В комнате было полутемно и прохладно. Сол Мердок лежал на кровати в васильковом халате, накинутом, по-видимому, поверх рубашки и брюк. Он был в обуви, глаза остались слегка приоткрытыми, словно он наблюдал за вошедшими из-под ресниц. Но его лицо и руки были холодными и окоченевшими на ощупь. Точно мертв, подумал Тоби, причем как минимум с ночи. У кровати на тумбочке он увидел бокал, пустой пузырек из-под таблеток и открытую книгу, один из абзацев в которой был подчеркнут тонкой черной ручкой. Тоби прочитал подчеркнутые слова и бесстрастно посмотрел в лицо мертвецу.
Милсон блуждал по комнате.
– Куда ведет эта дверь, сэр? – обратился он к Квентину.
– В ванную.
Милсон с платком в руке надавил на дверную ручку.
– Заперто, – сообщил он Тоби.
Не глядя на напарника, Тоби коротко кивнул. Он понимал, что поступает несправедливо, постоянно осаживая Милсона. В этом была его недоработка, но Тоби ничего не мог с собой поделать. Милсон – компетентный полицейский, в этом нет никаких сомнений. Но какой же навязчивый и услужливый! И такой самодовольный. Тоби с тревогой сознавал, что и Милсон невысокого мнения о нем. До открытого пренебрежения дело не доходило – разве что до осуждения, а порой и насмешки. Но Тоби был убежден, что Милсона ждет многообещающее будущее и производство в более высокий чин, нежели сержант полиции – самому Тоби этим чином, по-видимому, предстояло довольствоваться до тех пор, пока ему не вручат золотые часы и не выпихнут на заслуженный отдых.
Взгляд Тоби медленно блуждал по комнате. Скоро прибудут эксперты – осмотреть труп и снять отпечатки пальцев. Есть ли в комнате хоть что-нибудь, что указывало бы: нет, это вовсе не то, чем кажется? Все говорило в пользу суицида. И опыт сержанта это подтверждал. Изможденное лицо ранимого человека, глубокие морщины на лбу, темные круги под глазами, печально сжатые губы… все свидетельствовало о том, что жизнь затравила этого человека, а смерть стала желанным избавлением. И все-таки…
Этот сложенный лист бумаги сержант чуть было не просмотрел. Видимо, кто-то подсунул его под дверь. Тоби поспешно шагнул к нему и поднял под заинтересованным взглядом Квентина. Развернув лист, сержант быстро пробежал глазами второпях нацарапанные строки и задумчиво погладил подбородок. Значит… не все так просто. Пожалуй.
«Сол, надеюсь, ты понимаешь, что натворил сегодня. Сара понятия не имела о тебе и обо мне. Она была очень привязана к Алистеру и теперь страшно оскорблена и рассержена. Знаю, ты всегда считал, что я тебе не пара. Ты сам так сказал, когда мы виделись в последний раз. Ну, а я считала, что ты не пара мне, и сегодня ты это доказал. Ты испорченный и озлобленный человек. Ты никогда не понимал мои чувства и мотивы. Я была готова простить и забыть и вести себя цивилизованно, что бы ты ни сделал мне. Иначе я сюда не приехала бы. Но я понятия не имела, что ты поведешь себя так, как повел этим вечером, да еще в присутствии Барбары Бендикс.
Предупреждаю тебя, Сол: тебе лучше взять свои слова обратно. Завтра ты поговоришь с Сарой и объяснишь, что она не так поняла тебя. Она тебе поверит. Убедить ее легко, стоит ей только этого захотеть. Но меня она и слушать не станет. Объясняться с ней придется тебе.
Да, ты обязан сделать для меня хотя бы это. За все зло, которое ты причинил Саре и мне, я могла бы убить тебя. Ты все исправишь, или я найду способ отомстить тебе, даже если это будет последнее, что мне удастся. Я не шучу.
Тилли».
Тоби поднял голову и посмотрел на Квентина, переминающегося с ноги на ногу у двери, и Милсона, настороженно и с любопытством взирающего на шефа.
– Интрига нарастает, – объявил сержант и медленно расплылся в улыбке.
Глава 9. По скользкому склону
– Доброе утро, Сид! – Кейт улыбнулась и кивнула ему. – Итак, тот самый вечер – уже сегодня!
– Ха! – Сид, разбирающий почту в отделе корреспонденции, хмуро взглянул на начальницу. – Если все пройдет благополучно, а я не заработаю инфаркт, то здорово удивлюсь. Вверх-вниз, вверх-вниз – ношусь по этим гребаным лестницам с восьми утра. А хренов лифт все время занят. И вы, вижу, поднимались по лестнице. А внизу творится черт-те что. Видели? Украшений еще и в помине нет. Как обычно, опаздывают. Нипочем не успеют к вечеру. – Он покачал головой.
И как будто в доказательство его слов, две девушки из художественного отдела протащили мимо гигантскую фотографию известного поэта Типа О’Флэннагана. Красные и белые ленты, украшающие портрет, волочились по полу, постоянно попадая им под ноги, пока наконец одна из девушек не споткнулась и не выругалась.
Шатаясь, они свернули к выходу на пожарную лестницу.
– Они что, собрались нести эту махину по лестнице?! – воскликнула Кейт. – Эй! – окликнула она девушек. – Лулу, поезжайте на лифте!
– Не работает! – крикнула в ответ миниатюрная Лулу, тощая, как карандаш, обладательница голоса портового грузчика. – Застрял или еще что. Как всегда!
Сид бесстрастно взглянул на Кейт.
– Еще две дюжины осталось, – сообщил он. – А лифт застрял. Не верится, да?
– Вы бы лучше помогли им, Сид, – рассердилась Кейт.
Посмотрев на нее в упор, он подался вперед и прищурил серые глаза.
– Еще чего! Они меня отстранили. Вроде как я порчу их барахло. Похоже, наябедничали Малькольму Пулу. Ну я ему и сказал: мол, не нужен – и ладно, напрашиваться не стану. Не моя печаль. У меня и без того дел полно, вот что я сказал. Балбески малолетние. Пул был весь на нервах, выглядел так, что краше в гроб кладут. А я так считаю: не по зубам ему такая ответственность. Даже не остановился и меня не дослушал. Помчался с важными шишками на радио или еще куда. Уж мог бы хоть пять минут уделить. А я эту штуку и пальцем не тронул.
– Какую штуку?
Сид пожал внушительными плечами.
– Одна из фотографий оказалась поцарапанной или еще что. Я тут ни при чем. Вот они теперь и психуют, боятся, как бы еще чего не испортить. Чушь собачья. А не надо было хвататься за все сразу в последнюю минуту! Олухи.
Кейт поохала, улыбнулась и бочком отошла. Она и так опоздала, а работа есть работа, хоть с вечеринками, хоть без них. Совесть больно кольнула ее при мысли о рукописи Джека Спротта. Обязательно надо найти на нее время сегодня же. Он ведь наверняка вечером снова заведет о ней разговор. Да еще новая вещь Тилли Лайтли. Квентин вчера спрашивал о ней. И календарь Джека Спротта. И куча писем, и… Она ускорила шаг, словно лишние две минуты что-то решали.
– Привет, Мэри. Что нового? Я задержалась.
Секретарь редакции холодно взглянула на нее поверх очков и сверилась с блокнотом.
– Вас ждет некий мистер Найниш. Говорит, по поводу рукописи. Он в приемной. Звонил Малькольм Пул. Звонила Иви. Звонила ваша мать. Звонил мистер Хейл. Он был недоволен. Весь художественный отдел в сборе, готовятся к вечеру. Они не желают вешать растяжку, которую заказал отдел рекламы: Дэвид говорит, она не сочетается со шторами, и хочет объясниться с вами по этому поводу. И еще звонила ваша дочь. Как она сказала, напомнить вам про зеленое трико к завтрашнему утру. Это все.
– Все?! – Кейт рухнула на стул для посетителей. – А на часах всего-то десять минут десятого!
– Ну что ж… – Мэри спокойно принялась вскрывать почту. – Приятно сознавать, что ты нужна всем.
– Нужна? Да меня словно обложили со всех сторон! – Кейт встала. – Схожу-ка сначала к Квентину. Где он?
– Кажется, у себя в кабинете. Он велел подняться сразу же. По лестнице.
– Почему?.. Ах да. Ясно.
– А что насчет мистера Найниша?
– Кого?.. А-а. Да я понятия о нем не имею. Он, наверное, пытается пристроить рукопись. Поручите кому-нибудь из ассистентов заняться им, Мэри, – попросила Кейт и рысью кинулась к пожарной лестнице. Денек предстоял тот еще.
Поднимаясь по лестнице, Кейт в тошнотворном приливе тревоги вдруг поняла, по какому поводу Квентин звонил ей ни свет ни заря. Он, конечно, желал выяснить, знала ли она, что Джек пьет, а Сол и Тилли – заклятые враги и вдобавок оба неврастеники. Знала ли она с самого начала, что план Малькольма обернется катастрофой. И ей придется сказать, что знала. Не могла же она нагло соврать, глядя Квентину в глаза! Как ее угораздило согласиться с Иви и хранить молчание? Она повела себя безобразно.
К тому моменту, как она свернула за угол и направилась к столу Эми Файбс, лицо Кейт уже пылало. Эми вопросительно уставилась на нее. Понимая, что раскраснелась, Кейт мысленно выругалась. Она терпеть не могла, когда о ней думали дурно, это было ее уязвимое место. Другие люди – во всяком случае, мужчины – как-то проще относились к своим ошибкам или промахам, а Кейт так не могла. Как малое дитя.
– У Квентина люди, Кейт, – бесцеремонно заявила Эми. – Попросить его позвонить вам?
– Квентин уже звонил мне и просил подняться к нему.
Эми слегка приподняла брови:
– Да? Странно. Мне он ничего не говорил.
Как обычно, Эми выглядела спокойной и неприступной, но сегодня в ее поведении Кейт уловила какую-то взвинченность. В чем дело? Поймав себя на злорадном любопытстве, она заметила, как дрожит рука Эми, потянувшаяся к кнопке селектора. Броня дала трещину. Удивительно! Может, поссорилась с мистером Хейлом?
Дверь кабинета резко открылась, заставив Эми вздрогнуть, и в приемную выглянул Квентин. Вид у него был усталый и напряженный.
– Кейт! Заходите, – позвал он, и его губы раздвинулись в жутковатом подобии улыбки. – А, Эми… будьте добры нам кофе. Два черных, один с молоком… а вам, Кейт?
– Черный, пожалуйста.
– И еще один черный. Спасибо. – Он придержал дверь, впуская Кейт в святая святых.
На пороге Кейт обернулась. Эми Файбс стояла возле компьютера, прямая как палка. Ее безупречный макияж не скрывал ни бледности лица, ни страха в глазах.
Кабинет Квентина был светлым, просторным и, с точки зрения ностальгирующей Кейт, безликим. Чуть ли не первым делом после приезда Хейл избавился от большей части старинной мебели. Великолепный викторианский стиль заменил минимализм. Вид на парк и широкие подоконники – вот и все, что напоминало о прежних временах. Заморгав в этом серо-белом безмолвии, где даже комнатные растения в горшках выглядели стерильно-чистыми, Кейт с удивлением увидела двух незнакомцев, сидящих в дальнем конце кабинета на кожаном диване.