 ливров. Похоже, в большей части Франции это было повсеместным явлением.
Но дворяне от этой благоприятной конъюнктуры часто не получали выгод. Выгоды получали чиновники. Дворяне в области Бове были разорены религиозными войнами, особенно войной 1589–1595 гг. — войной второй Лиги. Тогда они набирали партизанские отряды, устраивали засады, осаждали замки. Они перебили друг друга. Их ряды поредели. Они были разорены. Разорены непоправимо, потому что, хотя гражданские войны и кончились, дворянский образ жизни остался. Поведение, достойное дворянина, — не считать денег, делать щедрые дары, устраивать охоты, пиршества, служить в королевской армии и брать ссуды, никогда не возвращая их полностью, жить на широкую ногу. Гуфье де Кревкер в 1593 г. держал у себя в доме, «по обыкновению», 57 человек, в том числе 40 слуг. Доходов не хватало. Поэтому дворяне были вынуждены влезать в долги. Выплатить их они не могли. И тогда они продавали свои земли, свои сеньории, свои фьефы. Их же кредиторы и покупали все это. А этими кредиторами были местные королевские чиновники. Мэтр Тристан, президент королевского податного округа и бальи города, бальяжа и графства-пэрства Бове, оставил в 1547 г. ренты на капитал более 50 тыс. ливров. Почти 74 % этих рент выплачивалось дворянами области. Среди должников чиновника были носители самых громких имен среди местных дворян — Гуфье, граф д’Отёй, Рувруа де Сен-Симоны и пр. Они выплачивали проценты нерегулярно. И Тристан выкупал их земли. У семьи Гуфье — фьефы и сеньории Жювинье и Вердерель, у разных дворян — имения в восемнадцати других приходах, у Пьера Ле Бастье, оруженосца, сеньора де Гуанкура, — в 1627 г. фьеф «малой шателении» и недворянские земли на 8000 ливров.
Тристан включился в движение, начавшееся уже давно. 16 июля 1599 г. «почтенный муж Пьер де Маленгеан, буржуа из Бове», купил землю и сеньорию Труссюр у дворянина Луи де Бертокура де Менбевиля за 3422 экю, две тысячи из которых шли на погашение долгов продавца. В 1602 г. земли и сеньории Ронкеролль и Нуантель перешли от семейства д’Юмьеров в руки Франсуа Олье, нотариуса и королевского секретаря.
Нет никакого сомнения, что всему виной был дворянский образ жизни. Действительно, в начале XVIII в. Тристаны стали дворянами. Один из них, Никола, сеньор Эза, Жювинье, Вердереля и других мест, оставил мантию ради шпаги. Он стал лейтенантом в полку де Курвиля. И в свою очередь 7 сентября 1762 г. долги заставили его продать фамильный домен. Оруженосец Пьер Ле Бастье, сеньор де Гуанкур, в начале XVII в. всего лишь мелкий нуждающийся дворянчик, происходил от бовезийских купцов, в XV в. богачей. Еще один род, разоренный дворянским образом жизни[280].
Но, по мнению дворян, всему виною был король. Король, который не защищает их от чиновников. Король, который недостаточно платит им за службу в армии. Король, который не обеспечивает их должностями, позволяющими обогащаться, который не дает им достаточно пенсий. Король, чудовище неблагодарности по отношению к своей знати!
Чувства дворян разделяли многие бедняки. Прежде всего, хоть сегодня нам трудно в это поверить, — потому что многие, даже большинство крестьян, дорожили социальной структурой, к которой они привыкли. Они восставали против того или иного злоупотребления, но не против самой системы, которая казалась им нормальным, естественным порядком. К революционерам относились плохо, а в ту эпоху революционерами были король и Королевский совет, вводящие новшества, замахивающиеся на обычаи, привилегии, вольности, традиционные «свободы». Далее — потому что чиновники, отбирающие у задолжавших дворян их сеньории и фьефы, отбирали и у задолжавших крестьян их цензивы и фьефы, а ведь было много мелких фьефов: два арпана пахотной земли (к югу от Парижа, 84 ара), несколько турских ливров мостового сбора (пеажа) и т. д., и такие фьефы были у многих крестьян. При тогдашнем состоянии техники один-два неурожая вынуждали крестьян занимать, чтобы произвести сев, просить отсрочку для выплаты сеньориальных сборов, а потом занимать еще раз, чтобы выплатить недоимки по ренте и королевские налоги. Долги накапливались, и крестьянам гоже приходилось продавать свою собственность кредитору — чиновнику. Общие интересы объединяли против королевского фиска и против королевского чиновника как «ростовщика» и сельских дворян, и крестьян. Но королевский фиск очень тяготил и городских ремесленников. Многие дворяне и многие бедняки, многие обездоленные, многие принцы и гранды, может быть — Равальяк и д’Эпернон, может быть — многие «потенциальные Равальяки» могли очень сходно думать об этом короле, который, по их мнению, позволил чиновникам давить их и давит их сам — об этом Генрихе IV, об этом тиране.
Глава IIIРоль иезуитов в распространении представлений о тиране
Убить тирана-узурпатора имеет право кто угодно. Восстать против тирана по действиям имеют право те, кто обладает официальной властью. Генрих IV — тиран-узурпатор. Каждый имеет право и даже обязан убить Генриха IV. В распространении этого силлогизма, который привел к двадцати покушениям на короля и в конечном счете стал причиной его смерти, как главных подстрекателей обвинили иезуитов. Как обстояло дело в действительности?
Прежде всего отметим, что за акт, почитавшийся образцовым тираноубийством, вдохновленным Богом, за убийство Генриха III Жаком Клеманом, иезуиты, похоже, не несут никакой ответственности. Этот монах был доминиканцем, и в убийстве были замешаны только доминиканцы. «Добрые католики» трактовали это убийство следующим образом. Бог позволяет тиранам царствовать в наказание народам. Некоторое время Он терпит тирана. Наконец, в ответ на мольбы народов, Он губит, разоряет, изгоняет тирана. Еврейский народ под игом тирании воззвал к Богу, который подвигнул Моисея, Аода, Юдифь. В свою очередь французский народ воззвал к Богу против Генриха Валуа, у которого «все деяния и поступки… никогда не преследовали иной цели, кроме уничтожения христианской, католической, апостолической и римской церкви, гибели всех добрых и верных христиан… содействовавшего во всем, в чем мог, безбожию и ереси… разорявшего католиков бесконечными налогами, отягощениями, сборами, должностями и прочими бесконечными табелями… дабы поддерживать и оплачивать еретика и способствовать ему в занятии как церковных должностей, так и светских, дававшего прекраснейшие должности и чины толпе мошенников и негодяев, подбирая их из людей, угодных еретику, дабы продавали Бога и родину…». Генрих III обладал всеми чертами тирана, еретика, врага Бога, глухого к укорам, навязывающего свою волю насилием, которое творят иностранные наемники, рейтары, убивающего сограждан — исподтишка, как г-на де Жуайеза, и открыто, как герцога и кардинала Гизов.
И тогда Бог подвигнул освободителя, якобинца Жака Клемана, рожденного в Сорбонне, близ Санса, имеющего возраст от двадцати двух до двадцати шести лет. Жак, ревностно исполняя свой обет, хотел стать тем, кто покончит с тираном. Он не переставая молился Богу, он слышал глас Божий, который ободрял его и подтверждал, что не кто иной, как он, умертвит тирана, что Он предаст тирана в его руки.
Для большей уверенности Жак Клеман пожелал посоветоваться с отцом из ордена святого Доминика, которого особо почитал. Он заявил, что к нему пришел некий кающийся, чтобы узнать, позволительно ли убить Генриха III. Монах ответил: «Заверьте его от имени Бога, что, если он осуществит сие не затем, чтобы отомстить за свои личные и частные обиды, но единственно из ревности к чести Бога и своему обету, ревности, каковую он имеет и носит в себе, ради блага и ради общественного и всеобщего спокойствия своей родины, то ему никоим образом не следует опасаться, что поступит против совести, а напротив, он обретет великую заслугу, и нет никаких сомнений, что если вслед за тем он умрет, то будет спасен, и Бог будет очень рад…»
Жак Клеман еще колебался. Но, узнав о разграблении церкви в Этампе, при котором освященные облатки попирали ногами, он отбросил колебания и решился очистить землю от нового Ахава, нового фараона.
Он отправился в Париж. Притворившись, что ему поручено передать королю письма и важный секрет, он получил пропуск от графа де Бриенна, которого Лига держала в заключении. В Сен-Клу он обратился к генеральному прокурору Ла Гелю, который, ничего не заподозрив, приютил его и на следующий день ввел в покои короля. Жак Клеман преклонил колени у стоп суверена и отдал ему письма. Генрих III спросил, что у него за секрет. Монах пожелал остаться с ним наедине. Генрих велел всем удалиться. Тогда монах передал ему бумагу, сказав, что, когда король прочет ее, он сообщит свой секрет. Пока король читал, монах поразил его в низ живота ножом, который прятал в широком рукаве. На крик короля прибежали стражники и закололи убийцу ударами алебард. Это произошло 1 августа 1589 г. Король умер на следующий день.
«Добрые католики», «добрые и верные христиане» ссылались на учение святого Фомы, чтобы оправдать монаха, прославляли Жака Клемана как посланника небес ради освобождения католического народа, как орудие Бога, как мученика, как святого. Иезуиты в этих событиях участия не принимали. Всем заправляли «отцы-проповедники», стражи веры