1988 г. («Известия ЦК КПСС», 1989, N° 9. С. 49)
Как теперь с несомненностью установлено, дело так называемого «антисоветского право-троцкистского блока» было полностью сфальсифицировано, а сам процесс инспирирован И.В.Сталиным и его окружением («Известия ЦК КПСС», 1989, N° 5. С. 81).
Не установлено ни одного достоверного факта проведения бывшими участниками «зиновьевской» оппозиции после 1928 г. какого-либо организованного мероприятия, либо организованного выступления, которые бы свидетельствовали о наличии организации или о наличии скрытой подпольной деятельности (Р-ПП 166).
В действительности ни «блоков», ни так называемых «центров» не существовало… (РКЭБ-3 342).
Александр Яковлев, эксперт Горбачева, который руководил антикоммунистической кампанией из Политбюро, повторил ложь, что никакого блока не существовало.
Ягоду искусственно включили в состав не существовавшего «право-троцкистского» блока (РКЭБ-3 328).
Комиссия Горбачева и Яковлев писали все это спустя продолжительное время после публикации об открытиях Гетти и Бруэ в Гарвардском архиве Троцкого. Фактически мы знаем, что этот материал был известен исследователям Горбачева и Яковлеву. Статья Гетти 1986 г. была опубликована в престижном партийном журнале «Вопросы истории КПСС» в его майском номере 1991 г.
Разоблачения Гетти о том, что блок зиновьевцев, троцкистов и других действительно существовал, вызвал оцепенение в кругах советских историков партии. Публикация в 1991 г. на русском языке статьи Гетти сопровождается послесловием Бориса Старкова, который пишет от имени редакции партийного журнала.
Комментарий Старкова ясно демонстрирует, что открытия в Гарвардском архиве Троцкого были причиной серьезного беспокойства по поводу официальной точки зрения на сталинские годы в эпоху Горбачева. Старков сильно искажает то, что написал Гетти. Он ошибочно приписывает Гетти открытие, что блок троцкистов, зиновьевцев и других оппозиционеров действительно существовал. Он пытается подвергнуть это сомнению и доказать, что в любом случае он не представлял никакой угрозы Сталину. Примечание Старкова не содержит никаких доказательств в подтверждение его заявления. Более того, он совершенно игнорирует собственные открытия Гетти: что Троцкий на самом деле поддерживал тайную связь со своими приспешниками, такими как Радек, в точности, как Радек показал на Январском 1937 г. Московском процессе, и что Гарвардский архив Троцкого подвергался чистке. Комиссия Горбачева и Яковлев просто игнорируют весь этот пункт, заявляя, что такого блока не существовало.
Вот еще одно доказательство, что как отчет Шверника, так и советские реабилитационные отчеты фальсифицированы[55]. Гарвардский архив Троцкого предоставил Бруэ и Гетти несомненное доказательство, что «блок» действительно существовал, что Троцкий был в контакте с членами блока и своими собственными сторонниками в СССР, и что Троцкий последовательно лгал по всем этим вопросам как в «Бюллетене оппозиции», так и в Комиссии Дьюи. Ни один ученый не отрицает этого сегодня. Кирилина и Лено просто-напросто это игнорируют.
НКВД 1930-х гг. назвал сложно запутанный ряд оппозиционных заговоров «клубком». Если бы было признано существование любого из этих заговоров, то было бы трудно отрицать существование остальных, поскольку все подсудимые вовлекали других по цепочке, которая непосредственно или косвенно соединяла их всех. Признание того, что троцкистско-зиновьевский блок существовал на самом деле, представляло бы опасность «скользкого пути» для любого историка, который захотел бы опровергнуть достоверность других заговоров. В кои-то веки признано, что первый «мнимый» подпольный заговор оппозиции действительно существовал, а следовательно, что и хрущевские, и горбачевские официальные отчеты, реабилитации и официальные историки лгали. Отсюда логически следует, что другие заговоры, которые также отрицали эти же источники, тоже могли существовать.
Таким образом, существование подпольных организаций зиновьевцев, троцкистов и других оппозиционных группировок, таких как Сафарова-Тарханова и Стэна-Ломинадзе, а также существование формального (слово, которое использовал Седов в своем письме Троцкому) «зиновьевско-троцкистского блока» было твердо установлено задолго до того, как была написана книга Лено. Однако кажется, что Лено (неизвестно почему) не знает об этом факте, который является важнейшим для всякого понимания убийства Кирова и губительным для его довода, что всех обвиняемых «подставили».
Кажется, Лено не знает и о том, что их отрицание того, что зиновьевско-троцкистский блок существовал, доказывает, что «Отчет Шверника» 1963–1964 гг., «Реабилитационные» отчеты горбачевской эпохи и документ «Ответ Яковлеву», на которые он так основательно опирается в своей книге, не являются честными попытками раскрыть правду. Наоборот, Лено ручается за честность «Отчета Шверника»:
Хотя официальное обсуждение убийства Кирова в 1963–1964 гг. замолчали, проводившееся на тот момент расследование, кажется, было беспристрастным… не было нужды в медицинских заключениях (РКЭБ-2 639).
Мы пропустим то, что многие другие части «Отчета Шверника» также свидетельствуют о нечестности. Сама по себе эта неправда о блоке является явной и вопиющей ложью — бесчестной уловкой, о которой Лено либо не знает, либо которую намеренно умалчивает.
Лено воспроизводит тексты писем Зиновьева и Сафарова, в которых они решительно отрицают всякую оппозиционную деятельность (Л 326–327). Зиновьев заявляет, что он был полностью предан партии «с того момента, как я вернулся из Кустаная» (Л 326). (Это город в Казахстане, в который Зиновьева сослали на год.) Сафаров говорит, что он «честно и искренне порвал с контрреволюционным троцкизмом» (Л 327).
Благодаря архиву Троцкого мы знаем, что Зиновьев и Сафаров лгали. Зиновьев говорит, что он предан с момента возвращения из ссылки, что было где-то в 1933 г. Сафаров не указывает точного времени, когда произошел его «разрыв с контрреволюционным троцкизмом». Мы знаем, что Сафаров был восстановлен в партии в ноябре 1928 г. и служил на важном посту в Коминтерне до его ареста в декабре 1934 г. в связи с убийством Кирова. После возвращения из ссылки Зиновьева определили на должность в редколлегию «Большевика», ведущего партийного политического журнала. Они и другие оппозиционеры были не только восстановлены в партии, но им еще и дали привилегированные должности — что никогда не могло бы произойти без одобрения Сталина, и скорее всего, произошло по его инициативе. Это очень мягкое обращение с теми, кто решительно противостоял ему, но кто впоследствии поклялся в верности партии и ее курсу, показывает, что именно Сталин придерживался умеренных взглядов в партийном руководстве.
Зиновьев и Сафаров вовсе не это имели в виду в этих письмах: «Да, нас вовлекли в ведущие тайные контрреволюционные организации, в блок с Троцким и троцкистами (Зиновьев) или очень близко к такому блоку (Сафаров) — но не с 1932 г.!».
Если бы они отреклись с 1932 г., мы бы знали об этом. Прежде всего, было бы невозможно Хрущеву и остальным отрицать существование троцкистско-зиновьевского блока, так как им бы пришлось раскрыть его. Мы знаем, что этого не случилось благодаря Седову и Троцкому, которые не отмечают ничего подобного. Следовательно, они не отреклись в 1932 г. от своего членства в блоке с Троцким, как они были бы обязаны поступить, будучи членами партии. Более того, Зиновьев и Сафаров ни за что бы не получили важные посты в 1934 г., если бы они признались в 1932 г. в том, что они являются членами тайного антисоветского блока с Троцким.
Стало быть, Зиновьев и Сафаров лгали в этих письмах. Это — элементарный логический вывод из того, что мы знаем из важных открытий Гетти и Бруэ в архиве Троцкого; открытий, о которых Лено, кажется, совершенно не ведает.
Однако мы узнаем не только о том, что Зиновьев и Сафаров здесь лгали. К тому же мы узнаем, что те, кто называл их членами подпольного троцкистско-зиновьевского блока, говорили правду. Ряд обвиняемых в деле Кирова назвали Зиновьева и/ или Сафарова.
Рассмотрим следующий документ, пропущенный Лено. Это извещение прокуратуры, опубликованное 16 января 1935 г.:
При производстве расследования по делу Бакаева И.П., Гертика А.М., Куклина А.С. и других, привлеченных к ответственности в связи с раскрытием в городе Ленинграде подпольной контрреволюционной группы, подготовившей и осуществившей убийство т. С. М. Кирова, были получены данные в отношении подпольной контрреволюционной деятельности Зиновьева Г.Е., Евдокимова Г.Е., Каменева Л.Б. и Федорова Г.Ф., дела о которых первоначально были направлены на рассмотрение Особого совещания НКВД.
Ввиду этих данных и, в частности, показаний Бакаева И.П., разоблачающих участие Зиновьева Г.Е., Евдокимова Г.Е., Каменева Л.Б. и Федорова Г.Ф. в подпольном организационном «московском центре», и Сафарова Г.И., сообщившего следствию ряд фактов о подпольной контрреволюционной деятельности указанных выше лиц вплоть до последнего времени, дело по обвинению Зиновьева Г.Е., Евдокимова Г.Е., Каменева Л.Б. и Федорова Г.Ф. передано на рассмотрение Военной коллегии Верхсуда Союза ССР (РПП 156).
Лено пытается оправдать примечание о Сафарове:
Есть веские доказательства того, что Сафаров, который называл Зиновьева «грязной подстилкой» в 1930 г., информировал о последнем в качестве доказательства своей преданности партии (Л 334).
Лено не приводит ничего из этих «веских доказательств». Это заставляет нас подозревать, что это замечание — блеф, что Лено на самом деле не имеет таких доказательств, «веских» или каких-то там еще. Однако бесспорно Сафаров пытался «доказать свою преданность партии», то есть заявлял, что он предан. Вопрос не в его мотивах. Вопрос, скорее, в том, говорил ли он правду в записке от 16 декабря 1934 г., которую цитирует Лено (Л 327), или он говорил правду в признании, на которое ссылается в записке. Письмо Седова доказывает, что Сафаров действительно говорил правду в заявлениях, на которые ссылаются в прокурорской записке от 16 января 1935 г. Сафаров рассматривает вступление его и тархановской группы в троцкистско-зиновьевский блок в 1932 г., так что он знал о его существовании.