– Минут 15–20.
Прис[яжный] пов[еренный] Герке: Когда вы вошли в квартиру с полицией, то эта женщина сказала вам, что есть опасные вещи. Она не объясняла вам, в чем опасность?
Сергеев: Нет, ничего. Говорит только: не ходите, у нас есть опасные вещи.
– Вы ломали дверь топором, когда пришла полиция?
– Старший дворник ломал.
Свид[етель] Рейнгольд (состоящий в прикомандировании к 1-му участку Александро-Невской части): В доме № 5 по Тележной улице я был два раза.
В первый раз в половине первого часа ночи по приглашению товарища прокурора Судебной палаты Добржинского. Как только мы пришли к дому, сейчас же взошли на лестницу. При нас был старший дворник. Я приказал ему позвонить. Он позвонил. Долго не было ответа. Наконец вторично позвонил. Тоже нет ответа, так что звонили несколько раз, но ответа все не было. Наконец внутри квартиры послышались шаги какого-то человека, который приблизился к двери и спросил: «Кто там?» Я ответил: «Полиция и прокурор». «Что же вам нужно?» – был вопрос. Я ответил: «Отворите, иначе я прикажу дверь сломать», – и сию же минуту дворнику было приказано рубить дверь. Как только раздался первый стук топора, послышался внутри квартиры выстрел, за ним другой, с некоторыми промежутками всего было сделано шесть выстрелов. После шестого выстрела все утихло. В это время из боковой двери показалась женщина, которая довольно громко сказала: «Сдаемся, подайте помощь». Затем, захлопнув дверь, она опять скрылась, и после этого отворилась парадная дверь на лестницу. Тогда я приказал взять эту женщину. Двое городовых взяли ее за руки и держали. В это время я вошел в квартиру. Как только я начал входить, она закричала: «Не входите в комнату направо: там взрывчатые вещества». Когда я вошел в комнату направо, то увидал, что там лежит человек в крови и около него револьвер. Следующая за этой комната налево была гостиная. Я вошел туда и увидел направо на окне две жестянки, но с чем они были – этого я тогда не знал. Затем приступлено было к осмотру.
Товарищ прокурора: Найденные вами жестянки были такой же формы, как и те, которые находятся здесь в числе вещественных доказательств? (Свидетелю были предъявлены жестянки).
Рейнгольд: Да, такая же. Одна из них была завязана в простой платок, а другая была просто в газетной бумаге.
– Затем вы оставались в этой квартире до утра 3 марта?
– Да, до половины седьмого, когда был окончен осмотр.
– При вас пришел человек, который был потом задержан?
– Да, при мне. Мне доложили, что какой-то человек спрашивает 12-й нумер квартиры и что он задержан. Я вышел и действительно увидел молодого человека, который стоял в передней. Я спросил, что ему нужно. Он сказал, что пришел к кучеру, но к какому – этого не объяснил, а говорил только, что ему нужно в 12-й нумер. В это время, кажется, старший дворник сказал, что 12-й нумер не занят. Тогда я спросил, кто он такой. Он стал называть себя то крестьянином Степановым, то крестьянином Ивановым, то просто мещанином. Заметив, что его показание неправильно, я приказал его обыскать. Когда он был введен из передней в первую комнату для обыска и с него сняли шубу, он быстро опустил правую руку в карман и выстрелами из револьвера нанес городовому Денисову рану, а помощнику пристава Слуцкому контузию.
– Кого вы признаете из подсудимых?
– Признаю второго, это тот, который стрелял (указывает на подсудимого Михайлова), и третью, как хозяйку квартиры (указывает на подсудимую Гельфман).
Присяжный поверенный Герке: Вы не заметили, каким голосом были произнесены слова «кто там?» – спрашивал ли это мужчина или женщина?
Рейнгольд: Это был положительно мужской голос.
– Когда вы вошли в квартиру, то женщина сказала вам: не входите в комнату направо, там взрывчатые вещества?
– Да, когда ее задержали и взяли за руки, она сказала: не входите направо.
– Револьвер лежал около трупа мужчины или под ним?
– Нет, около него.
– Когда вы стояли перед дверьми квартиры, до того времени, как вас впустили в квартиру, выстрелы раздавались в ней с значительными промежутками?
– Промежутки были не одинаковые, в две-три и одну секунду.
– Но, кроме этих выстрелов, все было тихо и вы не слышали разговоров?
– Ничего не было слышно, никакого движения не было.
Желябов: Я желал бы спросить свидетеля, был ли он в форменном платье или нет?
Рейнгольд: Был в форменном пальто.
Товарищ прокурора: Так что не могло быть сомнения, что вы чин местной полиции?
Рейнгольд: Нет, не могло быть сомнения.
– Все чины полиции были в форменном платье?
– Нет, некоторые были в статском. Помощник пристава Слуцкий был в форменном платье.
Гельфман: На дознании мне задавали вопросы, указавшие на существование предположения, что я застрелила Саблина.
Первоприсутствующий: Такого обвинения против вас не предъявлено.
Гельфман: Но я все-таки считаю нужным объяснить это.
Товарищ прокурора: Не удовлетворится ли подсудимая Гельфман категорическим заявлением, что на ней вовсе не тяготеет подозрения в том, что она убила Саблина?
Гельфман: Я желаю объяснить обстоятельства убийства. Когда мы переехали на квартиру, мы условились, что в случае обыска должно дать несколько выстрелов с целью, чтобы произвести шум, то есть чтобы об этом знало побольше людей, чтобы это распространилось и чтобы те лица, которые ходили к нам в квартиру, могли узнать об этом. Я действительно признаю, что Саблин сделал несколько выстрелов с целью, чтобы произвести шум. Что касается до того, как он застрелился, то в это время я была в своей комнате, а также и тогда, когда услышала звонок и слышала, как Саблин спросил: «Кто там?» Потом Саблин подошел к моей комнате и сказал, что пришла полиция. Пока я одевалась, я услышала выстрелы. Когда я вышла из комнаты и услышала на лестнице голоса «Стреляйте», то я, зная, что банки стояли не в средней комнате, а в той, где лежал окровавленный Саблин, опасаясь, чтобы пули не попали в банки, ибо тогда мог бы взорваться целый дом и, конечно, было бы очень много жертв, поэтому я взяла банки из первой комнаты и перенесла их в среднюю. Затем, увидя, что Саблин лежит окровавленный, я открыла дверь и сказала: «Прошу позвать доктора», но больше ничего не произнесла. Я объясняю, что ни я, ни Саблин не желали друг друга убить. Я объясняю это для того, чтобы не дать пищи людям без всякого основания клеветать на человека, бросать на него тень, что для него ничего не значит лишить жизни человека, тем более своего товарища.
Первоприсутствующий: Ведь против вас никакого обвинения по этому предмету не предъявлено.
Товарищ прокурора: Так как обстоятельства обыска в доме № 5 по Тележной улице и вооруженного сопротивления, оказанного 3 марта Михайловым, допрошенными свидетелями вполне выяснены, то не признает ли защита Михайлова и Гельфман возможным сократить эту часть судебного следствия и по соглашению со мной отказаться от допроса других свидетелей, которые ничего не могут показать нового?
Хартулари: Защита Михайлова вполне присоединяется к этому заявлению и находит допрос остальных свидетелей излишним.
Терке: Я тоже ничего не имею против этого.
Первоприсутствующий (после совещания): Особое присутствие признает необходимым продолжать судебное следствие по этим двум частям дела на основании тех же соображений, которыми оно руководствовалось во вчерашнем заседании, при постановлении о допросе свидетелей. Пригласить свидетеля Норманда.
Свидетель Норманд (околоточный надзиратель):
2 марта, по распоряжению прикомандированного к 1-му участку Александро-Невской части г-на Рейнгольда, я в числе прочих лиц отправился в Тележную улицу. Я не знал, для чего это нужно, я только догадывался, что, вероятно, надо задержать политического преступника. Когда мы прибыли к квартире, то г-н Рейнгольд позвонил. Ответа на это некоторое время не последовало. Минуты через две или три мужской голос спросил: «Кто там?» Я отвечал, что полиция. Некоторое время спустя он опять повторил тот же вопрос. В ответ на это было сделано предупреждение, что если не отворят двери, то она будет сломана, но и после этого дверь не отворялась. Тогда последовало распоряжение топором сломать дверь. Дворник принес топор, ударил несколько раз по двери. Затем последовал выстрел. Дворник испугался и бросил топор. Я поднял его и продолжал рубить дверь, ударил несколько раз, но она не подавалась. Тогда Рейнгольд, находя, что нас мало, сделал распоряжение позвать солдат. Но в это время повыше площадки, на которой мы находились, послышался женский голос: «Мы сдаемся», а через некоторое время женщина отворила дверь изнутри и говорит: «Помогите, дайте помощь». Когда мы вошли, то прежде всего она предупредила и говорит: «Не ходите в комнату направо, там опасно!» Прежде всего, что бросилось мне в глаза, – это мужчина, который плавал в крови.
Свидетель Зезюкин (околоточный надзиратель):
3 марта, в 6 часов утра, я был командирован г-ном Рейнгольдом в дом № 5 по Тележной улице, чтобы оставаться там дежурить и задерживать тех, кто будет туда приходить. Около 10 часов пришел ко мне младший дворник и сказал, что внизу ходит какой-то господин и ищет кучера Петрова. Тогда было приказано, чтобы дворник передал его городовому, стоящему на лестнице. Затем этого человека привели в квартиру, где он и просидел с полчаса. Г-н Рейнгольд спросил его, кто он такой, какого звания, но он называл себя то крестьянином, то мещанином. На вопрос, чем занимается, он сказал, что прежде служил на заводах, а теперь без места. Намереваясь отправить его в полицию, его стали обыскивать. Когда с него сняли пальто, он моментально опустил руку в правый карман, вынул револьвер и стал стрелять во все стороны. Сделал шесть выстрелов и ранил помощника пристава и городового.
Первоприсутствующий: