ложить, что и Михайлов в числе прочих сведений, им в революционной партии добытых, приобрел и усвоил себе сведения о том, как следует изменять свой голос, в особенности при том условии, что ему пришлось сказать извозчику лишь несколько слов. На основании приведенных мной данных, я считаю удостоверенным тождество Михайлова с лицом, посещавшим лавку Кобозева. Затем, Перовская также бывала у Ельникова вместе с Желябовым. Они сошлись 26 февраля, придя к Ельникову вместе с Рысаковым, и ушли несколько раньше Рысакова. Отсюда вывод весьма простой и категорический… Участники злодеяния 1 марта обнаружены; их можно перечислить по одному, можно указать на каждого в отдельности без всякой ошибки. Это: во-первых – Рысаков, во-вторых – умерший Ельников, в-третьх – Желябов, в-четвертых – Перовская, в-пятых – Кибальчич, который был арестован 17 марта и который сознался, что он «техник», упоминавшийся Рысаковым, в-шестых – застрелившийся Саблин, в-седьмых – Геся Гельфман, в-восьмых – Тимофей Михайлов, в-девятых и десятых – называвшиеся Кобозевыми, мужем и женой, и, пожалуй, прибавим сюда, если верить показанию Рысакова, необнаруженного человека, виденного Рысаковым в конспиративной квартире под именем Михаила Ивановича. Из этих одиннадцати лиц двое умерли, трое пока не разысканы и шесть находятся здесь, перед вами налицо. Подсудимый Желябов вчера по поводу свидетельских показаний говорил, между прочим, что вам на этой скамье придется еще видеть других лиц. Надежда подсудимого Желябова, что на этой скамье будут прочие его соучастники, – надежда основательная и справедливая. Желябов в данном случае не ошибается.
Я старался, милостивые государи, доказать данными судебного следствия, что все подсудимые, без исключения, фактами, относящимися до каждого из них в отдельности и всех вместе, изобличаются в более или менее прямом соучастии в злодеянии 1 марта. В настоящее время мне предстоит перейти к установлению того, что если мы имеем перед собой в лице шести подсудимых соучастников преступления, то это соучастники не простые, связанные между собой обыкновенным уголовным соучастием и стечением виновности, но люди, более крепкой связью соединенные в одно целое, называемое ими социально-революционной партией. Мне, следовательно, необходимо доказать, что злодеяние 1 марта совершено не только несколькими лицами, на него сговорившимися, но совершено целой группой лиц, из среды которой эти лица вышли и в интересах которой они действовали. Другими словами, в настоящее время мне предстоит перейти от обвинения каждого из подсудимых в отдельности как человека, как лица частного, лица физического к обвинению их как лиц, входящих в состав партии, к обвинению этой самой партии. Судебной практикой, да и здравым смыслом, установляется ряд общих признаков, на основании наличности которых в известных фактах можно судить об отношении этих фактов и лиц, фактов, создавших, к известному соединению, преследующему политическую цель, то есть судить о принадлежности тех или других лиц к революционному движению. Такими признаками я считаю, во-первых, печатные произведения и рукописи, свидетельствующие о таковой принадлежности; во-вторых, предметные и иные указания революционной деятельности обвиняемых; в-третьих, революционное их прошлое и, в-четвертых, собственные объяснения обвиняемых об их отношении к этому преступному соединению. Сообразно этим четырем признакам я и разделяю настоящее свое изложение.
Ряд печатных произведений и рукописей, на которых лежит несомненная, неизгладимая печать социально-революционного движения, как о своем источнике, оказывается у каждого из подсудимых. Останавливаясь на подсудимом Рысакове и на вещах, найденных у него по обыску, произведенному в его квартире у Ермолиной, я указываю на нумера «Народной воли», на найденную у него – очевидно, произведение весьма недавнее – программу рабочих членов партии «Народная воля» и объяснительную к ней записку. У него же найдены: рукопись, написанная его рукой, по всей вероятности списанная с чего-нибудь, под заглавием: «Задачи боевой рабочей организации», представляющая как бы введение к объяснительной записке программы, и рукописное стихотворение без заглавия, содержание которого представляет собой фантастический и удивительный по дикости рассказ о бое с царем. У умершего Ельникова, в квартире Артамоновой, найдена была та же самая программа рабочих членов партии, которая оказалась у Рысакова. Затем у подсудимых Желябова и Перовской, живших вместе на квартире их по 1-й Роте Измайловского полка, найдено множество печатных изданий «Земли и воли» и «Народной воли», оказались и прокламации, между прочим, от Исполнительного комитета по поводу взрыва в Зимнем дворце 5 февраля 1880 года. Кроме того, найдена гектографированная «Программа действий Великорусской партии социалистов-федералистов» с объяснительной запиской. Я обращаю внимание на то, что, в противоположность другим изданиям, эта программа не печатная, а гектографированная, вероятно, потому, что в публике было бы неудобно распространять ее, так как по самому содержанию своему она оттолкнула бы публику от движения. У подсудимой Перовской, при ней самой, найдена была печатная программа «Исполнительного комитета» – это руководство партии, программа, которая должна быть в кармане каждого члена общества, в которой написано, чего держаться, как поступать, без которой он не может ступить ни шага и от которой отступить не может. У Перовской же найдено дополнение к этой программе: два экземпляра печатной программы рабочих членов партии «Народная воля», 17 экземпляров приложения к № 2 «Рабочей газеты», начавшей издаваться недавно, в конце 1880 года; затем рукопись весьма замечательного содержания: «Подготовительная работа партии» и, наконец, 18 экземпляров воззвания по поводу события 1 марта от имени «Исполнительного комитета» и 14 экземпляров от рабочих членов партии «Народная воля». У Саблина и подсудимой Гельфман в квартире по Тележной улице найдена масса революционных изданий и брошюр, а также прокламация по поводу злодеяния 1 марта от «Исполнительного комитета». Таковы печатные произведения и рукописи, которые указывают на принадлежность подсудимых к партии.
Перехожу ко второй группе – к предметным и иным указаниям на революционную деятельность обвиняемых. Сюда относится оружие, находимое при подсудимых, подложные печати как материалы для изготовления подложных паспортов, обнаруженные при обыске записки, более или менее компрометирующего содержания. Одна из них писана на клочке бумаги и найдена в квартире по Тележной улице; в ней говорится о деятельности партии в настоящем и будущем и между прочим о подсудимой Гельфман. Я приведу вкратце содержание записки. Она начинается словами «Наши еще не на месте», говорит об организации провинциальной, о необходимости действовать насильственно, заключает требование присылки револьверов и кинжалов, – я имею полное право перевести таким образом эти сокращения: «3 рев. и 2 к.» – и оканчивается просьбой доставить фальшивые паспорта, фальшивые печати – словом, весь социально-революционный багаж. В этой записке говорится и специально о подсудимой Гельфман, а именно следующее: «Нужна еврейка на неинтеллигентную роль, попросить Гесю, если она откажется, то пусть А.М. (очевидно, женщина) приезжает сама, поручив ей, Гесе, ведение всех дел в Питере». За оружием и записками следуют подложные имена и паспорта.
Я не стану, впрочем, перечислять все имена, которые носили обвиняемые. В прошлой их деятельности эти имена так и сыплются, и нужно много внимания для того, чтобы установить преемство этих имен у одних и тех же лиц. Очевидно, при перемене места жительства, при перемене сферы деятельности менялись и имена. Вы знаете, что имена меняют люди, которым нужно прятаться и которые вследствие этого боятся своего собственного имени. Далее, необходимо остановиться на признаке, может быть, мелком, но не чуждом интереса и значения. Он заключается в том, что квартиры, которые занимают члены партии, имеют характеристическую особенность места. Все они помещены на углу или в очень глухих местах.
Напомнив лишь вам, что почти у всех подсудимых имеется революционное прошлое, я перехожу к указаниям на собственное признание подсудимых в их принадлежности к партии. Они спешат признать ее, спешат заявить, что они члены партии, действовавшие в ее интересах. Такое признание мы слышали от всех подсудимых, даже от Гельфман и Михайлова. Вы помните, как заявлялось это признание. На вопросы первоприсутствующего о занятиях Перовская и Гельфман отвечали весьма своеобразно: «Занимаюсь революционными делами», а первый ответ Желябова на вопрос о занятиях был торжественное и велеречивое «Служу делу народного освобождения». Затем следуют другие, более определенные признания: агенты Исполнительного комитета, агенты с большей или меньшей степенью доверия, агенты третьестепенные – так и слышится со скамьи подсудимых, и т. д. Как бы то ни было, лица, в настоящее время ее занимающие, спешат навстречу обвинению, спешат провозгласить, что они члены партии. Таким образом, принадлежность их к тайному сообществу, именующему себя «Русской социально-революционной партией», не подлежат никакому сомнению. Об этом сообществе я скажу несколько позднее, а теперь мне нужно указать на показания подсудимых и заняться их исследованием потому, во-первых, что в этих показаниях заключается полное, безусловное доказательство их виновности, доказательство, которого, если бы оно существовало и одно, было бы достаточно для их изобличения и осуждения, – впрочем, доказательство, хотя и связанное с другими данными обвинения, но от которого эти данные заимствуют лишь немного света, так что не будь этих показаний, обвинение было бы так же очень сильно, а эти объяснения, в особенности показание Рысакова, делают его еще сильнее. Затем, во-вторых, эти показания важны для нас в связи с другими как новые указания, которые дают полное, шаг за шагом, раскрытие заговора во всех его подробностях и, что особенно важно, точно распределяют участие каждого из подсудимых. Я не стану излагать показания в отдельности, а постараюсь на основании их содержания представить связно картину преступления так, как оно было совершено, и только в известных местах буду дополнять картину другими данными. Прежде, впрочем, чем говорить об этих разоблачениях, я должен предпослать им общий обзор и сказать о силе их достоверности. Такой прием необходим, потому что нужно иметь известный критериум для того, чтобы в этих показаниях отличить ложь от правды, и этот критериум с точки зрения обвинения я позволю себе предпослать. Вам известно, что вообще показания подсудимых признаются достоверными настолько, насколько они вообще представляются искренними и данными лицами, способными давать искренние показания, и настолько, насколько они подтверждаются обстоятельствами дела, помимо их обнаруженными. Это общее условие достоверности показания подсудимых. Но есть еще специальные условия, относящиеся специально до политических дел, до дел о преступлениях государственных, и на этих специальных условиях я должен остановить ваше внимание. Специфический, особенный характер настоящего преступления и других дел о государственных преступлениях указывает на то, что показ